выкручивает.
— Да что ты с них возьмешь? Они, городские, все как есть выгибули.
Институтские сбегу в речку падают, ногами брыкают, брызжутся, орут, как ребятишки. Захар Кузьмич, усмотрев, что двое парней к стрежню плывут, сказал старшому:
— Река у нас водоворотная, быстрая. Пусть остерегутся.
Тот загаркал в ладони, сложенные рупором:
— Товарищи, предупреждаю: на реке водовороты. Кто там на середину гребет?! Сейчас же вернитесь!
— Ну, я в контору, — сказал ему Захар Кузьмич. — Вон, вторая от угла пятистенка. В интернат буду звонить насчет размещения людей.
На улице встретился Захару Кузьмичу Ленька, внук бабки Анны. Трусит Ленька в линялой майке, а штаны, хоть и съерзнули ниже пупа, а до щиколок все ж далеко не хватают.
«Гляди чё вымахал, — удивился Захар Кузьмич. — В покойника отца долготье растет… Сколько же ему? Годов десять?»
— Здорово, дядя Захар, — крикнул Леньки.
— Здорово, здорово. Постой-ка, голова.
Ленька приостановился.
— Что мать-то? Все в больнице?
— В больнице, дядь Захар. Доктор говорит, к уборочной выпустит.
— А ты что же… Заработал бы чего, матери на гостинец.
— Да где заробишь?
— А хоть бы на свекле. Такие же хлопцы, с того вон берега, по трешнице в день зашибают.
— Будто?
— Иль я врать буду? Знаешь, где поле-то свекольное?
— А то…
— Вот… Садись сейчас на попутную и пошел. А завтра не проспи: в семь часов машина пойдет. И приятелей своих зови.
— Ладно. — Ленька мотнул головой, дальше потрусил.
— Куда же ты, голова? — крикнул Захар Кузьмич.
Ленька не обернулся:
— Я, дядь Захар, городских только гляну…
В конторе, в горнице, бухгалтерша Маша в бумажках копается. Напротив ее — локти растянул по столу — кладовщик Яков зевает.
— Как с машинами? Люди вовремя уехали? — кинул ему с порога управляющий.
Яков отзевался, принял локти, ответил не спеша:
— Нынче по заявке, полностью дали. В восьмом часу всех отправили.
Проходя мимо Маши, Захар Кузьмич поздоровался.
В бесфорточном кабинете все еще утрешний дым висит. Телефонная трубка аж и та провоняла дымом. Позвонил в интернат, договорился насчет институтских, закурил, кликнул Якова.
Тот не сразу прихромал. Сел в угол, на лавку, из тени отозвался:
— Чё, Захар Кузьмич?
— Сколько у тебя лопат на складе?
— Ни одной.
— Как так ни одной?
— Так. На центральном нет, а я где возьму?
— А пилы, топоры?
— Два топора есть, без черенков, а пил мы сроду не получали.
— Ты сознайся, голова, когда последний раз на центральном складе был?
— А чё мне сознаваться — вчера… Да считай дня не пройдет, чтоб я не был там. А то в день и по два раза бегаешь…
Солнце светит из окна как раз на Захара Кузьмича, а Якова лицо плохо видно в дымном углу, — не поймешь, врет ли, правду ли говорит.
— Да-а… Плохо, голова, дело. Плохие мы с тобой хозяева.
— Отколь же нам взять-то, Захар Кузьмич? — Яков тихо говорит, как всегда.
— Ладно. Завтра к утру полтора десятка лопат, десяток топоров насаженных и две поперечных пилы чтоб готовы были. Городских нам на постройку клунь дали, понял?
— Понять-то понял. Да только где возьмешь? Своровать?
«Эх, кадры, кадры!.. Ничем его не проймешь. А ведь знает и как инструмент на складе уловить и где его теперь взять, — все знает, время только, зануда, тянет»… Захар Кузьмич три года с ним мается, с тех самых пор, как Якова с агрономов турнули за безграмотность. Давно бы надо какую-нибудь хозяйскую бабу поставить кладовщиком, да его-то, калеку хромого, куда? В сторожа? В партком побежит…
— Вот что: бери деньги и езжай в рабкооп.
— И чего зря говорите? — пожал плечами Яков. — Знаете же, что запрещено за наличные…
— Маша! — крикнул Захар Кузьмич.
Та уж в дверях.
— Деньги есть в кассе?
— Есть.
— Яков, сколько тебе надо?
— Мне нисколь не надо…
— На инструмент, говорю, сколько надо?!
— Гм… инструмент. Считайте сами: топор семьдесят шесть копеек, да пилы, кажись, по два двадцать, да лопаты копеек по сорок… Та-ак. — Голову пригнул, подумал. — В общем, рублей двадцать пять.
— Выпиши ему двадцать пять рублей, Маша.
— Я выпишу, Захар Кузьмич. — Маша по привычке начала косу крутить. — Только ведь за наличный расчет разрешено разовое приобретение на сумму не свыше пяти рублей. Вы же знаете. — И откинула косу за спину.
— Не в первый, не в последний, Маша. — Захар Кузьмич затянулся шибко и закашлялся. — Яков, попросишь в рабкоопе счета выписать по пять рублей разными числами. Понял?
— Да я давно понял. Только ответственность с себя сымаю. Вот при свидетеле. — И захромал вслед за свидетелем.
— Снимай, снимай, только дело поскорей делай… Погоди-ка, — остановил его в дверях, — а постелей у тебя на всех хватит?
— Хватит, — буркнул себе в плечо Яков и закрыл дверь.
Захар Кузьмич стал прикидывать, кому дать квартирантов:
«Не забыть бабку Анну. Хоть не велики квартирные деньги, бабке же и тех взять негде. Да квартиранты-то и молока, яиц, зелени купят, а когда и угостят чем — все помога старой. А то, смотришь, и обрезков припасут на стройке… Хороших бы мужиков впустить к Ольге-разведенке. Мается с двумя ребятишками баба, в поле весь день, а дом сирота: и плетень завалился, и крыша течет, с улицы видно — проржавые листы задрались».
В окно увидел: входит во двор «босая голова» с институтским парнем. Вышел к ним.
Парень — крупный, шея как у доброго бычка, грудь бугристая под футболкой. Волосом бел, простолиц, глаза же, однако, щурые. С хитриной парень.
Снизу на него глянув, старшой шевельнул бровями:
— Вот он, наш бригадир, Валентин Андреевич. По профессии как раз инженер-конструктор. Прошу, так сказать, любить и жаловать.
— Можно проще: Валентин, — улыбнулся парень всем лицом.
— Валентин так Валентин. Будем знакомы, — и хлопнулись по ладоням. У одного сухая, корявая, у другого мягкая, но крепкая.
— Людей можете в интернат везти, я договорился, — сказал старшому Захар Кузьмич. — Койки там есть, а постели у нас на складе. Вон мазанка небеленая напротив. Сейчас и получить надо, а то кладовщик за инструментом уедет.
— Ага. Понятно…
— А строительную бригаду мы уж с Валентином сами разместим, поблизости.
— Конечно, сами устроимся. Не маленькие, — сказал Валентин.
— И наряд с ним составим…
— Да, да, наряды — это главное, — потряс головой старшой и заспешил к столовой.
— Чего это он без шляпы-то? — спросил Захар Кузьмич.
— А бог его знает. Нарочно хочет, наверно, лысину подкоптить. Красивее так.
— Он кем же у вас в институте?
— Заведует издательским отделом. Наши труды редактирует.
— Вон как! Ну пошли, Валентин. Вон в ту, возле столовой, избу заглянем.
Управляющий сказал «изба», а какая там изба… избенка! И малостью избенка и своей древностью.
