Нуры и Володя проголодались, но бригадный стан, где строителей всегда ждала горячая пища, находился далеко, а им не хотелось терять дорогое время. Можно, конечно, было собрать хворост, разжечь костер и вскипятить чай, но на это тоже ушло бы немало времени. Поэтому, пока к месту работы еще не доставили обед, Володя и Нуры, пристроившись на склоне бархана, перекусили на скорую руку снедью, которую захватили с собой, глотнули чаю из термосов. По мнению Нуры, чай этот был не таким уж плохим, хотя и в сравнение не шел с чаем, заваренным из танка.
Теперь, когда они подзаправились, можно было неумного и передохнуть. Состояние сытости делало Нуры особенно словоохотливым. Посмотрев с усмешкой на Володю, он проговорил;
— Вовек не забыть мне одного зрелища, которое представилось нам с Бабалы-ага, когда мы прибыли в Рахмет…
Не чувствуя подвоха, Володя спросил:
— Что же вы такое увидели?
— Ха, потрясающую картину!.. Идет, покачиваясь, как камыш на ветру, один парень, из кармана у него торчит горлышко бутылки, и он по ней ласково похлопывает: вот, говорит, вам Гриша…
Володя насупился:
— Нуры, до каких пор ты будешь напоминать мне об этом?
— До самого судного дня!.. Да ты не обижайся Я вспоминаю о том Володе, чтобы сравнить его с нынешним. И ей-богу, это сравнение доставляет мне удовольствие.
— А я зол на себя, — Володя вздохнул. — Сам знаешь, недавно ведь снова сорвался.
— А вот об этом я и сам не хочу помнить, и тебе не советую. Ну, споткнулся, с кем не бывает.
Володя помотал головой:
— Нет, не случайно так вышло. Глубоко, видать, сидит во мне эта зараза. Будто дракон спящий, который вот-вот проснется и потребует: пить хочу, водку давай!
— Значит, это не ты пил — а твой дракон?
— Ага. Мне-то ведь на водку и глядеть противно…
— Нет, Володя-джан, не заснул твой дракон — ты просто сумел придушить его. Ведь вон сколько времени не пьешь.
— Держусь пока… Но, честно говоря, Нуры, стройка развращает…
— Врешь! Врешь! — Нуры побагровел от возмущения. — Стройка людей на нош ставит.
— А ты погляди, разве я один тянусь к бутылке? Деньги-то народ заколачивает тут немалые. Не хочешь — запьешь.
— И опять врешь! Я вон зарабатываю не меньше, если не больше других. А ведь не наливаюсь этим зельем до потери сознания. Хлопок гниет, если он еще раньше подмок. Уверен, те, кто на стройке пьет, и прежде пили. Признайся: за тобой, верно, и до стройки водился этот грешок, а?
Володя понурил голову:
— Угадал, Нуры. И были на то свои причины…
— Пьяницы — мастера всякими причинами свою слабость оправдывать. Настоящий джигит, что бы с ним ни случилось, не будет доводить себя до такого состояния, когда ноги дрожат, как листья в сильный ветер, а глаза мутные, словно небо во время пыльной бури. Настоящий джигит всегда крепко держится на ногах — они у него как железные колья, вбитые в землю. Я вот сейчас смотрю на тебя — душа радуется. А ты принялся про какого-то дракона заливать…
Нуры не удалось договорить — к ним подошел старший прораб, Хезрет Атаев.
— Прохлаждаетесь, братцы?
— У вас в пустыне только прохлаждаться, — сказал Володя.
— Докладываю, товарищ прораб, — сказал Нуры, — у нас антракт, перерыв, перекур.
— Будем считать, что право на отдых вы завоевали самоотверженным трудом. — Хезрет улыбнулся: — И я пришел к вам с приятной вестью…
— О! Володя, давай как следует прочистим наши уши!..
Нуры и Володя встали перед Атаевым, вытянувшись в струнку, и тот торжественно произнес:
— За победные показатели в социалистическом соревновании управление участка Рахмет постановило…
— Вай, прораб, погоди, — Нуры закашлялся, — у меня от волнения в горле пересохло…
— …постановило вручить вашей бригаде красное переходящее знамя.
— Ур-ра! — заорали Нуры и Володя.
— Тихо, я еще не кончил. А вы оба, как передовые скреперисты, премируетесь шерстяными платками для жен и деньгами… — Атаев помедлил, — каждый — небольшой суммой в пять тысяч рублей.
Нуры схватился рукой за сердце:
— Ты бы не сразу, прораб… Так можно и инфаркт получить. Надо было подготовить нас исподволь, постепенно. Ну, начать, к примеру, с посторонних вопросов: как, мол, живете, не нуждаетесь ли в чем, может, вам не хватает заработка на покупку новейшей марки автомашины…
Володя стоял явно сконфуженный. Дождавшись, пока Нуры закончит свой монолог, он смущенно сказал:
— Боюсь, я не заслужил премии… По совести, обе надо вручить Нуры.
— Э, нет, друг! Это я должен отдать свою премию тебе. Ведь твоя работа впервые так отмечена — пусть же этот день надолго останется у тебя в памяти.
Атаев усмехнулся:
— Я гляжу, вы деньгами сыты по горло. Ладно, передам эти премии другим, кто победнее.
Нуры, включаясь в игру, согласно кивнул:
— Справедливо. — И повернулся к Володе — Дай-ка, друг, ключ от своего скрепера.
— Зачем это?
— Давай, давай. — Нуры взял у Володи ключ, достал из кармана свой и протянул оба Атаеву: — Вот так, дорогой товарищ прораб. Отдай эти ключи тем, кому ты намерен вручить премии.
— Ключи-то при чем?
— Данные премии и данные ключи — близкие родственники. Им будет скучно друг без друга
— А что ты, Володя, думаешь по этому поводу? — спросил Атаев.
— Нуры мне говорил: если товарищ у тебя слепой, так и ты зажмурься. Как он, так и я.
— Ясно. Ах, разбойники!..
Атаев, расхохотавшись, сгреб в охапку Нуры и попытался повалить его на песок, но тот вывернулся.
Завязалась борьба. Нуры, крепко обхватив обеими руками прораба, крутанул его и, словно сброшенный халат, уложил на склон бархана. Не отпуская Атаева, он склонился над ним и грозно спросил:
— Так кому ты собираешься отдать премии?
— Тому, кто имеет на них полное право. Тебе и Володе!
— То-то же. — Нуры помог прорабу подняться. — Уж прости, что одолел тебя.
— Вай, не мог уважить начальство.
— В честной борьбе побеждает сильнейший. Какая у кого должность, не имеет значения. Так что не обижайся.
— А тебе, по-моему, не страшны ни обиды, ни наветы. Ты у нас сверкающий алмаз, к которому не пристает никакая пыль.
— Володя, слышишь, как он меня превозносит? Не иначе, набивается на той — по случаю премии.
— Чтобы ты не заподозрил меня в других недостойных намерениях, я пошел. До свиданья, братцы!
Когда Атаев удалился уже на порядочное расстояние, Нуры, словно спохватившись, крикнул ему:
— Прораб!.. Погоди! Может, чаю с нами выльешь?
Атаев обернулся, смеясь:
— Ты поторопился со своим приглашением! Надо было обождать, пока я скроюсь вон за тем барханом! Там бы я тебя уже не услышал. Спасибо, дружище. До новых приятных встреч!
Когда Атаев исчез за дальним барханом, Нуры обнял Володю за плечи, и они вместе сели на песок.
— Почаще бы прораб приходил с такими вестями! — Нуры широко улыбнулся. — Но ты-то, братец, хорош! Ишь, решил сделать широкий жест — отказаться от премии! Нет, братец, что твое — то твое. Заслужил — получай. А геройское благородство ты можешь проявить, не истратив ни копейки на водку.
— Я… я постараюсь.
— Ты вот что, братец: положи-ка деньги на сберкнижку. Будь уверен, они от времени не портятся. Пригодятся к свадебному тою. А вот как тебе с платком поступить?
— Платок… Платок я подарю тебе! Уж ты найдешь, кому его отдать.
— Мне одного хватит. А ты свой подари кому-нибудь другому. Вернее, другой. Знаю, знаю, жены у тебя нет. Но, может, имеется кандидат на эту почетную должность, а? Да ты не хмурься. Не поверю, чтобы у такого джигита не было дамы сердца?! Ну, не на стройке — тут ты себе другую подружку нашел, злодейку с наклейкой…
— Нуры!
— Не буду, не буду. А дома не ждет тебя суженая?
На лицо Володи набежало облачко, он горько вздохнул:
— Никто меня не ждет. Никому я не нужен…
Опустив голову, он задумался…
Он никому еще не рассказывал, как жил до стройки. А ведь именно тогда, еще на родине, свернул он на окольную кривую тропку…
Володя родился и вырос в селе Грехове, километрах в десяти от Воронежа. Родители его были простые колхозники, а он после десятилетки стал работать в правлении колхоза счетоводом.
И полюбил свою односельчанку, Галю.
Это была самая красивая девушка не только в селе — в мире! По ее стройной спине струились две толстые русые косы. В синих глазах отражалось все, что было у нее на душе. А походка была такая легкая, будто земля пружинила под ее ногами, и Галя не шла — а летела…
Володя и Галя часто встречались, гуляли по лесу, весело, как дети, гонялись друг за другом…
Однако взгляд синих Галиных глаз был не только открытый, но и требовательный. Она не могла и не хотела мириться с тем, что приходилось ей не по душе.
Молодые парни в селе, частично от скуки, а больше всего из молодечества, из желания казаться взрослыми, на вечеринках «заправлялись» порой стаканом-другим водки или самогона. Не обошла эта мода и Володю — не хотелось ему отставать от других.
