Знала бы она, как любят его «дома».
Расчётливая сучечка, легко добивающаяся расположения подростка, о котором он, Феликс, может только мечтать. Конечно, ей проще: женщину скорее возьмут работать в школу, даже если у неё на лбу написано: «ненавижу детей», и мало кому из женщин можно успешно припаять растление или изнасилование. Вот только она не понимает, что перед ней псих. Не иначе, переселенцам все русские кажутся психами, это как для европейца монголоиды — все на одно узкоглазое лицо.
По разбитой дороге ползла машина очередного дилера, замаскированная под такси.
— Мне ничего от тебя не надо, — сказала Юлиана.
«Я буду делать безразличное лицо и просить, чтобы меня не жалели, и тогда меня пожалеют и похвалят за мужество, и дадут денег», — так это называется в переводе на нормальный язык.
— Понимаю. Не хочешь уходить?
— В такую погоду — не хочу, — усмехнулась она.
— Wohl. Давай я тебе расскажу что-нибудь хорошее, пока не закончился дождь.
И он стал вспоминать свои старые стихи, какие похуже:
словно девушка в белом шарлотта, а я марат
словно чёрным мигает сломанный светофор
отчего-то обидно, что хочется умирать
до сих пор
ветер жжётся и неба разлом беспрестанно бел
этот гул в голове, словно вражеский, бля, налёт
нет, не надо меня любить, говорю тебе
только мокрое полотенце набрось на лоб
(ты сольёшься в другую плоскость, другую ось
на скамейку с дешёвкою сядешь, как на иглу
и посмотрят, как я справляю свой лохокост
твои дети на том углу)
это всё проходит, это волна о борт
это щепки высокой радости на волнах
да, тут был соседский чёрноодетый бог
но съебался нах.
Скажи приставшей гопнице, что ты кандидат наук, скажи служителю маммоны, что ты оппозиционер, покажи хрупкой критикессе матерную прозу, — они сразу же исчезнут. Чужие, совсем чужие слова. За них тебя оставят в одиночестве или захотят побить.
Мои кармические братья и сёстры пользуются стихами, чтобы прогнать ненужное.
Разве можно рассчитывать на материальную поддержку того, кто такое пишет? Вы с ума, что ли, сошли? Рассчитывайте на автора милицейских протоколов.
Любая девочка с упругой грудью и нездешним холодком в глазах должна понимать, что так глупо строят планы только существа простые, люди тепла и света, которым планы противопоказаны.
Пускай будет всё холоднее и холоднее, а напоследок надо сделать то, что надолго запомнится. Не зря же я здесь побывал.
Она говорит, что забыла дома какую-то хуйню (на немецком языке), что сейчас вернётся. Не вернётся, конечно, — этого он и добивался. Интересно, она будет плакать или думать, в чём дело — ведь всё так сложно, с первого раза не расслышишь, не усвоишь, не сочинишь оправдание себе и другим?
«Федеральная служба Российской Федерации
по контролю за оборотом наркотиков
Гр. Фрейману Р. Б.
проживающему по адресу: …
Уважаемый Роман Борисович!
Управлением ФСКН России по Калининградской области внимательно изучено ваше заявление от …сентября 200* г.
В настоящее время информация о сбыте наркотических средств в результате тщательной проверки не подтвердилась. Однако, Управлением к уголовной ответственности за организацию и содержание притона для потребления наркотических средств по ст. 232 ч. 1 УК РФ привлечён владелец дома — Юраускас Юргис, который в настоящее время находится под стражей. Уголовное дело в отношении него направлено в суд …ского р-на».
Свет в окнах переселенцев не горел: все уехали, умерли или подохли.
«Дорогая L, помнишь, как мы собирались снять пару для свинга, открыли анкеты на BDSM-сайте и увидели в одной, в разделе «мне не нравится»: «не люблю грязь, кровь, дожди»? Сейчас то, что я вижу вокруг, можно обрисовать именно этой бесхитростной фразой, годящейся в название для трэша: грязь, кровь, дожди.
Как же меня всё это заебало, блядь».
Зачем-то он авторизовался на полузабытом контркультурном литпортале и написал новичкам пару матерных отзывов. Тут же всплыл один из модераторов, калининградский поэт-программист, и забил во «who is» его новый адрес. Минут через десять пришло письмо:
«Б., ты паходу ебанулся на отличненько. Сидишь здесь и ничего не говоришь. У нас мероприятие послезавтра на Московском проспекте, приходи. Или нет, пожалуй, не приходи — я тебя напою, а тебе пить вредно».
Вместо «пожалуй» Феликс прочитал: «похуй». В углу экрана висела реклама, не вырезаемая никаким адблоком:
«Как заработать состояние, потратив всего 70 рублей?»
Нет, я не зайду по этой ссылке, умники: и без вас знаю ответ — никак. Всё остальное — комментарии.
Когда он вышел на улицу, ещё не знал, что будет дальше. Окна Юраускасов, казалось ему, горели особым, самодовольным светом. Здесь никого нет, только цыгане, как средневековые алхимики, травят и наживаются, и в этом есть своеобразный циничный героизм.
Сарра в прозрачном дождевике, накинутом поверх халата, отперла калитку.
— Не боитесь одна открывать? — зачем-то спросил он.
— Так я же не одна, — улыбнулась она, — и… вы не знаете, наверно, что наши цыганские мужчины по дому ничего не делают — и не открывают. Обычай такой.
В доме было светло и чисто. Сидевшие на кухне братья не выказали удивления, только переглянулись. Каждый может оказаться на операционном столе, каждый может придти за наркотиком, такие дела.
Сарра, быстро и деловито пересчитывающая ампулы со следами перепайки, напоминала медсестру — что самое смешное, она и оказалась медсестрой по диплому.
Первитина у них уже не было. Давайте, что есть, сказал Феликс.
— Смотри, менты увидят, — предупредил старший брат. — Отца уже забрали.
— А я скоро уезжаю. Ну, и у вас же хорошие отношения с ментами, разве не так?
— Тут сука одна пишет, — сказал старший брат, отодвигая бутерброд с маслом, — много пишет. Скоро до мэра дойдёт.
Писатель Феликс Б. запаролил свой компьютер, а флэшку с отчётом о произошедшем — нет, как будто хотел облегчить работу следователю: ведь ментовские хакеры в этом краю — такие ламеры. (Это всего лишь мнение Феликса Б., уточняем мы.)
Эксперты сочли его версию плодами галлюцинаций. Дочь гастарбайтера Фреймана якобы пыталась ограбить Б., пока он спал. Проснувшись, он выгнал её; в результате ссоры у него что-то в голове замкнуло, и он решил поджечь дом ларёчницы. В ночь на пятое октября Фрейманы находились в посёлке Братское у пастора протестантской кирхи и помешать злоумышленнику не могли. Ещё говорят, что на самом деле никто у пастора Юлиану не видел — она осталась ночевать у какой-то девушки.
Основное подозрение падает на цыган, которые в ту же ночь или ранним утром покинули посёлок на машине с поддельным номером, забрав с собой вещи, деньги и документы. Следы возле дома пострадавших могли принадлежать как Б., так и старшему сыну Юраускаса.
В тексте, датированном пятым октября и сохранённым в двадцать три часа семь минут, Б. сообщает, что выдавил стекло ледорубом, высыпал на подоконник таблетки метальдегида и подождал, пока загорятся занавески. На самом деле преступник использовал роликовый стеклорез. Нам точно не известно, был это действительно сухой спирт или жидкость для розжига. Сам Б. в личной переписке сообщал, что после трепанации у него возникают проблемы с пространственной ориентировкой, см.:
«…в Пскове у меня был припадок, я ёбнулся на одной стороне улицы, а ключи от квартиры потом нашлись на другой, в кустах. Физически меня там быть не могло. Я просто раздвоился, и вторая моя часть… и т. д., и т. п.», -
поэтому воспринимать на голубом глазу его исповеди — признак или паранормальных способностей, или, что называется, большого ума.
Второй файл содержал следующую информацию:
«это пожану чо, блоготворное вуй похну чо, блоготворное веще
……………………………………………………
……………………………………………………
……………………………………………………»
Пожарные явились в половине седьмого, когда тушить было уже нечего.
Юлиана, приехавшая на место происшествия, ничего не смогла сказать, и вскоре выяснилось, что она вообще не может говорить. В больнице Фреймана спросили, почему он не дал ей тридцать капель валокордина. У людей, стоящих на обочине напротив сгоревшего дома, возле ямы с расширяющимися краями, нет никаких «тридцати капель», сказал Фрейман и долго смеялся, пока его не увела медсестра.
Электрик настаивал на виновности Юраускасов, но тут необходима скидка на его цыганобоязнь. Мы делаем вывод, что доверять нельзя никому, и что мечтающий молчать рано или поздно получит желаемое. Бог тут ни при чём: это теория вероятности. Другое дело, что потеря дара речи и благородный обет безмолвия несопоставимы.
