обрезания… Лю понял одно — Сарыму будут резать. Когда же он услышал, что на месте, где пролилась кровь Сарымы, вырос розовый куст, Лю побежал к дому Жираслана и взлез на дерево в надежде рассмотреть розы. Роз не было. Все имело свой обычный вид — по саду бродили одичавшие куры, дом был опять заброшен.
В ауле оставались следы еще одного важного мероприятия тех дней, когда дед Баляцо был временным председателем. Но зачинщиком его, впрочем, следует считать не столько добродушного Баляцо, сколько лихого Давлета.
Речь идет о перевозке из разрушенного дома князей Шардановых и других оставленных без присмотра дворянских поместий утвари, остатков мебели, всяческого имущества.
Имущество свозилось во двор ККОВа и во двор председателя комитета согласно заимствованному у Бота плану скорейшего превращения кулайсыз просто в кулай. Кое-что перепало действительно пострадавшим — ведь не у одного Астемира увели корову…
В один прекрасный день Думасара услыхала крики Баляцо — дед привез на мажаре небывалый груз вещей, словно здесь был не дом прежнего объездчика, а новоселье молодоженов, которым богатые родственники посылают обстановку для дома. На дедовой мажаре — старик уже привык к тем клячам, которых он получил взамен Бруля и Аляши, — возвышались дубовый резной комод, широкий стол, великолепная кровать из металла, с царственно блестящими шарами на прутьях, с тугой железной сеткой. Ну и придумал же дед! Что делать с этой кроватью? Думасара едва дождалась возвращения Астемира из Нальчика и, по совету мужа, решила отдать кровать кому-нибудь другому — чем только вызвала бесконечные споры между охотниками получить этот дар.
Но, покуда шел спор, Лю по-своему пользовался кроватью. Он и ближайшие его сподвижники все свободное время проводили на восхитительной пружинистой штуке, соревнуясь в прыжках. Это внесло много оживления. Лю чувствовал себя одновременно и искуснейшим джигитом и веселым скоморохом, о которых иногда рассказывала ему нана Думасара. Звонко пели пружины, весело блестели шары. Но, как известно, и на солнце есть пятна. Тембот уже давно не принимал участия не только в прыжках, но и в более солидных играх. Да и как иначе мог вести себя четырнадцатилетний подросток, у которого верхняя губа уже начинала покрываться пушком, который уже знал тяжесть кузнечного молота и радостное удовлетворение от работы кузнеца! Да, иные интересы зрели у брата, хотя приглянулись и ему эти сверкающие маленькие солнца — шары на прутьях кровати… Впрочем, один шар Лю сумел отстоять для себя, и вот он начал появляться среди соратников с блестящим шаром, ловко нацепленным на революционную феску. Лю очень рассчитывал, что с этим украшением на голове он вот-вот попадется на глаза оборванной девочке Тине, о которой со времени встречи у калитки дома Жираслана вспоминал что-то очень часто.
Нужно сказать, эти новые приобретения использовались в доме довольно своеобразно — на внесенный сюда полированный стол поставили резной комод с красивыми, золочеными замками.
— Ты смотри, сестра, как красиво! — пробовал восхищаться Баляцо.
Но и в таком положении новая мебель плохо уживалась с прочей обстановкой дома, а главное — с привычками хозяев. Думасара была недовольна. Она ворчала:
— Корову мне вернули — и хорошо, а спать всегда лучше на твердом. Не приспособлен наш дом для такой красоты. Астемир приходил — ему тоже не понравилось, говорит: «Думай сама, куда помещать эту мебель. Наставили от стены до стены, как в магазине в Ростове…»
— Надо приспосабливаться, — урезонивал Баляцо. — Мы с Давлетом всех кулайсыз переделаем в кулай.
— Ну, помогай вам аллах в этом деле. А что до кровати, так на ней не хочет спать даже Лю, только прыгает.
— Пускай спит на ней нана, — предложил Лю, совершенствуясь в гимнастических упражнениях. — А я не буду спать на ней: на этой кровати, наверное, спала сама княгиня, жена Жираслана.
Если образ светлоглазой, лохматой девочки приятно тревожил его сердечко, то воспоминание о княгине, напротив, всегда вызывало у него неприязнь.
Старая нана тоже не хотела переселяться на княжескую кровать, хотя ей больше чем кому бы то ни было подходило возлежать на кровати, как на облаке.
Иногда все-таки два брата, из которых один еще оставался ребенком, а другой уже становился юношей, в обнимку засыпали на широкой кровати, сладко дыша друг другу в лицо.
Всякое утро их ждали важнейшие дела. Лю прикреплял шарик к поясу, воображая, что это ручная граната и теперь ему не страшен сам Жираслан, и спешил на игры богатырей или за околицу, к дому Жираслана, надеясь встретиться с девочкой Тиной. А юный тлепш Тембот наваливался на густую кашу с бараниной. Как тут ловчилась Думасара, откуда она доставала баранину — было ее тайной. Кузнецу пристало есть сытно и плотно. Уже слышался зов старшего его товарища Аслана, и Тембот до вечера уходил в кузницу. Горн старой кузницы теперь не стоял печально остывшим. Уроки незабвенного Бота, а потом Эльдара шли впрок.
Правда, Тембот некоторое время еще колебался в окончательном выборе ремесла. У подростка вдруг заговорила кровь его предков — разгорелся необыкновенный интерес к древнему, совсем забытому, ремеслу отцов и дедов. Не так важно, что тут было причиной и что следствием, потому ли Тембот шарил по всем углам, по сараям и конюшням и отыскивал инструмент предков-жерновщиков — молотки, зубила, ломики, — что захотелось ему овладеть этим искусством, или, наоборот, потому и захотелось стать жерновщиком, что ему вдруг попались на глаза забавные и интересные предметы. Так или иначе, на какое-то время он забросил кузницу и начал проводить целые дни за тесанием камней. Астемира в те дни в ауле не было. Но тут, чего никак не ждала Думасара, дед Баляцо начал расхолаживать Тембота, и, пожалуй, в убеждениях старика чувствовалась сила.
— Теперь всюду камень сменяется железом, — говорил дед. — Водяные мельницы заменяют машины… Слушай меня, Тембот, теперь нужны не жерновщики, а люди, которых называют механиками. К этой науке кузнец идет прямым путем, потому что кузнец есть тоже человек, работающий по железу. Отсталое занятие — тесать камень, занятие курам на смех… Все это, — дед показывал на сложенные у крыльца молотки, зубила и ломики, — все это отбрасывай в сторону, не отставай от Аслана, берись за кузнечный молот и клещи.
Тембот, однако, поддался увещеваниям не сразу. Не сразу подействовали на него и насмешливые упреки Аслана, лишавшегося помощника. Немало подивился Астемир, вернувшийся из Нальчика и заставший старшего сына за тесанием жернова. Это показалось объездчику столь любопытным, что и в нем загорелся интерес к забытому делу. Но вот Астемир принял от Баляцо бразды правления. У законного старшины-большевика, как и следовало ожидать, что ни день возникали новые и новые хлопоты: то ему нужно
