class="p1">Наконец, собравшись с силами, Эльдар подошел к кровати.
Сарыма приходила в чувство. Шевельнулись побледневшие губы, медленно поднялись потемневшие веки с длинными ресницами, блеснули бархатно-мягкие черные глаза.
Думасара склонилась над нею.
— Нужен доктор, — неуверенно проговорил Астемир.
— Да, мусульмане, прежде всего тут нужен доктор, — в дверях стоял Матханов. — Эльдар! Бери мою коляску, вези Сарыму в больницу. Это прежде всего… Очень прискорбно мне, — другим тоном продолжал он, — что я застаю не радость свадебного пира, а такое… несчастье… Я горюю вместе с тобой, Эльдар! Но ты прав, негодяя мы найдем и под землей… Сейчас нужно в больницу.
С воплем вбежала в комнату запоздавшая Диса:
— Сарыма! Дочь моя! Что сделали они с тобою? В недобрый час отпустила я тебя из своего дома…
Комната наполнилась людьми, слышались голоса:
— Скорее Чачу, где Чача? Пошлите всадника за Чачей…
— Нет, да благословит всех нас бог, не надо Чачи. Никакой Чачи. Женщины, помогите Эльдару, — распорядился Казгирей. — Помоги и ты, Астемир!
Сарыма застонала.
Астемир, с сурово сведенными бровями, помог поддержать раненую. Осторожно понесли ее в коляску.
Теперь во дворе смешались званые с незваными, все угрюмо провожали взглядами процессию, столь непохожую на то веселое шествие, которое было полчаса назад.
Диса лежала без памяти на полу в опустевшей комнате.
На крыльце из-за широкой юбки Думасары выглядывало испуганное личико Лю, на голове его по-прежнему красовалась феска.
Из сада еще доносились возбужденные голоса людей, продолжавших искать преступника, а здесь, на дворе, гости спешно разбирали коней, Коляска Матханова тронулась с места, всадники окружили ее.
Раненую Сарыму повезли в Нальчик.
Несколько опережая ход событий, уже сейчас следует сказать, что слух о несчастье на свадьбе большевика Эльдара из Шхальмивоко быстро распространился по Кабарде и за ее пределами: об этом толковали в Осетии и даже в аулах Дагестана.
Стрелявшего не нашли.
— Да и как найти, — рассуждали люди, — если выстрел был с неба. Не столько выстрел, сколько голос самого аллаха. И то ли еще будет!
Пролилась кровь, но кому мстить — аллаху? Великое смирение, молитва и душевный трепет — вот что должно стать ответом на знамение небес. То ли еще будет с ивлисами, отвернувшимися от закона Магомета!
Женщины шептались о том, что стрелял обманутый законный жених девушки, богатый лавочник. Обиженный будто бы собирался перестрелять гостей и даже всех обитателей Шхальмивоко, однако джигиты не растерялись, выхватили клинки, зарубили лавочника.
На вопросы, что же сталось с невестой, отвечали: «Невеста истекла кровью и умерла». И еще добавляли, что это заслуженное наказание для девушки, не погнушавшейся идти замуж за большевика, командира отряда «всадников в чувяках». То ли еще будет!
О том, что убитая невеста похоронена на русском кладбище, под музыку медных труб, рассказывали друг дружке девушки, и в их тоне неизменно слышалось сочувствие жертве. Со слов очевидцев передавали, что на том месте, где пролилась ее невинная кровь, за одну ночь вырос куст и расцвели пунцовые розы. Да и как могло быть иначе? Верно — выстрел был предупреждением аллаха, но девушка, избранная аллахом для этого грозного предупреждения, все-таки ни в чем не повинна, ее выдавали замуж насильно. Естественно, аллах сам принял ее чистую душу, а пролитая кровь вернулась к солнцу цветами. Мать убитой, однако, выкрала тело и унесла с русского кладбища, и певец Бекмурза из Докшокой сочинил песню, не взяв за это ни коровы, ни даже барана…
Истина так укрылась за выдумкой, что добраться до нее было труднее, чем матери распеленать и не потревожить младенца.
Конечно, разные люди и тут проявили себя по-разному. Чача, например, пресекала все попытки приукрасить происшествие, обиженная тем, что ее не позвали к раненой, а увезли лечить в больницу, к русскому доктору. Чача старалась уверить не только Дису, но и Думасару, что Сарыма в руках гяуров умрет, они умышленно сделают мусульманскую девушку калекой…
— Кто не знает, — говорила Чача, — пословицы: татарин умрет — адыге не печалится. Для русского кабардинец — тот же татарин. Разве ему горе то, что является горем для кабардинца?
— Ах, Сарыма, Сарыма, — вздыхала Диса, — отрежут у тебя руку и привезут без руки… Кто станет кормить тебя на старости лет? Твой Эльдар? О, наказание божеское! Вот что значит не повиноваться матери… А как было бы хорошо, если бы сразу послушалась меня и вышла за Рагима, — только бы и знала трудов, что есть рахат-лукум…
— Ай-ай-ай, — сокрушалась Чача.
И Диса готова была бежать в Нальчик спасать дочь от ножа злодеев.
Матханов, конечно, знал о пересудах, какие вызвало происшествие на свадьбе Эльдара, и относился к ним по-особому. Ему был на руку их религиозно-символический смысл: знамение неба… розовый куст… божья кара… возмездие…
Он не препятствовал распространению домыслов и не торопился с поисками преступника, стрелявшего в Сарыму.
Нашхо сначала удивился, потом понял брата.
Болезнь, все усиливающаяся, вынуждала Нашхо совсем уйти с льстившего его самолюбию, но утомительного поста. Не о скачках по дорогам Кабарды приходилось думать. Все чаще он лежал в постели с платком в руке.
Нашхо занимал в Нальчике дом в одном из тихих кварталов. Дом после бегства родовитых князей достался ему вместе со старомодными комодами, широкими кроватями, портретами княжеских предков, развешанными по стенам в овальных рамках, кошками, собаками и даже курятником.
Две комнаты в этом доме отвели для Эльдара после того, как стало известно о его близкой свадьбе. Сюда и должен был Эльдар привезти молодую жену.
С братом наедине Казгирей упорно заводил речь о том, что истинные мусульмане, а такими хотели видеть братьев их родители, должны обращать всякое дело, будь оно хоть личное, хоть служебное, на пользу религии и шариату, во славу аллаха. Условия жизни меняются, говорил Казгирей, но тем более мусульманин должен оставаться правоверным, в этом и заключается важнейший патриотический долг кабардинца.
Казгирей знал силу своего влияния на брата, он старался и спасти брата и не выпустить из рук важного рычага. Нашхо, как и Инал, не отвергал кандидатуры Эльдара, он признавал за Эльдаром много достоинств — его происхождение, воинскую доблесть, твердость и неподкупность характера, любовь к знанию. «Но, — говорил он, — любовь к знанию — это еще не есть знание, парень неопытен, малограмотен, горяч по молодости…» Нашхо повторял все то, что Казгирей слышал и от Инала. Казгирей же как раз ценил молодость Эльдара.
Все это верховный кадий опять обдумывал, мчась из Шхальмивоко в Нальчик.
Коляска с Сарымой и сопровождающими ее Казгиреем, Эльдаром, Астемиром неслась по пыльной дороге. Сарыма лежала на подушках, прикрытая буркой.
