Ослабевший Ержан рванулся вслед за танком, держа на весу гранату.
— Постой! — Кусков схватил его за шиворот шинели. — Далеко не уйдет, там ведь минное поле.
Танк прошел метров шестьдесят и подорвался В эту минуту все танки, как по команде, открыли огонь. Один из них, с распоротым железным брюхом закружился на месте и, дернувшись в последний раз, застыл. Второй бросился наутек, неся на себе снопы пламени. Но остальные, словно разъяренные быки, взрывали гусеницами землю и кромсали окопы. Многие гранаты и бутылки, не достигая танков, падали на землю. Земля горела. Ручные гранаты, ударяясь о железо, разбивались, как яйца.
Один из танков надвигался на Кожека. Его привалило землей. Высвободив голову, он поднялся, и пока искал в выемке бутылку с горючей смесью, танк перевалил траншею. Кожек, не выпуская из рук бутылку, стал дожидаться его возвращения.
В сегодняшнем бою Кожек вел себя хладнокровно. Былой страх, смущавший его душу, исчез. Раньше сражение казалось ему преисподней. Он не мог прямо смотреть в лицо наступающему противнику, стрелял наугад и содрогался в урагане огня. Теперь он убедился, что может сопротивляться. К нему пришла уверенность. Хладнокровно он рассчитывал, по какому месту ударить танк бутылкой. Когда танк оказался над ним, Кожек уже не распластался на дне траншеи, а встал на четвереньки. Как только танк перешел окоп, Кожек быстро выпрямился и одну за другой кинул две бутылки. Над черной броней взметнулось багрово-желтое пламя.
Бондаренко — едва танки приблизились — открыл огонь. Но толстую лобовую броню пули ПТР не пробивали. Хладнокровный украинец надеялся, что, возвращаясь, танк подставит бок, и быстро перезарядил ружье.
И вот танк снова оказался над ним. Он еле успел нагнуться, ружье раздавила гусеница. Бондаренко поднял голову и увидел Зеленина, по грудь высунувшегося из окопа и метнувшего гранату. В тот же миг Зеленин, обливаясь кровью, свалился в окоп. Не успел Бондаренко подбежать к нему, как над ним, закрыв небо, появился новый танк. Обнимая ноги Зеленина, Бондаренко упал ничком. Когда прошел танк, он приподнял голову Зеленина. В глазах раненого сержанта угасал свет жизни. Сержант прошептал:
— Уничтожь гада.
В это время Даурен и Добрушин увидели, что танк, только что прошедший над ними, остался невредим и поблескивал зловещей свастикой.
— Ушел, дьявол! — осатанело закричал Даурен, вскочил, но, споткнувшись, упал.
— Черт неуклюжий! — выругался Добрушин.
Разгоряченный боем, Даурен поднялся на ноги и бросился за танком.
— Ложись! — закричал Добрушин.
Даурен подоспел к танку в то время, когда он стал поворачивать. Выпрямившись, Даурен с размаху бросил под гусеницу тяжелую связку гранат.
Добрушин крикнул что было сил:
— Ложись!
Даурен упал. Танк с распоротой гусеницей, закружившись на одном месте, остановился.
Добрушин выпрыгнул из окопа, подбежал к раненому товарищу и, взвалив его на спину, держа в руке противотанковую гранату, пополз к окопу. До траншеи оставалось каких-нибудь десять шагов, когда над ними навис, будто вставший на дыбы, танк. Добрушин опустил Даурена в помятый снег и, лежа, швырнул гранату. Осколок ударил его, и он замертво рухнул на тело товарища. Два мертвых бойца, казах и русский, остались лежать в обнимку между двумя танками, подбитыми ими.
Бой кипел не утихая.
Кусков слышал: чем чаще разрывались противотанковые гранаты, тем меньше рокотало моторов; он видел клубы черно-бурого дыма над горящими машинами. Но политрук понимал, что бой еще в разгаре. «Если фашисты в том же темпе будут продолжать атаку, неизвестно, на чьей стороне окажется победа», — с тревогой думал политрук. На какой-то миг ему показалось, что сражение проиграно. Когда два танка утюжили окоп на левом фланге, там не разорвалась ни одна граната, не раздалось ни одного выстрела. Один танк перемахнул через траншею. Кусков знал, что за первым последуют остальные.
Битва вступала в решающую фазу. Кусков упруго выпрыгнул из окопа, догнал танк, устремившийся в наш тыл, с разгона швырнул в него бутылкой и упал, сраженный огнем второго танка.
Танк горел перед ним... Недавно всесильный, он уже не мог перебраться через мертвое тело Кускова — самое неодолимое препятствие, какое встретилось на его пути.
Во взводе остались считанные бойцы. Никто, кроме Ержана, не видел, как погиб их политрук, как он ценою своей жизни преградил путь танку. Ержан лишился самой надежной опоры. Он остался один со своим малочисленным, истекавшим кровью взводом среди вихря огня и смерти.
Связисты, ординарцы, писаря, саперы, химики, офицеры связи, работники военторга переполняли деревушку. Помещений не хватало.
Парфенов вернулся с НП дивизии. Он только что видел своими глазами, в каком тяжелом положении находится полк Карпова. Дивизия тает, все меньше и меньше людей остается в строю. Генерал знал, что и без того неполная дивизия в сегодняшнем сражении понесла огромные потери, уменьшилась до состава полка. Лишь в тылу, в штабе, может казаться, что дивизия еще цела. Все штабные должности, указанные в штатном расписании, замещены. Если по непредвиденной случайности тыловые части потеряют несколько человек, их сразу заменят. Это — снабженцы всех видов, обслуживающий персонал. Число воинов может убавиться в два-три раза, но число людей, обслуживающих дивизию, почти неизменно.
Командирам, просившим помощи, Парфенов отвечал одно и то же:
— Не могу дать ни одного солдата... И тем не менее, ни шагу назад!
Вернувшегося с НП дивизии генерала встретил начальник штаба.
— Какая обстановка на правом фланге? — спросил Парфенов, спешиваясь.
— Трудно. Купцианов просит помощи. Я не решился послать ему без вашего разрешения единственный резервный батальон.
— Купцианов, Купцианов... Что говорит Арыстанов?
— С ним я только что связался. Говорит, что положение у них чертовски скверное. Но о помощи — ни слова. Если желаете, я соединю вас с ним.
— Незачем... сам к нему съезжу.
— Во многих местах немцы бросили на нас танки. Но пока ни одна часть не дрогнула, — докладывал начальник штаба.
Парфенов постоял в раздумье:
— Резервный батальон держи наготове. Но без меня — никому ни одного человека. Из тыловиков сформируй два-три взвода. Включи туда писарей, ординарцев, работников склада, военторг тоже... Назначь командиром одного из своих помощников. Через час я вернусь.
— Будьте осторожны, товарищ генерал.
Парфенов тяжело влез в седло. Тронув лошадь шпорами, он обернулся к начальнику штаба:
— Не забудь хорошо вооружить новые взводы. В них есть отличные люди.
...Генерал ехал мелкой рысцой, прислушиваясь к гулу сражения. Винтовочная перестрелка доносилась приглушенно, рев пушек то затихал, то усиливался. Слышался шум танков. Прошло три часа с тех пор, как прекратилась артиллерийская подготовка, и враг перешел в атаку.
Командный пункт полка Мурата расположился на опушке леса. Мимо проходила дорога. Повозку, продвигавшуюся по дороге к линии фронта, остановил выбежавший часовой.
В это время подъехал генерал.
— Что у вас случилось? — спросил Парфенов, придерживая плясавшего под ним жеребца.
— Майор Купцианов приказал не пропускать повозок мимо штаба, — объяснил связной, — говорит, штаб засекут.
На командном пункте находилось человек двадцать. Каждый был занят своим делом. То и дело связисты бегут искать обрыв провода на линии. Без устали повторяя позывные, сидят у аппаратов телефонисты. Командиры склонились над картой. Только офицеры связи сидят пока без дела — ждут приказа.
На КП Мурата не оказалось. Парфенова встретил Купцианов. Он осунулся, глаза запали. От былого щегольства начальника штаба не осталось и следа. Измятая, грязная шинель, затрепанная ушанка... Увидев комдива, Купцианов подтянулся, отчетливым голосом отдал рапорт:
— Положение критическое. Силы врага превосходят наши раз в десять. Много убитых. Без помощи нам позиций не удержать.
Телефонист прокричал:
— Товарищ майор! Вас командир третьего батальона вызывает.
— Дать подкрепление не в состоянии. Терпи!.. Терпи! — прокричал Купцианов в трубку, искоса поглядывая на генерала. — Терпи во что бы то ни стало! Останови! И против танков ничем не могу помочь. Не отступай ни шагу! Иначе — в трибунал.
— Ну, это уж совершенно лишнее. — Парфенов поморщился, бросил взгляд в сторону передовой. Там клубился дым, грохот разрывающихся снарядов участился. Парфенов поднес к глазам бинокль.
Купцианов бросил трубку, подошел к Парфенову.
— Третий батальон просит резервы, — почти жалобно сказал он. — Если повторится еще одна атака, они не выдержат. У меня нет ни одного лишнего солдата...
— Слышал! — недовольно и твердо сказал Парфенов. — Выдержат! Должны выдержать.
— Я понимаю. Дал приказ не отступать. Еще раз повторю. Но, как военный человек, я не могу закрывать глаза на истинное положение вещей.
