В центре этого непредвиденного треугольника лежал разваленный на две половинки «дипломат», и белые листы выхлестывались из него через край — освобожденный тоскующий голос истекал из черного ящика: «Кто заплачет обо мне, когда меня не станет?»
Современные голоса звучали приглушенно, как обычно говорят в присутствии покойника:
— Это он! Я узнаю его слова.
— Протоколы они умели вести, ничего не скажешь.
— Тут листы из двух дел. Я искал по аналогии.
— Значит, он все-таки достал эту бутылку, — задумчиво проговорил Куницын.
Маргарита Александровна удивилась было:
— Он же говорит, что бутылки у него нет. Ах да!
— Разумеется: кому он это говорит?! Пусть он знает, что приговорен, они припирают его к стене очными ставками, но важно тянуть следствие, сбить его со следа, а вести и в тюрьму доходят: декабрь сорок четвертого, Германия обложена со всех сторон, выиграешь месяц-другой — выиграешь жизнь.
— И вот нам понадобилось двадцать пять лет, чтобы узнать про бутылку, которую он достал.
Почему они говорят «он»? И кто этот он: сам Игорь Пашков или нечто отделившееся от него — его голос, прорвавшийся сквозь немоту лет?
Замок камеры клацает, как затвор винтовки. Захлопывается глазок. Снова он один на один со своим искусителем.
Л и с т д е л а с о р о к с е д ь м о й
В о п р о с. Вы Поль Дешан?
О т в е т. Именно Поль Дешан, а не иначе.
В о п р о с. Вам нечего опасаться. С вами обращались жестоко и несправедливо, отныне этого не будет. Ваш прежний следователь отстранен от работы. Вы, наверное, знаете, наши доблестные войска ведут героические бои на два фронта. Вы наш третий фронт, но мы и тут не дадим вам прорваться. Поверьте мне, я искренне хочу облегчить вашу участь. Я знаю, вы работаете не на англичан, как ошибочно полагал предыдущий следователь, я знаю, на кого вы работаете.
О т в е т. Это ошибка. Я работаю только на себя.
В о п р о с. Вы работаете на русских, но в данном случае это не имеет значения.
О т в е т. Русские наступают, я не прочь бы работать на них, но, увы, я на них не работаю.
В о п р о с. Повторяю, это не столь существенно. Ситуация и без того достаточно напряжена, сейчас очень важно быть дальновидным, проявить мобильность. Советую и вам действовать так же. В этой связи возникает вопрос: не заинтересуется ли ваше командование некоторыми материалами о нашей работе, которые мы могли бы предоставить в ваше распоряжение?
О т в е т. Уверяю вас, герр следователь, вы ошибаетесь. Понимаю ваше благородное желание спасти свою шкуру, но ничем не могу помочь…
— Следующий лист, очевидно, изъят или утерян, — продолжал тем же монотонным голосом Иван Данилович. — Но я тут одного не понимаю: как гестаповский следователь мог протоколировать слова о собственном предательстве?
— Так это же игра, разве не ясно? — отвечал Куницын. — Ему закидывают удочку в расчете, что он проглотит наживу.
— Прямолинейность его всегда подводила, — заметила Рита.
— Так война же. На войне мы обязаны быть прямолинейными.
— Смотря где, — печально возразил Куницын. — Он же не с автоматом воюет. Прямолинейность пули не годится для разведчика. Игорь велик в каждом слове своем, ибо и цель у него великая.
— Прорваться в будущее, так вы хотите сказать, Евгений?
— Смерть для стенограммы? — сказал Куницын, пробуя слова на слух. — Вряд ли он думал об этом. Он думал о долге, исполнял лишь долг. Исполнил его до конца. А этого уже вполне достаточно для бессмертия.
— Они все были герои, — с болью отчаяния сказала Маргарита Александровна. — Погиб героической смертью — во время исполнения действия эти слова казались высокопарными до банальности, а теперь их истинный смысл очищается от самого ядра.
— Рита! — Куницын вскочил со стула. — Золотые слова! Вы как синхрофазотрон — умеете расщеплять мысль. Согласны со мной, Иван Данилович?
— Я нынче хожу в статистах, — ответствовал тот, наслаждаясь ролью страдальца.
— Вы главный нынче человек, хоть и пытались скрыться, — Рита также вскочила с дивана, перемещаясь к столу.
Они заговорили возбужденно, мешая друг другу, пытаясь за громкостью тона скрыть истинное состояние души.
— На столе пир горой, а гостей не кличут.
— В самом деле, горло пересохло… Сейчас я сделаю новой шипучки.
Но едва дошло до дела, Маргарита Александровна пригубила и с недоумением уставилась на рюмку:
— Из той ли бутылки мы пьем? Какая там вода?
— Кого вы спрашиваете, Маргарита? — поинтересовался Куницын. — Пространство?
— Я не спрашиваю того, кто знает истину.
Мужчины переглянулись. Куницын сделал приглашающий жест Сухареву:
— Что скажет наука? Две пинты оранжада, не так ли?
— История довольно общеизвестная, — отвечал Иван Данилович, запуская руку в сундуки памяти. — Там была тяжелая вода, для меня это несомненно.
— Тяжелая? — удивилась Маргарита. — Выходит, это связано с атомной бомбой?
— Скорее с ее историей, — поправил Иван Данилович. — Если вы не возражаете, я могу вкратце…
— С удовольствием послушаем, — предложил Куницын.
Маргарита Александровна промолчала, выразив абсолютное внимание всей своей позой.
— Принято считать, — начал Сухарев, — что немецкие ученые всячески саботировали работы по проекту атомной бомбы. Оттого, дескать, Гитлер и не поспел с нею. Это верно, но это еще не все. Разведки стран антигитлеровской коалиции знали о том, что ведутся работы над созданием нового оружия огромной разрушительной силы… Короче говоря, в бутылке из-под оранжада была тяжелая вода, используемая в качестве замедлителя ядер урана при цепной реакции. Игорь достал тяжелую воду, видимо, в Норвегии, где она и производилась. За тяжелую воду шла битва, не менее великая, но зачастую незримая. Немцы построили завод по производству тяжелой воды в одном из самых глухих уголков Норвегии — в Веморке. А сам завод назывался «Норск Гидро». Немцы рассчитывали: уж в такой-то глухомани никто не найдет. Но английская разведка дозналась о заводе с помощью норвежских патриотов, я же говорю: на земном шаре нынче спрятаться негде. Англичане послали диверсионную группу и смогли без потерь устроить взрыв завода, уничтожив при этом 3600 галлонов тяжелой воды. Завод был основательно выведен из строя. Это случилось 27 февраля 1943 года. А спустя полгода Игорь был арестован. Гестаповцы, видимо, предполагали, что он работает на англичан, они хотели бы видеть в нем одного из организаторов взрыва в Веморке, которых им не удалось поймать. Тем временем немцы восстановили «Норск Гидро», он заработал опять. Охрана была усилена, диверсантам теперь не прорваться. Тогда английская авиация обрушивает на «Норск Гидро» бомбовый удар. Результаты более чем скромные, но немцы теперь понимают, что они разоблачены, и пытаются спасти остатки тяжелой воды. 20 февраля 1944 года из гавани озера Тинто вышел самоходный паром «Гидро», держа курс на Гамбург. Рейс строго секретный. Но немцы не ведают одного: в трюме «Гидро» заложена мина. Паром взрывается и идет на дно морское. Так немецкая тяжелая вода растворилась в Северном море, и немцы уже не делали попыток наладить ее производство. По-моему, это и есть истинная причина того, что проект создания немецкой атомной бомбы был сорван.
Маргарита обратила взор на Куницына:
— Это так, Эжен?
— Не мне судить, — отвечал тот с застенчивой улыбкой. — Историки знают войну лучше, нежели те, кто делал ее. У каждого из нас был свой узкий участок, историк же охватывает сразу все своим глобальным оком.
— Имеются поправки, замечания, предложения? — самолюбиво спросил Сухарев.
— Представьте, Иван Данилович, все абсолютно точно. Могут быть лишь дополнения — про Игоря. Он получил приказ из нашего Центра найти тяжелую воду еще в конце сорок второго года…
— Простите, что встреваю в ваш сугубо профессиональный разговор, — заговорила Маргарита Александровна. — Насколько я знаю, тяжелая вода не пригодилась ни союзникам, ни нам.
— Возражений нет, дорогая всеведущая Маргарита, — с галантным поклоном отозвался Куницын. — Американские ученые, равно как и наши, использовали графитовые замедлители. Но на войне всегда приходится рассчитывать запасные варианты. И получить две пинты тяжелой воды было крайне важно хотя бы в качестве вещественного доказательства немецкой версии. Игорь провез ее через все кордоны аж из самой Норвегии, но на последнем этапе, как видите…
— Эжен, откуда вы все это знаете? — вопрошала Маргарита себе на беду. — Словно вы эту воду и взрывали своей недрогнувшей рукой.
— Хотел бы, да не получилось, — отшучивался Евгений Петрович, наполняя бокалы. — Пороха не хватило, снабженцы подвели.
