Анатолий Тоболяк - Денежная история

Прошло уже больше года с того дня, когда в своем почтовом ящике я обнаружил извещение о пришедшей на мое имя бандероли. Я взглянул на адрес отправителя и страшно обрадовался. Бандероль пришла из города Ю., моего родного островного города, где я прожил почти восемнадцать лет и с которым вот уже десять с лишним лет разлучен. Я уехал оттуда сразу после окончания школы, поступив в Уральский политехнический институт, и, конечно, не предполагал, что покинул Ю. Навсегда. Но случилось так, что вскоре с острова на материк выехали мои родители, поменяв квартиру, и связи были таким образом прерваны. Правда, там остались мои школьные друзья, но я не охоч писать письма, да и они тоже. Последнее письмо от своего лучшего друга Андрея Кумирова (назову его так, как он сам называет себя в рукописи) я получил, помнится, в ту пору, когда защитил диплом и был распределен в один из таинственных, закодированных городов Урала. Так что в ответном письме успел таки сообщить ему свой нынешний адрес.

И вот это неожиданное извещение. Я немедленно отправился на почту, взволнованно гадая по дороге, кто бы мог вспомнить обо мне.

В отделении связи мне выдали бандероль — толстую рукопись, обёрнутую грубой бумагой. Взглянув на фамилию отправителя, я невольно заулыбался. Это был, конечно же, он, Андрей Кумиров, мой сосед по парте, обратный адрес, впрочем, меня удивил: Ю., главпочтамт, до востребования.

Дома я вскрыл бандероль. Почти сто страниц убористого текста, даже не отпечатанного на машинке. А сопроводительное письмо необычайно лапидарное: «Только для тебя. Привет. Андрей». Вечером я взялся читать эту рукопись. А уже под утро, пораженный и напуганный, заказал телефонный разговор с Ю. Я попросил вызвать через справочную тамошний Союз журналистов. Соединили неожиданно быстро, и отозвался женский голос:

— Але! Але! — закричал я. — Это Союз журналистов?

Приятный женский голос подтвердил, что я не ошибся.

— Послушайте, — взволнованно заговорил я. — Звоню вам издалека. — И объяснил, что мне крайне необходимо связаться с журналистом Кумировым Андреем Дмитриевичем. (Я назвал, конечно, его подлинную фамилию и имя.) Известен им такой?

— Еще как! — благожелательно, улыбчиво отвечала женщина из-за тридевяти земель. — Но, насколько мне известно, он уехал.

— Уехал? Куда? Надолго?

— По-моему, навсегда. Он разменял квартиру. Если не ошибаюсь, он теперь в Самаре.

— Вот как, — огорчился я. — А вы не знаете его самарского адреса?

— Боюсь, что он его никому не оставил. Он уехал очень скоропалительно.

Мне оставалось только поблагодарить ее. А рукопись запрятать в свой стол. Пока не пришла ей пора.

Сегодня, 25 мая 1993 года, покупная цена доллара в коммерческих банках нашего города Тойохаро — 965 рублей, продажная — 990. Стоимость ваучера резко упала: перекупщики около ворот рынка дают за него всего-то три с половиной тысячи. Нынешние цены: хлебный батон — 93, булка белого — 42, черного — 30. Килограмм сливочного масла — 1725. Десяток яиц — 320. Бутылка кефира — 124. Банка консервированной говядины — 600. Лосося — 250. Микроволновая печь, блистающая белизной, 160000. Породистый щенок колли — 70000. Ну и так далее. Запомним и усвоим.

На торговых прилавках — магазинных и уличных — изобилие товаров. Одежда. Обувь. Алкоголь. Бижутерия. Американский шоколад. Корейская кукса. Китайская тушенка. Вьетнамские яблоки. Филиппинские апельсины. Местная красная икра. Экзотические соки в замысловатых пластиковых бутылках. Яркая пестрота упаковок и этикеток.

И отвратительная погода: дождь со снегом. Мутное, белесое небо — абсолютно нелетное. Сопки со стороны океана то появляются из снежной пелены, то вновь исчезают, как дурные сновидения. Моя соседка по кабинету, несравненная Радунская, включила электрообогреватель и дымит, дымит сигаретами в творческих потугах.

— Кумиров! — обращается она ко мне.

— Ну? — неохотно откликаюсь.

— Объясни мне все-таки внятно, что такое эксклюзивное интервью.

— За справку две сотни, — отвечаю я от своей пишущей машинки.

— Пошел ты!.. — кричит несравненная.

— Взаимно.

— Кстати, когда долг отдашь? — вспоминает она.

— Сказано, с зарплаты.

— Смотри не тяни. С первого числа цены опять подскочат.

— Ясно. Работай спокойно.

— Знаю я тебя, Кумиров!

— Что опять?

— Твои еще не вернулись с материка?

— Нет еще.

— А когда?

— А тебе какое дело?

— Нелюдь ты, Кумиров. Спросить нельзя.

— Дай сигарету, скажу.

— Черта с два!

Ладно, думаю я, обойдусь. Перетерплю. Внизу, на первом этаже нашего Дома печати есть коммерческий киоск. Но там лишь «Мальборо», «Кент», «Честерфильд» — элитные сигареты. Кумирову они сейчас не по карману. И позвонить сейчас в Новосибирск, где временно живут жена и дочь, я не могу. Минута телефонного разговора стоит…

Начинать эти записи надо не так. А как?

А вот так, например:

«Я, Кумиров Андрей Дмитриевич, родился 31 июля 1965 года в г. Тойохаро в семье служащих…»

— Кумиров, слушай!..

— Какого черта! Не даешь работать.

— Ты не работаешь, а в окно пялишься. Объясни мне, пожалуйста, почему ты не пригласишь меня в гости? — вдруг свирепо спрашивает Радунская.

— Зачем?

— Ты же один сейчас.

— Ну?

— И я одна.

— И что?

— Нас может быть двое, дурак! — кричит она.

— Не будь блядью, Радунская, — отвечаю я на это. Встаю и выхожу из кабинета, чтобы стрельнуть у кого-нибудь сигарету.

Из Дальневосточного университета меня выгнали за диссидентство. Это был 85-й год. Я позволил себе выпустить машинописный журнал, в котором…

Нет, не так.

Моя истинная жизнь, жизнь упорядоченная и содержательная, началась полтора года назад, когда на тойохарском горизонте появилась выпускница Уральского университета Ольга Малышева, маленькая, пышноволосая умница, которая…

Не так, не так.

— Кумиров, зверюга!

— Что опять?

— Во-первых, ты мог бы взять сигарету у меня, а не клянчить по кабинетам. Во-вторых, тебе звонили.

— Кто?

— Какой-то Яхнин из фирмы «Пента».

На миг мое сердце приостанавливается, пропуская два удара, а затем учащенно наверстывает упущенное.

— Что сказал? — кривлюсь я, как от боли.

— Попросил перезвонить. Вон телефон. Кто это?

— Яхнин из фирмы «Пента».

Радунская вскакивает из-за своего стола.

— Все! — кричит она. — Иду к редактору. Пусть переводит в другой кабинет, от тебя подальше.

— С Богом, — разрешаю я кривясь.

Яхнин из фирмы «Пента» вспомнил обо мне.

Я набираю номер медленно, внятно, как будто по слогам складываю трудное слово. Откликается женский голос.

— Генеральный директор у себя? — спрашиваю я. И предупреждаю ее вопросы: — Звонит Кумиров из редакции «Свободы».

— Минутку.

…никогда не состоял в партии. В комсомоле пребывал постольку-поскольку, годами не платя взносов.

А по сути подлинная Кумировская жизнь началась с Олиного тихого ночного признания:

— Андрей, я беременна.

И подступающего сна как не бывало. Я зажег настольную лампу и долго вглядывался в ее светлое лицо. Потом спросил:

— И что будем делать?

— Не знаю.

— Будешь рожать?

— Не знаю.

— Аборт?

— Ты думаешь, аборт?

— Выхода всего два, — помнится, сказал я.

…и точно в срок, вычисленный Олей на компьютере, закричало, возникнув из небытия, маленькое существо, названное нами Машей. Вот это и есть точка отсчета.

«Задержитесь до конца июля, если возможно. Финансовые проблемы еще не решил». Так я закончил последнее письмо Ольге, посланное в Новосибирск на сорок седьмой день после их отъезда.

А генеральный директор Яхнин вспомнил обо мне на пятьдесят девятый день после нашей с ним исторической встречи.

— Привет, Игорь. Звонил? — спрашиваю я, услышав в трубке его свежий голос.

— Так точно, Кумир. Решил, старичок, побеспокоить. Дата приближается, родной. Помнишь?

— Каждую минуту. Даже по ночам.

— Ну и?..

— Собирался сам позвонить и попросить отсрочки.

— Та-ак!

— При твоих миллионных сделках…

— Ну-ну?

— Несложно вроде подождать, — заканчиваю я.

— Так считаешь?

— А ты?

— Я считаю, старичок, что до моих миллионных сделок тебе, бля буду, дела нет. Это МОИ сделки. А долг ТВОЙ. Популярно объясняю?

— Да. Понял. Накинь еще двадцать процентов.

— Думаешь, потянешь?