специальность заполучить, а для этого у меня, да и не у меня одного, были все возможности… Отцам и матерям нашим не пришлось учиться, да и пожить во благе тоже не пришлось… И вот все, что им не довелось — все нам с лихвой было предоставлено: мы, мол, может, для того и бедовали, чтобы детишкам нашим сладко жилось!.. Потом армия… Отслужил. Домой вернулся. Но поверишь, как на побывку! Тогда мне весь мир моим кровным казался, доступным и легким. Два месяца гулял, куражился… Гостевал, в общем… А думаешь, в колхозе дел не было? Невпроворот!.. Только иди и работай! Это-то и было «свое время», когда нужно накрепко оседать в селе, а я себя городом тешил: там и посветлее, и покультурней, и рабочий день в семь часов, и… манная с неба сыпется… Родители тоже подпевали: мы, мол, всю жизнь в колхозе да в навозе, — пусть же хоть дитятко свет увидит, он же у нас дипломированный, современный… Навострил я, значит, лыжи в город, а меня Басов позвал: помоги колхозу!.. Я вроде бы аж усовестился, но цену себе ни на грамм не убавил: диплом на стол и прошусь бригадиром тракторной… А он меня в помощники механика определил, а там, мол, посмотрим… Пошел я со страшной неохотой, и неладно у нас вышло… Басову давай план и проценты, а меня зло берет, словно я не хозяин на борозде-то, а батрак… На трактор-то я сам сел, хоть помощник механика мог бы и покомандовать лишь… Но людей-то не хватает!.. Ладно!.. В посевную все допахали, досеяли, остался лишь Сухой Лог, там гектаров десять всего… А вам, верно, известно, что этот самый Лог у нас никогда не запахивали, пустовал он и просыхал лишь к июню, а какой дурак его назвал Сухим — не ведаю… Ну, Басов поехал туда, поворожил что-то над землицей, он же ох как землю любит и знает!.. И приказал: «Запахать!» Я не согласный!.. Толкую, мол, технику угробим, кобелю под хвост восемьдесят лошадиных сил-то!.. В общем, не стал я тогда пахать, ушел с работы. Через недельку собрался и в город отчалил. Басов не держал. Парторг было попробовал… Вот такие пироги, так-то я драпанул отсюда…
Сергей замолчал. Задернув шторки на окнах, я включил свет и спросил:
— А что с Логом-то вышло?
— Представь себе, — грустно улыбнулся Сергей, — операция «Сухой Лог» прошла успешно. И знаешь, кто ее проводил? Сам Басов, драгоценнейший Андрей Платоныч!.. Кстати, Вить, — Сергей поглядел на молчавшего Виктора, — что Басов? По-прежнему у него с этой… — Теперь он посмотрел на меня, малость замялся: — С этой Лавровой-Артамоновой шуры-муры?..
— Не знаю! — отрезал Виктор.
Сергей не поверил:
— Надо ж!.. Ох, и зачтется ж ей!.. При живом-то муже такими вещами не занимаются порядочные женщины! Каково Артамонову? Что-то я его не видел за эти два дня?
— И не увидишь. — Спокойно ответил я. — Нет больше Артамонова!
— Как?!
— Очень просто. Дней пять назад исчез Евгений-то тайком ото всех. Оставил лишь записку на семейном столе: «Прошу меня не искать. Не все пруды пересохли. Артамонов».
— Ну дела-а-а… — оторопел Сергей. — Неуж утопился?!
Я рассмеялся:
— Давай лучше по единой протянем, а?
— А ну ее! — отмахнулся он. — Искали его?
— Ну, как знаешь! — Я налил себе стопку и выпил. — За благополучный конец Артамонова! Аминь!.. Где ж его искать-то прикажешь, товарищ Шерлок Холмс? Участковый, вон, тоже сперва оперативную бучу поднял, но все оказалось гораздо проще: дали телеграмму его родителям в Волгоградскую область. Ответ не пришел. Тогда сделали поумнее: послали телеграмму на райотдел милиции. Ответили: «Жив. Здоров. Пребывает дома. Если представляет собой материальную ценность — свяжем и привезем!..»
— Да брось ты! — засмеялся Сергей. И вздохнул: — Овдовела, стало быть, Ленка…
— Как сказать…
— Ты чего это? — вдруг обратился он к Виктору, который стал насвистывать знакомый мотив известной песенки, тем самым давая понять, что разговор о Басове и Артамонове его решительно не касается.
— Вот что, «отходничек»! — Виктор оборвал свист свой. — Проблему твоего ухода из Лебяжьего ты решил нам лихо… Теперь давай потолкуем, решим то есть, иную проблему — прихода в Лебяжье! А?
— К тебе в бригаду? — отшутился было Сергей.
— Там посмотрим!.. Только… я же все вижу! Ну чего, чего ты мечешься? Мехзавод, мастер, квартира… А сам!
Сергей как-то вдруг сник, повертел в пальцах пустую рюмку, потом со злостью двинул ее по столу. Не глядя ни на меня, ни на Виктора, проговорил:
— Дело сделано, время пролетело, а теперь… А впрочем, не знаю я!.. Может, еще и вернусь сюда. Плюну на все и вернусь! И никуда от меня Симка не денется, а?
— От тебя — денется?! — засмеялся Виктор. И уже серьезно: — А работы для тебя любой навалом! Мы тебя…
— Мы тебе колхозный дом постро-оим! — протянул я.
Виктор встал:
— Ну мне пора!
— Сам сперва прирасти к земельке-то! — Сергей хлопнул меня ладонью по плечу и поднялся тоже: — Ну, пошел я, а то встревожатся мои кровные… Мы еще свидимся за месяц-то!..
И была ночь. И был дождь. И хлопали ставни.
За три дня мы покончили с камнем и попрощались с карьером. Ребята радовались: «Теперь гульнем до армии и… «мы солдаты, вы — наши солдатки!..» Мне тоже нужно было решать: кем быть дальше? На предложение редактора идти в районку литсотрудником я решительно отказался: молот и камень, сердце и люди, дни и ночи моего Лебяжьего — вот моя журналистика!.. Бригадирствовать в строительной тоже не собирался: какой из меня бригадир-строитель?
…В день получки ребята пришли ко мне «вспрыснуть» заработок, «обмыть мировую» (совсем некстати припомнили «урок физкультуры»), выпить за дружбу и… Короче говоря, причин у них было много, ровно столько же, сколько купленных в магазине поллитровок.
Я предоставил им стол и право хозяйничать за ним, но сам пить отказался, да и им предложил едва ли выгодные для них условия: по сто граммов на брата, остальное — хоть в помойку, хоть черту на похмелку, и чтобы без выкрутасов! Добавил к тому, что я как-никак старшина второй статьи, что пора, мол, привыкать к армейской дисциплине…
Они согласились, хоть Коська для солидности сказал:
— Если б не полюбили мы тебя за… Ну сам знаешь! Нашли б другое место для выпивона… А насчет старшины — не пужай! Небось в карьере все поровну рядовыми вкалывали!.. А почему ты пить не хочешь? Чо мы — малолетки?
— Язва у меня! — Я похлопал себя ладонью по животу. — Зреет как арбуз, собака!
— Аа-а-а… Тебе б в начальство идти надо, а не
