— Ага! Понял.
— Так что, Игорь? — напрямик спросил я, прерывая эти воспоминания.
— Что?
— Ссудишь мне денег? Повторяю, месяца на два. Заплачу проценты сообразно инфляции.
— Это само собой! — откликнулся он. — А сколько надо, Кумир? Ты сказал: крупную сумму. А что ты, старичок, понимаешь под крупной суммой? Лимон? Десять лимонов?
Я усмехнулся. Невесело так.
— Лимоны — это не из моего лексикона. Надо сто тысяч, чтобы выкрутиться.
— Сто штук? — поразился Яхнин. (Огромной или ничтожной показалась ему эта сумма?)
— Если сложно, то хотя бы половину. Остальное займу у других частями, если удастся.
И я замер в ожидании приговора. Сигарета погасла сама собой. Я думал: «Ну, давай, Молва, покажи себя. Вспомни старые обиды. Унизь. Нокаутируй. Твоя власть». — И смотрел, как Яхнин, соскользнув со стола, открывает холодильник, достает новую баночку, откупоривает ногтем колпачек и, закинув русобородое лицо, двигая кадыком, пьет китайское пивко.
* * *
…которое, кстати, я ни разу не пробовал, как и американское баночное, как знаменитое немецкое и прочие диковинные напитки, щедро предоставленные в уличных «комках». И поневоле я поразился, увидев на столе редактора Перевалова прекрасную красавицу «Ламбаду». Останавливаясь в дверях, я хмуро вопрошаю:
— Киряешь, что ли? Середь дня?
Он порывисто встает навстречу, высокий, сутулый, лысоватый уже, крепко жмет мне руку и тянет к приставному журнальному столику.
— Есть повод, Андрей. Садись. Попробуем, что за дрянь, — берет бутылку в руки.
— А что за повод?
— Сейчас все объясню. Садись, садись, — не терпится ему.
* * *
А Яхнин, со всхлипом передохнув, смахнул капли с русой бородки и проговорил каким-то странным, обморочным голосом:
— Слушай, Кумир, старичок. А ты просвети меня, недоумка, сколько ты зарабатываешь в своей конторе?
— Сколько я зарабатываю в своей конторе? — повторил я.
— Ну да.
— По-разному. В зависимости от гонорара. В среднем тысяч сорок.
— Сколько? Ась? — приложил ладонь к уху Яхнин, как глухой.
— Я же сказал. В среднем тысяч сорок.
— Не заливай!
— Не заливаю.
Яхнин, похоже, сильно разволновался.
— Но это же нищенство, Кумир! — закричал он. Моя секретарша, сучка такая, получает у меня вдвое больше, а дел у нее всего-то, что мурлыкать по телефону да кофе мне варить.
— Что ж, рад за нее. И за тебя. Не обижаешь сотрудниц.
— Спасибо. Польстил. А ты мне лучше скажи: как ты думаешь через два месяца рассчитаться со мной? Банк возьмешь? — весело спросил он.
В эту минуту мне вдруг захотелось ударить ногой между широко расставленных его ног, чтобы, застонав от боли, он повалился на пол. Но я не двинулся с места и лишь услужливо отвечал:
— Нет, банк брать не намерен. Есть другие перспективы. У меня договор с издательством. Обещают аванс. Вот на это я рассчитываю. На книжку.
— Ага! Книжка. Это уже кое-что. Я помню, ты в школе стихами баловался. Как же, помню! Девки млели. Они до стихов охочи. Ну, а честно, Кумир, почему ты именно ко мне обратился? Мы ведь годами не виделись, никаких контактов и вдруг…
— Твоя «Пента» на слуху. Говорят, процветаешь.
— Да? Кто говорит?
— Народ. — Я встал с табуретки, а Яхнин белозубо хохотнул.
— Народ… Хорошо сказал. А вообще-то я стараюсь жить тишком, без особой рекламы. Но, видать, просачивается. Постой, ты куда? — вскричал он.
— Пойду.
Из глубины квартиры женский голос опять позвал: «Игорек! Игорек!». Яхнин подшагнул к двери и гаркнул:
— Заткнись! Занят! — И вновь повернулся ко мне с каким-то озаренным лицом. — Слушай, старичок, а ты не хочешь пойти ко мне, а?
— В смысле? — провернул язык.
— Ну, в смысле поработать у меня. Зарплату положу хорошую, будь спок.
— А чем ты, собственно, занимаешься?
— А ты не в курсе?
— Нет.
— Даешь, Кумир! Идешь к человеку одалживаться и не разузнал, откуда у него башли. Какой же ты к хренам журналист!.. Ладно, ладно, не серчай, — подшагнул он ко мне и положил руку на плечо. Я отодвинулся, и он это заметил. — У меня, старичок, фирма многоотраслевая. В основном торгово-закупочная. Вот, скажем, на первый случай: раздобудь мне оптового покупателя на партию баночной икры. Три процента за посредничество. Сечешь?
Я рассмеялся, невесело, правда.
— Как ты это себе представляешь? Где я найду такого покупателя?
— А ты пошевели мозгой. Припомни знакомых. Сядь за телефон. Связи у тебя наверняка есть… ну, вот. Полтора доллара баночка. В экспортном исполнении. Сделка на миллионов десять, а?
— Нет, не возьмусь.
— А чего так?
— Не умею, Молва. Да и не хочу, честно говоря.
— Не хочешь получить триста штук? А говоришь, нужны башли.
— Не таким способом.
— А чем плох способ? — быстро спросил он. Уже не улыбался. С острым интересом разглядывал меня, как нечто диковинное.
— Яхнин, — сказал я тяжелым языком. — Оставь это. Я в коммерции профан. Бездарь. Ценности для тебя абсолютно не представляю. Мое дело в газетке пописывать, как ты выражаешься. Ни на что другое не годен, проверено, даже вагоны грузить. Есть еще моральные принципы, но это сейчас не важно. Скажи ясно: займешь или нет?
Он откликнулся сразу, горячо, искренне:
— О чем речь, Кумир! Конечно, нет.
И мы замолчали, глядя друг на друга. Такая вот старая детская игра: кто кого переглядит, кто первый моргнет.
* * *
А Перевалов набулькал по трети стакана из красивой бутылки и один пододвинул мне.
— Держи! Давай примем.
— Сначала скажи, что за повод.
— Эх, не терпится тебе! Ладно. — Он стал серьезным, этот лысоватый, сорокалетний уже человек. Поправил очки на носу, прищурился. — Дело в том, Андрей, что я отбываю на материк, в родной Воронеж. А тебе хочу предложить занять мое место. — И прищурился еще сильней, вглядываясь, как я прореагирую.
* * *
— Ясно, — первым нарушил я паузу. — Ну, что ж, Молва. Ничего нового. Ты не изменился за эти годы, все такой же.
— Да и ты, старичок, все такой же! — подхватил он мою мысль самым радостным голосом. Всегда был интеллектуалом высоколобым, таким и остался. Тебе дело предлагают. От души, по-приятельски. Через год тачку бы имел, счет в банке. Но тебе западло общаться с такими, как я. Думаешь, не вижу?
— Ума тебе не занимать, — похвалил я его. Дрожь какая-то начала меня бить. — Шел сюда как на голгофу. Ну, ладно! Продолжай свой бизнес. Глядишь, кто-нибудь прихлопнет тебя с твоими миллионами. Свои или чужие. — Я отстранил его и вышел в прихожую. Но тут же голос Яхнина догнал меня:
— Андрюха! Погоди!
«Андрюха». Это что-то новое. Я повернулся к нему. Он стоял в дверях кухни, широко, белозубо улыбаясь, русобородый, рослый красавец в небесно-голубой пижаме.
— Где твой школьный юмор, старичок, а? Порастерял, что ли, в жизненных передрягах? Я же пошутил, Андрюха. Пошутил я. Жестоко, конечно, но, сам понимаешь, мы ребята крутые… Шагай назад! Сейчас принесу твою капусту.
— Не надо. Обойдусь, — сказал кто-то моим голосом.
— Брось, не дури! Я купюрами подтираюсь, а тебе действительно надо, я же вижу. Где еще возьмешь! Ты же, старичок, не от мира сего. Таким, как ты, сейчас в пору вешаться. Подожди чуток. Я мигом! — И он прошагал мимо меня в одну из комнат, высокий, светловолосый, решительный хозяин этой жизни. А я, мгновенно вспотев, вернулся на кухню, да, вернулсся — сука, недоносок, падла безвольная.
* * *
— Бредишь ты, что ли? — спросил я Перевалрва. Меньше всего ожидал я такого разговора.
Но он не бредил. Он был рассудителен, трезв и серьезен. Это не розыгрыш. Его отъезд на материк — дело решенное. В Воронеже у него отец, который давно зовет его к себе. Жена тоже агитирует податься в те края. Квартиру здешнюю он уже приватизировал и намерен продать.
С работой в Воронеже все оговорено: будет заниматься памятниками культуры. А что касается моей кандидатуры на его должность редактора, то с директором издательства Неклессой была беседа. Он не возражает. Больше того, двумя руками «за». Журналистская репутация у меня хорошая, сам человек положительный, непьющий… ну, скажем так: малопьющий, ухмыльнулся Перевалов… примерный семьянин, а самое главное — автор, автор отличной повестухи. Следовательно, причастен к литературе, что дает мне моральное право занять вот это самое кресло, вот в этом самом кабинете.
— В деньгах ты, пожалуй, на первых порах не выиграешь, Андрей, это я сразу предупреждаю. Но! — Перевалов поднял палец. — Есть идея о коммерческом издательстве. Основные бумаги уже оформляются. Доведешь дело до конца и станешь един в двух лицах: директор собственного издательства и редактор этого. Чем не перспектива? — как-то беспокойно вопросил он.
— Бред, — сказал я и выпил сладковатую «Ламбаду».