— Хо-хо! Если б оно бушевало, мы бы получали один дым. Это означало бы, что мы не умеем управлять процессом. А мы уже год бесперебойно даем газ двум заводам.
Витя улыбнулась:
— Показывайте ваше чудо, только не агитируйте, мы и так готовы восторгаться. Мы сегодня счастливые и легкомысленные. Клаша, вы спуститесь или нам лезть на трубу?
Клаша спрыгнула, прижимая к себе охапку цветов.
— Символично! — воскликнул Илька. — Женщина и цветы над огневым забоем!
— Я тут и не такую символику разведу, — сказала Клаша, — эти трубы всю зиму горячие, даже в мороз под ними травка. Начальники как хотят, а я поставлю парниковые рамы и буду выращивать овощи и розы! У меня уже есть энтузиасты!
— Вы оба из породы одержимых, — решил Александров, — недаром одна… один человек сказал про Павла, что он счастливый парень: верит, мечтает и осуществляет.
Он запнулся, подумав, что при Клаше не стоит упоминать того человека, но Павел сам сказал:
— Русаковская? Что ж, она права. По-моему, иначе и жить не стоит.
Илька задумчиво вскинул глаза, но промолчал.
Он охотно знакомился со станцией и порой увлекался: узнав, что строится цех, в котором из газа будут вырабатывать серу и гипосульфит, он начал доказывать, что нужно построить собственную кислородную станцию, а при ней наладить производство аргона и ксенона. Затем он снова задумался и уже не слушал ничего.
— Илья, ты мозгуешь что-то новое?
— Так, кое-что, — с блуждающей улыбкой ответил Илька, — вроде небольшого переворота в мировом масштабе.
Павел постеснялся расспрашивать: в таких случаях человек сам решает, когда и кому рассказать.
— Это я его сбила с толку, — весело призналась Витя, — но я и сама бросила тему на середине. Лето есть лето!
— Мы с нею — шатучие! — подхватил Илька и обнял Витю. — Будем до осени шататься по стране — без маршрута, куда потянет. И ни о чем не думать.
Так он говорил, так он хотел бы поступить, но мысль возвращала его в лабораторию, где он последние недели возился с выделением аргона из различных пород, дотягивая работу до отпуска, потому что браться за что-либо новое не имело смысла.
Процесс был однообразен и уже наскучил. Проделывая в сотый раз одно и то же, он задумался: как происходит естественный процесс образования аргона в недрах земли? Миллионы — нет! — миллиарды лет тянется этот процесс.
Он посмотрел кривые распространения элементов. Точка, соответствующая аргону, резко выскакивала вверх. Крутой пик. Почему?
Стоило ему задать себе этот вопрос, как все остальное перестало существовать. Почему? Откуда этот крутой пик?
Он старался представить себе медлительную работу, совершающуюся в земных глубинах. Аргон образуется главным образом при распаде калия-40. Чем длительней был процесс распада калия в какой-либо породе, тем больше аргона в нем содержится. Но тогда?!
Догадка поразила его своей простотой. Тогда, значит, по содержанию калия и аргона можно установить возраст породы!
До сих пор мы его определяли только геологически — по условиям залегания, по остаткам фауны, характерной для такого-то периода истории Земли. Способ — приблизительный, для очень древних пород вообще непригодный… А тут — можно совершенно точно определить возраст любой породы — и самой древней, и относительно молодой. Сколько на единицу калия-40 приходится аргона? — вот что потребуется узнать для того, чтобы определить возраст Земли и даже возраст метеоритов — загадочных посланцев космоса… Но это еще не все! Если в образованиях такого-то возраста найдены нефть или уголь, можно рассчитывать, что и в других местах в одновозрастных породах они также могут быть… Черт возьми, я, кажется, напал на что-то стоящее!..
Как ему не хватало «старика»! Или хотя бы Женьки Трунина! Конечно, тот добился своего и переворачивает производство алюминия… чудесно! Но будь он здесь, педантичный и высокоорганизованный Женя Трунин, мы бы вместе засели за экспериментальную проверку, — а потом вместе накатали бы статью. Одному — лень. И жарко. И есть Витя…
— …или, скажем, в методе сбойки скважин! — дошел до него голос Светова. — Работы еще уйма! Уйма!
Конечно, в сходной ситуации этот целеустремленный парень отказался бы от всех соблазнов, какие есть на свете, — уж он бы, не откладывая, засел за разработку!.. А я не засел. Рюкзаки за спину, взял Витю за руку — и потопали. За два месяца мир не перевернется без аргонного метода!..
— Слушайте, друзья! А что, если нам пойти вон к той роще и разжечь костер, рассказывать страшные истории, читать стихи и печь в золе картошку? Клаша, в вашем целеустремленном доме картошка найдется? И вы оба способны на целый вечер, а то и на целую ночь забыть, что существует газификация, сбойка скважин и все прочее?
— Способны!
Так и провели они этот вечер и всю тихую, теплую ночь до рассвета…
За пять минут до отхода курьерского поезда Москва — Сочи выяснилось, что нет Иришки. Все время была тут, сидела на чемоданах, и вдруг — исчезла.
Возбужденный боями у билетной кассы, Липатов закричал, что сойдет с ума, распустили ребенка и вообще — семьи нет! Аннушка, чуть не плача, металась по перрону и спрашивала всех подряд — не видали девочку в красной кофточке?..
— Вот она, ваша красная кофточка, — сказал высоченный дядя в тюбетейке и тапочках, гулявший вдоль поезда.
Иришка стояла у последнего вагона и смотрела, как с шумом и гамом грузится в вагон компания молодежи, видимо альпинистов или туристов. Аннушка сгоряча поддала ей как следует и за руку потащила к своему вагону. Не успели войти в купе, как поезд тронулся.
— Многообещающее начало, — сказал Липатов, отворачиваясь от задумчивого, отнюдь не виноватого лица дочери. — Если она еще раз выкинет что-либо подобное…
Когда он сердился, он говорил об Иришке в третьем лице и возлагал всю ответственность на Аннушку.
Дядя в тюбетейке оказался соседом по купе. Иришка внимательно оглядела его и спросила:
— А зачем у вас тюбетейка? От лысины?
Высокий дядя расхохотался, хотя и покраснел. Липатов прошипел над ухом Аннушки, что вот они — плоды воспитания, ребенок не имеет никаких понятий…
— Знаешь что, Ванюша, — кротко сказала Аннушка, — ты едешь отдыхать, и я еду отдыхать, так что давай без нервов.
И Ванюша притих.
А Иришка, сидя напротив высокого дяди, спрашивала:
— Это провода телеграфные? А зачем провода, когда можно передавать по радио?
— А почему, когда хочется пить, можно пососать камешек — и пить расхочется?
— Как вы думаете, если альпинист упадет и разобьется, он — герой или просто так?
Липатов изредка говорил с верхней полки:
— Не приставай к дяде с дурацкими вопросами.
— Я и не пристаю, — откликалась Иришка, — мы разговариваем.
Дядя в тюбетейке отвечал охотно, потом менее охотно, потом совсем кратко: «Не знаю. Возможно. По-моему, да». Наконец он решил поспать, наверно для того, чтоб отвязаться от Иришки.
Липатов уже похрапывал. Иришка смотрела в окно, подперев голову кулачками. Аннушка вытянулась на скамье и скинула туфли, но не спала, а думала. Что-то у меня не получается, что-то я упустила… На работе во всем поспеваю, а дома — нет. И мать из меня — никакая… Ее бесконечные вопросы оттого, что умишко — пытливый, а мы ею мало занимаемся… Но теперь впереди целый месяц, я займусь ею… займусь…
Аннушка не заснула, она только чуть-чуть задремала, а когда открыла глаза — Иришки не было. Она вскочила, похолодев от страха…
Все сбились с ног, прежде чем Иришка нашлась в том вагоне, где ехала компания альпинистов. Альпинисты рассказывали ей о ледорубах, о лавинах, о правилах восхождения на веревке. Они заступились за нее, когда набежал разъяренный Липатов, и сообщили, что она просится с ними в горы.
Слушая долгое и гневное нравоучение, Иришка смотрела на отца немигающими глазами и вдруг сказала:
— А если я плохая, пусть я и поеду с ними.
Дядя в тюбетейке прыснул в подушку, потом начал уверять Липатова, что все мы в таком возрасте были не ахти какие послушные, она еще маленькая.
— Блошка — невеличка, да спать не даст, — буркнул Липатов.
— Спать? Да-а… А вы помните историю о гадком утенке?
Иришка уже уснула, дядя в тюбетейке тоже уснул, а Липатов и Аннушка все посматривали на своего мирно спящего утенка, и каждый по-своему со страхом родительским обдумывал, что же в ней таится, в этой непоседе, и может ли быть, что у них, ничем не замечательных, — подрастает лебеденок?
Липатов решил: что ж, все может быть! — но тем более Аннушке пора оставить работу и заняться дочерью. Аннушка же убеждала себя: чепуха, случайные слова случайного попутчика! Обыкновенная, немного безнадзорная девочка… самая обыкновенная девочка… но и сквозь дрему ей мерещились два размашистых белых крыла.
