без всяких примесей. Жена предложила было ему налить в чай молока.
— Но тогда кофе получится, — сказал Маленький и решительно отверг молоко.
Он сосредоточил на чае и на колбасе летнего копчения все свое внимание и, казалось, выключился из развертывавшейся за столом неторопливой беседы. Разговором овладели женщины. Бабуля Марья Дмитриевна обстоятельно повествовала о делах домашних, о своих домочадцах. Жена полюбопытствовала, как относится к Маленькому его отец, любит ли его.
— Очень любит, — сказала бабуля Марья Дмитриевна, улыбаясь. — Он от Игорька сам не свой.
Жена повернулась к Маленькому. Ей хотелось узнать, отвечает ли он любовью на любовь отца. Она спросила:
— А ты как, Игорек?
Маленький поднял голову от блюдца. Он, как оказалось, слышал все, что говорилось за столом, и все уяснил себе. И он ответил спокойно и солидно:
— А я сам свой.
После этого он снова обратился к прерванному чаепитию. Ответ прозвучал очень внушительно. В нем была полная уверенность в себе. В нем сказывался характер. «Сам свой» спокойно возвратился к блюдцу с чаем.
Это случилось во время нашего бурного и недолгого шахматного поединка, точнее — перед его началом. Показывая Маленькому шахматные фигуры, я начал с самой главной фигуры и, ставя ее на доску, громко и четко назвал:
— Король.
Маленький повторил сказанное, но не сумел как следует произнести твердое «эр», и у него получилось:
— Коуоль.
Он почувствовал ошибку своего произношения и недовольно прихмурил едва заметные бровки. Очевидно, он знал за собой этот фонетический грех и старался исправить его. Он склонил голову чуть набок и, глядя на мой рот, повторил, старательно и раскатисто произнося «эр»:
— Корроль.
Я не понуждал его исправлять плохое произношение. Он сам постарался исправить его. И это меня не удивило. Я и раньше сталкивался с речевым самоконтролем Маленьких. Очень интересна в этом отношении история маленького москвича Маки, моего старого знакомого. Будучи в возрасте Игорька, Мака плохо управлялся со словом «тарелка». Слово не удавалось ему. «Эр» и «эль» как-то сами собой менялись местами, и вместо обычной тарелки получался какой-то словесный гибрид:
— Талерка.
Мака боролся со своим недостатком, и тетка его рассказала мне, как однажды вечером, войдя в детскую, она попала на автоурок фонетики. Мака лежал в постели и перед сном повторял, уставясь в потолок:
— Талерка. Неть. Талерка. Неть…
Каждую неудачу в произношении трудного слова Мака сопровождал досадливым «неть», изобличая этим неправильность произношения и отвергая ее. И ошибка и корректирующее ее «неть» повторялись до тех пор, пока наконец не пришла удача и Мака четко и с торжеством произнес:
— Таррелка.
Это была победа, и победа сознательно добытая в трудной борьбе с самим собой.
Маленькие знают и такие победы. Это несомненно, хотя Большие об этих важных победах Маленьких знают мало.
В Маленьком несомненно живет чувство Прекрасного. Ему нравилось все красивое. Он любил, чтобы вокруг него все было чисто. Перед тем как войти в дом — этот чистый и опрятный дом, он вытирал на крыльце ноги.
Погода стояла сыроватая. С утра немножко дождило. Но теперь крыльцо было уже чисто и сухо. Через все ступеньки крыльца протянулся узкий серый половичок. Вытерев сначала ноги о деревянный рубчатый мостик на улице, Маленький вступал на этот половичок. Он останавливался на каждой ступеньке и долго вытирал маленькие, усердные, не боящиеся работы ноги. Никто его не заставлял это делать. Он сам с терпением и тщательностью вытирал ноги. Эти старания были данью уважения к чистоте, порядку и вложенному в них труду.
С этим он входил в дом.
СИЛА ПРИТЯЖАТЕЛЬНЫХ МЕСТОИМЕНИЙ
Он им привержен, этим скверным местоимениям. Он постоянно и на разные лады повторял: мой, мое, моя. Он склонен был полагать, что весь мир — это его мир, что создан он на его потребу и все в этом мире должно служить ему.
Жена стояла с ним возле куста черной смородины. Смородина еще не вся поспела. Жена выбирала спелые ягоды, срывала их и давала Маленькому. Но на кусте оставалось еще много недозрелых ягод. Маленький глядел на них жадными глазами. Он не умел различать, которая ягода поспела, которая нет. Он готов был съесть все и очень боялся, что не успеет, что ему не дадут всех ягод. Надо было обеспечить себе ягодное довольствие и наперед. И, беря очередную порцию ягод, он озабоченно сказал:
— Мне надо целый день ягоды есть.
Он себялюбец и эгоцентрист, и собственное «Я» для него главней всего.
Когда вечером Маленький вернулся домой в Ленинград, отец стал расспрашивать его, как он провел у меня день, что делал. Среди прочих деталей в рассказе Маленького фигурировали и шахматы. Отец спросил:
— Кто же из вас выиграл?
Маленький заявил без всяких колебаний:
— Я выиграл.
Это совершенно не соответствовало истине. И тем не менее это не было заведомой ложью. Это просто была непоколебимая уверенность в том, что он — самый главный в мире и все в этом мире всегда должно быть повернуто лицом к нему. Игры не было, и выигрыша поэтому не могло быть. Но если считать, что она была, то выиграть мог только он — Игорек. Это убеждение прозвучало в уверенном ответе Маленького отцу. Выигрыш был так же безусловен, как безусловно каждый раз при каждом взмахе сачка должна была выловиться условная рыбка в условной игре в рыболовство. Точно так же Птичка-Невеличка естественно должна была принадлежать ему, а все ягоды на клубничных грядках и смородинных кустах должны были быть предназначены для его рта.
Пожалуй, действительно прав Лев Толстой, советовавший на вопрос трехлетнего ребенка: «Зачем яблочко на дереве выросло?» — отвечать: «Затем, чтобы ты его съел».
Но мне эта формула не по сердцу. Да, хозяин мира, входя в него, предъявлял на владение всем в нем сущим свои естественные права. Но надо ли всегда и во всем так уж усердно потакать этому?
На мой взгляд, нет. Потребительский эгоцентризм надо подрезать на корню и ежеминутно, иначе он разрастется гомерически и станет панэгоизмом.
Я пытался следовать своей линии, отказавшись проигрывать в шахматы. Я старался делать то же и весь остальной день.
Увы, ничто не может длиться без конца. Время шло. Приближался вечер. Круглые стенные часы показывали уже семь часов. Маленького стали собирать домой. Он пробыл у меня ровно сутки. И вот теперь он уходил. Бабуля
