сделать того, что ему предстоит, лучше.
— Но что из этого выйдет?! — ужаснулся Чиф.
— Я уверен только в одном, — сказал Дед, — что Семен наверняка посадит судно на камни, столкнет его с газовозом, устроит на нем пожар, угодит в моретряс и остановится точно над эпицентром вулканической деятельности…
— Об этом я и мечтаю, — сказал Кэп. — Именно это и нужно. Только это и будет самым интересным. Одно могу вам сказать с полной уверенностью — Третьего не будет на судне уже сегодня.
— А как же я? — запаниковал Дед.
— Что ты? — не понял его Кэп. — Все мы, вон чего.
— Но… ведь, моретряс, ВЕТЕР…
— Какой ВЕТЕР? — обеспокоился Кэп. — Запрещаю говорить о каком-то ВЕТРЕ. Да и вообще — запрещаю. Я специально проинструктирую Семена на тот предмет, чтобы он не шибко старался, — успокоил Деда и остальных Кэп. — Пусть он посадит судно на мель на пару часов, с тем чтобы можно было стащиться самим с помощью плавучего якоря. Тут где-то есть подходящая прелестная мель. Всегда должна найтись подходящая мель, червы на козырь, иначе что это за море? Когда мы сделаем все как надо, остальное не представит трудностей. Маркони уже отослал радиограмму на предмет личного заявления Третьего на отпуск.
— Он что, собирается в отпуск? — спросил Дед.
— Да нет же! — Кэп огорченно махнул рукой. — Это мы с Амбарщиком так придумали. Вывалим Третьего в Поселке, и пусть чешет на все четыре стороны: нам не интересно, отпуск у него или отгул за прогул. Нужно, чтобы он не придрался к ответной радиограмме из Управления, в которой будет дано добро на отпуск.
— Да кто его отпустит в отпуск, если он работает на судне едва ли два месяца? — запротестовал Дракон. — Такого даже я не сумел провернуть в свое время.
— Можете не волноваться! — Кэп поднял руку. — Все в Управлении уже улажено, об этом похлопотал Амбарщик, когда имел беседу с Инженером перед тем, как тот сошел на Точке. Как по-вашему, для чего здесь я и для чего Маркони?
Студент, спящий почти на уровне ватерлинии, внизу, испытал толчок безотчетного чувства, когда наверху Кэпом было произнесено вслух имя Инженера. Он проснулся, и на ум ему стала взбредать всякая чертовщина, мысли снова занял Инженер с его паршивой беспросветной истиной, которую Инженер выложил Студенту со всей свойственной старости бесцеремонностью. Тогда Инженер утер старческие слезы, высморкался в платочек из отбеленной ткани и посмотрел на Студента с глубоким состраданием.
— Все мы командированные в этом мире, — сказал он, — все прохожие, путешественники. То ли мы, то ли наши тени скользят по поверхности дней, суетятся, плачут, переживают и радуются неизвестно чему. Чему радоваться, вот вопрос, — говорил он давно продуманное, прочувствованное, выстраданное. — Рождению ненужных детей, квартире, которую ждешь несколько лет, застолью с неверными друзьями, тоскливой работе, временам года, небу, морю??? Все это ненадежно, все предаст, изменит — небо, земля, женщина, собственный ребенок. А нужно жить так, чтобы изведать в мире все наслаждения, все страсти и прийти к одной страсти, к одному наслаждению — к ВЕЩИ. Но этого хотят почти все, а на почти всех не хватит вещей, следовательно, нужно выкарабкаться на первое место.
Инженер вдохновлялся. Лицо его оживлялось, по нему побежали пятна нездорового румянца.
— Поэтому-то мы все и стремимся жить по Закону курятника, существование наше вынуждает к тому. Знаете ли вы, хлопчик, что такое Закон курятника? Не знаете. Я не стану вам растолковывать — вы молоды и вам еще предстоит узнать весь механизм этой подлой штуки, которые все называют жизнью. Не освой я этот закон, не прими близко к сердцу, не вникни я в каждую его букву, я бы не имел и сотой доли шанса на то, чтобы познакомиться с Васей, а через него с его великолепной тетей. Мог ли я мечтать когда-либо познакомиться с этим прекрасным человеком, наполнившим мою жизнь смыслом и содержанием, если бы не принял на вооружение Закон курятника? Нет и еще раз нет! Мог ли я входить каждодневно в собственные дома и ощущать под ногами и под ладонью приятную мягкость коврового ворса? Мог ли я испытать удовольствие от мысли, что у меня в прихожей стоит шестнадцатидорожечный квадрофонический комбайн, на котором изредка имел возможность прокрутить записи? Приятно бы мне было, если бы я не имел возможности взбить пару безалкогольных и пять алкогольных коктейлей в японском миксере с программным управлением? Разве меня не загрызла бы тоска при мысли, что у меня нет в гараже кремового автомобиля редкой марки, который я мог бы изредка выгонять на улицу, дабы проветрить внутренность салона? Нет, нет, нет, нет, нет и нет!!! Знаю, что есть некоторые особи из людей, которым начхать на золото и хрусталь, которых не привлекают ореховое дерево и редкая ткань. Я над ними не смеюсь — нет так нет. Я читаю книги, в которых воспевается наслаждение трудом и искусством, читаю и ставлю на полки, под стекло, чтобы пыль не садилась, вон чего. Я ставлю их по ранжиру. Чего они все раздираются? Хотят, чтобы я бросил все свое великолепие, которое приносит мне наслаждение и от которого я испытываю всю полноту жизни и радость? Я же не призываю их бросить театры и скульптуры, искусство и культуру. Смешные люди, я научился быть к ним снисходительным! Зачем суетиться и кричать? Разве не все люди хотят быть счастливыми?
Затуманенный взор Инженера остановился на Студенте. Блики света от хрустального ночника играли на его лице, окрашивая голову с лысым черепом какими-то причудливыми пятнами зеленоватого, синеватого и желтоватого цвета.
— Но ведь нет человека счастливее меня! Из-за того, что я поклоняюсь вещи, меня готовы предать анафеме и записать в реестр пережитков! Ведь неизвестно, кто живет более наполненной и богатой жизнью! Я смеюсь над ними и ставлю их книги по ранжиру — привет!
В тусклых слезливых глазах его блеснули сатанинские огоньки.
— Вот эту книгу я всегда вожу с собой, — сказал он. — Смотри, какие картинки! Цвет! Глубина! А какие шрифты!
Инженер достал какую-то книгу с полки и начал показывать Студенту картинки и шрифт. Полюбовавшись некоторое время, он прикрыл одну из страниц ладонью и наклонился к Студенту.
— Знаете, что я вам скажу, хлопчик! Человек себя возвысил над остальными живыми существами, но я открыл тайну, что в этом возвышении сыграло роль тщеславие. Чем, скажи на милость, мы отличаемся вот от этого четвероногого создания? У него есть те же глаза, половые органы, уши, рефлексы и манера поведения в той или иной ситуации. Вы только посмотрите, этот орган называется вестибулярный
