тянулась вверх розоватая бахрома, как длинные мохнатые реснички. Одни цветы были похожи на аппликации из разноцветных кусочков бархатной тонкой замши, другие будто были нарисованы прихотливой и быстрой рукой. Все они благоухали, ароматы их смешивались и достигали такой плотности, что у Студента начала кружиться голова. Когда тень его падала на цветы и поток лунного света на секунду прерывался, лепестки и листья вспыхивали судорожным свечением: казалось, сквозь это свечение видны другие лепестки и другие листья, которые, в свою очередь, тоже светились, а общая картина производила впечатление неверной игры цветовых пятен.
— Ах, что я увидела, Студент! — прозвенел голосок Флоры. — Быстрее же иди сюда, что ты там копошишься?!
Она стояла на коленях перед цветком, равного которому не было и в этой невиданной и необычной оранжерее. Описывать такой цветок Студент никогда не взялся бы — слишком он был неподготовлен. Он только отметил, как при свете луны отсвечивают лепестки, будто это и не цветок, а экран цветомузыкальной установки, источающей и свет, и запах, и зайчики тепла. Вот что это был за цветок!
— Это цветок примула, растет у меня уже триста лет и еще ни разу не цвел. А теперь видишь, что с ним сделалось: он расцвел! Он еще, как и все другие цветы, очень нестоек к воздуху, которым дышат люди. Я думаю, что еще лет через сто сумею закалить их так, чтобы они могли жить в такой атмосфере. Пока я не разрешаю входить сюда ни Ивану, ни Афанасию с его вонючей трубкой. Представь, что произойдет, если сюда войдет Афанасий и дохнет табачным дымом? Я ведь выращиваю их для людей, они когда-нибудь будут жить среди моих цветов и любоваться ими. Но это произойдет так нескоро, — добавила она печально. — Сейчас стали меньше понимать и любить цветы.
Флора запечалилась, взглянула на Студента снизу вверх с такой робостью, что ему захотелось отвернуться, будто он в чем-то перед ней виноват.
Флора вздохнула и посмотрела на свой долгожданный цветок. Туфельки она где-то обронила и сидела теперь на траве босая. Студент украдкой рассмотрел ее получше, насколько позволяла яркая луна. На одной обнаженной груди женщины вместо соска Студент увидел цветочек с выпуклой тычинкой посередине, которого он не замечал раньше.
Она вытерла ладошкой мокрые ресницы: вот ведь незадача, как же теперь быть с людьми, которые не умеют и не научились любить цветы? Нельзя даже быть уверенной в Студенте, молодом человеке восемнадцати годов. Полюбит ли он когда-нибудь цветы, поймет ли их?
Она поднялась и начала вновь ходить меж цветов, поглаживала лепестки, дула на них, трогала тонкими длинными пальцами стебли, зарывалась лицом в самое сердце своих любимцев.
— Я так редко привожу сюда людей, и все они не очень радуются встрече: молчат и думают о чем-то своем, рассеянны и невпопад отвечают мне, когда я их спрашиваю, какие цветы им больше всего нравятся и какие бы они хотели видеть у себя в саду.
Голосок ее задрожал.
Студент вдруг подумал, что это зыбкое видение среди призрачных неземных цветов сродни тополиной пушинке: даже легкое дуновение ветра может унести все это в небытие. Да что там ветер? Эта легкая, невидимая при обычных обстоятельствах, но живая и невесомая как мысль одновременно субстанция может перестать существовать в любую секунду просто так, от неосторожного слова. Казалось, будто это испарина от теплого человеческого дыхания на хрустальном бокале, — дышишь, она появляется снова и снова, но стоит отвернуть дыхание в сторону, как туман на хрустале исчезает. Студенту сжало горло от непонятного ощущения беззащитности, которое вызывала Флора и ее цветочный мир. Он положил руку ей на плечо и сказал:
— Не огорчайтесь. Не все такие чурбаны, как я или те люди, которых вы приводили сюда. Есть и такие, которые разбираются в цветах не хуже вашего. А научиться любить и понимать цветы еще никому не поздно, это я вам говорю.
Флора вытерла слезы и доверчиво положила свою ладошку на руку Студента.
— Мне интересно будет у вас узнать, — запнулся Студент, — кто вы такая и почему находитесь в таком месте?
Женщина улыбнулась — ну и манеры! — но сказала ему сразу и просто:
— Я давно здесь живу. Вернее, там, где встречаются люди. Потому что они сами меня и выдумали. Я женщина-цветок. Для сохранения и поддержания репутации мне приходится выращивать и выводить новые цветы, а это целое хозяйство. Но оно мне не в тягость, нет, нет! Мне помогают Иван и Афанасий: они делают самую тяжелую работу и охраняют меня. С той поры нам троим пришлось немало потрудиться: ведь нужно было подыскать хорошее удобное место, где могли бы круглый год расти и распускаться цветы, нужно было устроиться на этом месте, культивировать землю и вообще — сделать массу нужных вещей. — Она рассмеялась. — Ну уж Афанасий мог быть с тобой повежливее. Но вежливым ему быть трудно: когда-то он обживал эти места, и ему неприятно видеть, что иногда делается здесь сейчас. А вы начали динамитом баловаться, — сказала она с укоризной. — Где ж ему сдержаться?
Студент в душе поблагодарил луну за то, что она светит все-таки недостаточно ярко для того, чтобы можно было рассмотреть, как он покраснел.
Флора взглянула на него пристально и отвернулась.
Студент видел сбоку ее грудь с наивно торчащим соском-цветочком, сиротливым одиноким цветочком. Флора посматривала искоса на Студента, а тот думал, что уж Повариха на него так бы не смотрела.
Вздохнув, женщина погладила листок, взяла Студента под руку и повела дальше. Они вышли на краешек большой поляны, поросшей кустарником, и увидели сидящих на обрыве Ивана и Афанасия. Они курили и о чем-то негромко разговаривали.
— Я их часто вижу в этом месте, — тихо сказала Флора. — Сидят вот так, рядышком и часами смотрят вниз.
Студент видел за бровкой обрыва, на которой, свесив ноги, сидели двое мужиков, странное свечение, зарево, он обратил внимание на него, еще когда они с Афанасием подлетали к этому месту. Внизу было или множество городов, или один громадный — на всю землю — город. Шел оттуда гуд, покряхтывание, жужжание как бы огромного шмеля, запутавшегося в траве, или отдаленный вой готового разнестись вдребезги от немыслимой перегрузки электромотора.
— Понастроили, — бормотал Афанасий. — Развели двунадесять языков, а договориться между собой не могут. Чем это все кончится, бес их знает?
— Того и гляди, все рассыплется, — подтвердил Иван. — Раннее зажигание: вразнос пойдет.
— А если пойдет, то что с нашей хозяйкой будет?
Они оба задымили, размышляя о неизвестной Студенту перспективе.
Флора потянула Студента за рукав и повела за
