она. — Мужественно покраснел, без всяких ужимок и отворачиваний.
Она откровенно рассмеялась, а Афанасий не знал, на кого смотреть: переводил взгляд то на Флору, то на Студента, крякал да поглаживал булат. Женщина еще раз пытливо всмотрелась в Студента, словно убеждаясь, что он краснел честно, без всякой липы, и сказали:
— Ну и истории с тобой случаются, уважаемый Студент. Мы продолжим наше знакомство, правда, Афанасий? Судно его вернется только утром, если вообще вернется: тут уж как повезет, поэтому приглашаю тебя в гости.
Афанасий подал ей телефон без шнура и розетки, который имел такой вид, будто его неделю назад изобрел Белл, а она сказала в трубку:
— Алло, Иван. У тебя все готово? Мы сейчас приедем.
Афанасий спрятал телефон во тьму.
— Транспортируй гостя, Афанасий. А я доберусь своим ходом.
Она поискала что-то на подлокотнике кресла, нажала кнопку с видом довольства, какое бывает на лицах у людей, впервые садящихся на мотоцикл: кресло взревело, зачихало, приподнялось над травой и рухнуло обратно.
— Ой! — испугалась Флора. — Ну и новая техника. У Ивана вечно что-нибудь не в порядке.
— Это зажигание, — определил Афанасий. — Свеча барахлит. А по мне так лучше пехом. Никогда не знаешь, как и где эта машинка поломается. Мне тебя прямо жаль отпускать каждый раз, когда ты собираешься лететь на этом гробу, мадам. Всего же лучше добрая коняшка.
— Вот ты и сделаешь, как предложил, — рассмеялась Флора.
Транспорт наконец завелся, повис над поляной, освещая туман посадочными фарами, потом поплыл, набирая скорость, и скрылся за деревьями. Все это было так необычно, что Студент стоял, разинув варежку, и забыл, что он находится уже наедине с Афанасием.
— Ну, чего ты? — услышал он сзади голос Афанасия и, обернувшись, увидел оседланную лошадь. Из-под папахи, косо насаженной на уши, торчал клок пегой гривы, завитой в кучерявый чуб, а на подпруге висела сабля.
— Туши костер, да поехали, — сказала лошадь.
Студент кивнул головой, решив ничему не удивляться, затушил костер, взгромоздился на коня, пнул его каблуками и сказал «н-ноо!».
— Я те дам «н-ноо!», — пригрозил конь-Афанасий. — Жокей нашелся! Не жми ногами, мне и так дышать нечем. Ты думаешь, это мне прямо счастье подвалило — возить таких прощелыг. У вас же у всех иммунитет, — бормотал он.
Конь напрягся, подскочил на несколько метров вверх, но мягко спланировал назад, видимо, тоже зажигание не ладилось.
— У меня, слава богу, зажигания нет! — забрюзжал он. — И посадочные огни мне не нужны.
Со второй попытки он все-таки взлетел, бормотнув про себя, что-де мешок с дерьмом и то легче, и понесся над вечерней местностью, разгоняя комариные стаи.
Пока они летели, Студент решил сжать зубы и не думать, будто с ним происходит что-то необычное. В самом деле, кто скажет, что лошади не летают? А Пегас? Другое дело, что в Пегаса превратился человек, но это уж как он хочет.
Недоверие его вызывало только появление в этом месте и при таких обстоятельствах Флоры. Нужно будет узнать, кто она такая и почему у нее есть уверенность, что она может появляться среди людей и производить на них свое впечатление. Бывает ли так? Студент знал, что бывает.
Поэтому он, сжав зубы, вошел вслед за Афанасием, в которого опять превратился конь, под низкие своды какой-то пещеры и не удивился ни капельки, когда попал в некий зал, стены которого мерцали при свете свеч. Еще на подлете он заметил, что пещера эта находится среди высоких гор, и с этого места можно было видеть, как светилось при свете луны море. Еще более далекие дали, превращаясь в серебристую дымку, сливались с ночной бархатной тьмой, лишенной покрова тумана. В этой тьме слышалось глухое гудение, мелькали огни, внизу, на глубине, казалось, сотни километров, сияло зарево не то огромных городов, не то промышленных центров, где бежали поезда, взлетали самолеты и мчались автомашины.
У камина возле одной из стен, переливающейся всеми цветами радуги, сидела за столиком Флора и наливала в чашечки дымящийся кофе или какой-то густой настой из трав, аромат его разносился по всей пещере.
— Милости прошу, — сказала Флора, — чай да сахар!
Студенту, который после ухи уже успел проголодаться, чай да сахар не показались выходом из положения, но отказываться не стал. Может, это так и нужно, кофе или настой в чашечках?
Он внимательно рассмотрел Флору, успевшую переобуться в мягкие меховые тапочки.
— Угощайся, не стесняйся, — предлагала Флора, — вот печенье, сама пекла, а это нектар. То, что ты пьешь, цветочный настой, по моему особому рецепту. Он прибавляет сил, да и говорливости, — подковырнула она Студента. — У меня есть еще вино из роз и настойка ромашки. Это все мы попробуем. У меня так редко бывают гости, что я уж и не помню, когда угощала вином в последний раз. Но оно крепкое. Однажды Иван с Афанасием утащили бутылочку из моего погребка, так я их насилу нашла — они успели спуститься вниз и начали бить стекла в больших бетонных домах. Я их отругала, а Иван оправдался: зачем ты нас не угощаешь почаще, мы бы так не охмелели. Что с ними, мужчинами, сделаешь?
Попили настой. Студенту он показался вкусным, хотя и пахло от него травой и цветочками, но бодрил он сильно.
— А сейчас мы кое-что посмотрим. Иван!
За стеной что-то упало, потом из амбразуры в стене ударил луч яркого света и сфокусировался на возникшем впереди экране. Раздались невнятное бормотанье и глухие ругательства, свет потух и опять что-то упало. Флора улыбнулась и покачала головой.
— Не торопись, Иван. Это же новая техника. Иван — человек увлекающийся всеми новинками, но не всегда умеет справиться, — объяснила она Студенту.
— А кто он, Иван, такой? — осмелился полюбопытствовать Студент.
— О! Он у нас завхоз. На нем весь гараж, снабжение и всякая другая бытовая часть.
Студент открыл рот, чтобы спросить ее о том, кто такая она сама, но в эту секунду опять вспыхнул в амбразуре свет.
На экране замельтешили какие-то тени, зажурчала музыка, свет то вспыхивал, то гас. Флора помотала кистью руки:
— Опять Иван что-то не то включил. Иван, — крикнула она, — поставь, что я тебя просила!
За стеной затрещало, потом кто-то сказал «Ой!», и снова послышались проклятия и бормотание.
— Ты чего скис? — обратилась она к Студенту. В эту минуту в пещеру вошел Афанасий и подергал саблю туда-сюда в ножнах.
— Ну, что: можно кончать? — спросил он Флору, поглядывая искоса на Студента.
Флора уронила чашечку, и та с печальным звоном рассыпалась на миллион кусочков, потому что была сделана из тончайшего стекла.
