Флора растерянно покачала головой:
— Ну и шутки у тебя, Афанасий! — сказала она укоризненно. Рассмеялась грустно, собрала осколки в вазочку, стоящую у стола. — Всегда что-нибудь у меня валится из рук. А ты, Афанасий, не шути больше так.
Афанасий обиделся и ушел. Через минуту он вернулся и вкатил на тележке большую картину, на которой был изображен не кто иной, как Студент. Но он там не был таким молодым, как сейчас, а было ему лет тридцать, совсем дед. Изображен он был на берегу моря, в глубине какой-то бухты, за спиной у него плескались волны, стояла водяная пыль и даже клочьями летела пена, проникая вместе с запахом водорослей в пещеру. Студент стоял причесанный, в новом пиджаке и смотрел решительным и целеустремленным взглядом вдаль. В выражении своего лица Студент увидел много нового; это уже не было лицо сегодняшнего Студента. Были во взгляде и лице его двойника уверенность, некая сила, которая приходит к человеку вместе с опытом и знанием, приобретенным ценой собственных заблуждений, колебаний и ошибок.
Студент с изумлением посмотрел на себя: ему показалось, что тот, другой Студент, подпоясан под пиджаком ремешком Третьего, тем самым ремешком, которым Третий подпоясывал свои брюки.
Афанасий сделал вид, будто всматривается в двойника на картине, что-то ему подправил в туалете, погладил отвороты пиджака и вроде бы бережным движением смахнул с волос Студента мельчайшую водяную росу, отчего и тот и этот Студент одновременно поморщились. Он даже похлопал его с видимой фамильярностью по плечу: мол, вот казак, так казак! Студент хотел поставить Афанасия на место, чтоб не мешал смотреть, но Афанасий подхватил тележку и уволок ее с обижающей Студента небрежностью.
Но, когда Афанасий вернулся и сел в кресло, на экране запрыгали кадры слайдов, потом между слайдами замелькали фрагменты киносъемок, изображение то скакало, то становилось устойчивым. Экран внезапно увеличился, потом вообще исчез, и картина, которая представилась взгляду зрителей, как бы растворилась в полумраке второй половины пещеры.
Во всяком случае, в изображении не стало заметно никаких стыков, накладок и скачков — просто пещера поделилась на две половины, и на той, другой половине стало происходить некое действие: открывалась высокая дверь, входил один человек, выходил другой; в большом окне со стрельчатыми переплетами виднелся кусок морского рейда, на котором стояли на якорях парусники; виднелись части каменных строений, слышался стук топоров, звуки отдаленных голосов, шаги. В огромной комнате некоторые предметы то появлялись, то исчезали. Вот появилась фарфоровая ваза и пропал куда-то радиоприемник, стоящий на маленьком столике в углу. Рука с гусиным пером, что-то черкавшая на большом листе бумаги, которая принадлежала высокому человеку в простой форме морского офицера, склонившемуся над столом, увеличилась настолько, что стали заметны светлые волоски на коже руки, а чертеж на бумаге обозначился во всех деталях, вплоть до мелких брызг чернил и вуали помарок.
Высокий человек у стола быстро обернулся, громадными шагами пересек комнату и толчком раскрыл дверь.
— Что сидишь? Реверанса ждешь, приглашения? — крикнул он. — Заходи, тебя жду!
Крупным планом всплыла литая пуговица на отвороте камзола, заняла половину комнаты и исчезла.
Дверь закрылась, и в комнате оказался еще один человек в форме офицера, пониже ростом, с чисто выбритым лицом, которое окаймляли бакенбарды, длинные, почти до самого подбородка, они, впрочем, тут же укоротились наполовину. Лицо этого человека было молодым, в белых крепких зубах торчала потухшая трубка, движения его были неторопливыми и точными.
— Командир! — вскрикнул Студент, а Флора, откинувшись на спинку кресла, с любопытством посмотрела сначала на Командира, потом на Студента.
— Да, это он, — сказала она. — Должна вам сказать, что на вашем судне неправильно к нему относятся, дорогой Студент.
— А вот и я! — громко сказал Афанасий и указал дланью в окно комнаты.
Действительно, под окном прогуливался Казак из морских и, задрав голову, смотрел в самый объектив, а на его молодом лице сияла глуповатая улыбка. Крупным планом — эта улыбка, такая незнакомая Студенту, ибо он еще не видел Афанасия улыбающимся.
— Н-нда! — довольно крякнул Афанасий и погладил бороду. — Хорош был смолоду. Иван не наврал: я помещался именно в этом месте и ходил туда-сюда, ожидая Лейтенанта. Но я никогда не знал, о чем был разговор в этой комнате.
— Иди сюда! — Высокий вернулся к столу, оторвав недовольный взгляд от группы зрителей, сидящих в пещере. — Читай чертеж! — Высокий ткнул пальцем в лист бумаги, на котором только что черкал гусиным пером.
Командир подошел к столу и склонился над схемой, внимательно ее изучая. Высокий кинул руки за спину и начал метаться по комнате, грохоча каблуками сапог: пять шагов туда, пять шагов сюда. С его руки свалились на пол новейшие электронные часы. Высокий остановился и, вытаращив глаза, смотрел на блестящий предмет до тех пор, пока Иван не исправил оплошность и не убрал их начисто. Командир оторвался наконец от чертежа и сел в кресло. Высокий прыгнул к нему, навис над ним:
— Чего молчишь, а? Карта неправильная? Говори, ну!
Командир откинулся на спинку, вытянул ноги.
— Дело не в карте. Может статься, Земли Гомма просто не существует и все это выдумки пьяного немца. — Командир затянулся дымом. Он говорил спокойно, без усилия преодолеть неощутимое сопротивление собеседника, но с той силой, которая, независимо от сопротивления, убеждает.
— Существуют другие земли, и они могут быть отысканы.
— И я о том же! — вскричал высокий. — Этих земель предостаточно. Но ведь пока нужна именно Земля Гомма, понял ты теперь или нет? Ну, ну? Скажи, зачем нам нужен этот обледенелый кусок камня посреди океана? А он точно обледенелый, он голый и пустой. Я вот поживу немного и подохну, а ты пойдешь туда! — Высокий выбросил руку в сторону моря. — Ты пойдешь и постараешься дойти. Не хватит твоей жизни на это, приготовь смену, пойдет другой. Не успеет он — дойдет третий, четвертый. Я подохну хотя бы и завтра, но телегу эту остановить будет трудно, почти невозможно. А вы дойдете, чертей вам в глотку! Но ты понимаешь, зачем вы туда пойдете, а? Понимаешь?
— Да-да, — сказал Командир, — нам нужен этот остров для того, чтобы взбежать на марс при его появлении и сказать: «Смотрите, как широк простор и как можно найти в нем новое дело, новые земли. Смысл есть, он в том, что мы сюда шли. Вы запечалились в битве за хлеб насущный, вы стали серыми и скучными. Но вот перед вами еще одна дорога». Разве не так, Государь Император?
Высокий долгим взглядом смотрел в лицо Командира, затем медленно опустился в кресло рядом. Лицо его сразу
