Ерасом Колонковым в запой. А как выпадала минута посвободнее, шли на барачьи построи, переругивались с бабами, натирали в охотку мозоли на ладонях, отвыкших от топорищ. Пели протяжные песни. Чаще других эту:
На опушке леса старый дуб стоит,
А под этим дубом командир лежит,
Он лежит, не дышит; он как будто спит;
Золотые кудри ветер шевелит.
Досыта напевшись. Мартемьян Колонков говорил обычно:
— Шурин у меня на Украине, знаешь, поди. Письма от него получаю. Часто да жалобно пишет шурин. Душу выворачивает, стерва. В мазанке, грит, живем с семьищей. Вместо потолка — дыра, и все прочее. Ночью хоть звезды считай.
— Тяжелехонько. Что и говорить, тяжелехонько, — вздыхал Ерас Колонков. Еще на фронте он привык слепо верить мартемьянову слову; был тот и званьем постарше — две лычки поперек погона вместо одной у него самого — и удачливей. — Видал, и не раз, пустыри голые вместо деревушек на Украине. Война нашкодила.
— Погоди, наведем шороху.
— И у нас не сахар. До сих пор бабы вместо хлебушка лебеду жрут. По первому сорту почитают. А на детишек-то и смотреть страшно — худущие и росту малого.
Мартемьян Колонков строго смотрел на него:
— Не жалобься. Этим не пособишь.
Отводили душу в беседах. На работу устраиваться не торопились. Деньги, привезенные с фронта, еще были.
Но долго ли так-то? Вызвали в контору леспромхоза, мужик здоровый, сказали, фронтовик, грамотный, принимай лесопункт. Отнекиваться причины не было — работа почетная. Согласился.
А Ерас — в лесники… Мол, весь род у нас бродяжий. И я — тоже.
С тех пор реже стали видеться. Работы по горло у Мартемьяна Колонкова — закрутился. Сегодня — одно, завтра — другое. Где уж тут успеть-то? Но успеть надо, иначе хрен с редькой, а не начальник лесопункта. Однажды услышал, взял Ерас Колонков к себе в дом племяша. Обрадовался за дружка-приятеля: теперь тот не один будет — двое, а это что-нибудь да значит! И снова зачастил к Ерасу Колонкову. Вместе обхаживали племяша, угождали… Прочили ему всяк свое.
— Я его по лесорубскому делу определю, — говорил Мартемьян Колонков.
— Нет, паря, — не соглашался Ерас Колонков. — Филька в лесники пропишется.
— Из леспромхоза? — поднялся Мартемьян Колонков с кровати. — Иду…
Звонил главный инженер. А кто же еще?..
— Слушаю, — сказал Мартемьян Колонков тоном человека, который заранее знает, о чем думает и о чем будет говорить тот, кто находится на другом конце провода.
— Были в урочище? — спросил главный.
— Были, — ответил Мартемьян Колонков.
— Когда переходите?
— Сразу, как будет распоряжение.
Мартемьян Колонков умеет говорить с теми, кто выше… За долгие годы работы начальником лесопункта научился этому в общем-то несложному искусству.
— Будет… — сказал главный. — С лесничеством согласовано. Отведут деляны.
— А людей на сплав?.. — начал было Мартемьян Колонков, но… звонки. Короткие, отрывистые. Все.
Постоял, бормоча зло: «Где хочешь занимай, а начальству дай…» Затем положил трубку, снова поднял ее, услышал недовольный девичий голос.
— Сима, ты? — спросил. Сказал: — Вызови Гремина.
Донеслось недоуменное:
— Да-к, ночь…
Взорвался.
— Вызови, говорят.
Увидел возле себя Зиночку, смутился, прищурил глаза…
Вызвали Сидора Гремина. Велел ему прийти. Бросил трубку, прошел к себе в комнату, тяжело опустился на кровать — обеспокоенно скрипнули пружины.
В дверях вырос Сидор Гремин. Лицо заспанное, а глаза все те же — шальные. «Красив, зараза», — одобрительно подумал Мартемьян Колонков о техноруке и подозвал его к себе.
14
Раненько поднялась с постели Нюра Турянчикова. Походила по комнате, разминая отекшие с ночи ноги. Собралась было затопить печку, да передумала. Заняться больше было нечем, и Нюра Турянчикова, накинув на плечи халат, вышла из барака.
Еще не погасли звезды. Бледные, светились лениво. Петухи хриплыми голосами затевали перекличку. Лениво скрипели створы ворот. Подле барака лежал поселковый бугай, положив голову в пахучую траву. Глаза у бугая чуть прикрыты, острые, буравчиками.
Нюра Турянчикова, по натуре не боязливая, осторожно обошла бугая. «Кто знает, — подумала, — что ему взбредет в голову? А вдруг, как в прошлый раз, задурит и кинется?..» Но бугаю, видно, не до того было. Он даже не взглянул в сторону Нюры Турянчиковой.
Возле рослого добротного дома начальника лесопункта Нюра Турянчикова увидела Сидора Гремина и Зиночку. Сидели те на лавке, поеживаясь: прохладно с утра… «Тьфу, — сказала под нос. — Полуночники. Ни сна им, ни покоя… Стыда нету…» Вскинула голову, прошла мимо не глядя больше в их сторону.
Ераса Колонкова в избе не было. Увел пеганку на Болян-реку.
— Здравствуй, — сказала Нюра Турянчикова ерасовскому племяшу.
Филька не ответил. Его отношение к Нюре Турянчиковой не то что для других — для него самого было загадкой. Он и доволен бывал, если она приходила, и сердился. Знал, не одобряют в этом вопросе ехэ-горхонцы Ераса Колонкова: мол, своих вдов с войны еще много, колонковских… И тут верти не верти…
Филька углубился в нелегкие, по-мужски неясные размышления. А Нюра Турянчикова — легка на подъем — увидела: не прибрано в квартире, р-раз — веник в руки и… Заправила кровать, сбегала в кутушок, нарезала мелкими ломоточками тугое, улежавшееся с прошлой зимы сало, приметила в буфете початую бутыль араки. Поколебавшись и с сожалением осмотрев измочаленную пробку, поставила бутыль на стол. И только после этого присела на любимый табурет Ераса Колонкова, обитый сверху войлоком.
Заискивающе спросила:
— Филя, а ты… не с той ноги нынче встал?
Фильке всегда-то нравилось, когда Нюра Турянчикова интересовалась его настроением. И теперь — тоже…
— Я-то? Я — нет… — просиял Филька.
Во дворе глухо, два раза тявкнул старый охотничий пес Ераса Колонкова. В представлении промысловиков-любителей не пес — мечта, во всем Ехэ-Горхоне такого не сыщешь. На косулю или на зверя — идет.
Скоро на пороге вырос Ерас Колонков, увидел Нюру Турянчикову. «Рановато», — сказал, будто недовольно, а лицо подобрело, не скроешь.
— Иди завтракать, — по-хозяйски предложила Нюра Турянчикова и пересела с ерасовского табурета на лавку, поближе к Фильке.
Завтракали. Чай горячий обжигает горло, и Ерас Колонков часто рукавом рубахи утирал со лба пот. Морщился.
— Ты чего? — нарушила молчание Нюра Турянчикова. Привыкла к Ерасу Колонкову, догадалась и теперь — тот в раздумье.
— Слышала, — сказал Ерас Колонков. — Сидор Гремин к Байкалу ходил новые деляны искать. Мол, иначе нельзя — не то прикроют лесопункт. И пусть бы… — Выругался. Нюра Турянчикова стыдливо повела плечами. Филька опустил голову.
— Завтра с племяшом пойду опять на разметье, — сказал Ерас Колонков. — Огляжу. Да и другое надо кое-что…
— Правильно, — одобрила Нюра Турянчикова, хотя и не уяснила до конца, что произошло и зачем Ерасу Колонкову надо быть завтра на разметье.
15
В воскресенье Мартемьян Колонков накинул на плечи старый пиджачишко, в котором
