Я кивнул головой в знак согласия.
— Две трети тебе и одна треть нам?
Я отрицательно покачал головой.
— Четверть?
Я нарисовал на полу перед собой воображаемый круг и разделил его надвое.
— Идиот! — крикнула Рухама. — Ты что, не видишь, что он предлагает тебе половину?! А ты отказываешься от половины и хочешь четверть! Ей-богу, у этого льва больше ума, чем у тебя.
И тут случилось нечто неожиданное. Рухама подбежала ко мне, обняла мою гриву и поцеловала в обе щеки. Это так тронуло меня, что я высунул язык и щедро облизал ее лицо. Она онемела от потрясения, но и это вытерпела героически. Потом подняла таз со стиркой, который стоял у ее ног, и вышла на крышу развесить белье для сушки.
— Ты голоден? — спросил Цвика.
Я не был голоден. И пить мне тоже не хотелось. У меня была другая проблема, посерьезней. Я схватился зубами за его штаны и потащил за собой в туалет. Он понятливо закивал. Тогда я указал ему лапой на унитаз. Сиденье было для меня чересчур маленьким.
— Что же нам делать?! — закричал Цвика. — Рухама! Иди сюда!
Она прибежала, испуганная.
— Нет, нет ничего не случилось, — торопливо сказал Цвика и объяснил ей проблему.
Я всегда знал, что все дела ведет здесь она. По крайней мере, подает идеи. И действительно, она тут же предложила поставить в их обширную ванную комнату унитаз того рода, который иногда используют в общественных местах, — без сиденья, просто место над дырой, чтобы поставить ноги. И Цвика тут же позвонил сантехнику.
Но что делать пока? Рухама поняла мой вопрос без единого моего слова. Она потащила меня за собой за гриву и показала на ванную.
— Не стесняйся, — сказала она мне и улыбнулась.
Может, она все-таки не такая злюка, как мне казалось всегда? Или это видение будущих миллионов ее так изменило? Да, деньги наверняка сделали свое дело, даже деньги, которых не было еще и в помине. Но не в этом суть. Главное, что она перестала меня бояться. Может быть, раньше, когда я еще был человеком, она чуралась меня, потому что боялась? Нужно будет проверить это, когда я снова стану человеком.
— Слушай, так это действительно ты? — задал мне Цвика судьбоносный вопрос, когда мы вновь остались наедине.
Я кивнул.
— Как это случилось? — взволнованно спросил он.
Я сделал рукой движение, будто пишу. Он вздохнул.
— Извини, придется подождать, пока принесут твою дощечку для письма. Нет иного выхода.
Но первыми пришли сантехники. Поторговавшись о цене, они согласились сделать работу немедленно. Я лежал закрытым в спальной комнате. Удары молотков не помешали мне уснуть. Я проснулся, только когда в комнату вошли три человека. Одного из них я уже знал — это был тот офицер из полиции. Они принесли устройство для письма. Наконец-то. С ними пришли сапожник и хозяин магазина игрушек. Они несли с собой кожаные и резиновые ремни и много дощечек разного размера. Нам пришлось немало потрудиться, прежде чем мы сумели собрать нечто приемлемое. Дощечка была прикреплена на резиновых петлях прямо под моим подбородком, и я мог оттянуть ее до самого пола и распластать на нем, прижав левой лапой. Карандаш оказался лишним — я писал на дощечке когтем большого пальца правой лапы. А потом тем же ногтем тянул за медное кольцо, чтобы вытащить дощечку, стереть с нее написанное и вернуть на место.
Поначалу писать было нелегко. Мне пришлось потренироваться. Я занимался этим каждую минуту, свободную ото сна. Но мне все время хотелось спать. «Почему я так устал? — думал я. — Неужто все львы спят так же много? Судя по нашему коту, это вполне возможно». И действительно, позже эта догадка получила подтверждение некой специалистки по львам. Но не буду опережать события. Вернусь лучше к своим успехам. В конце концов, в результате больших усилий, с длительными перерывами на отдых и с помощью корявых букв мне удалось объяснить Цвике, что со мной произошло, какова была роль нашей собаки во всей этой истории, а главное, передать ему мое беспокойство о маме. Не дай Бог, чтобы она узнала, что я ее сын. Строго предупредив его об этом, я послал Цвику на почту отправить ей телеграмму:
Мама, я цел и невредим. Все в порядке. Объясню, когда вернусь. Ты должна набраться терпения, потому что дату моего возвращения я не могу назначить сам. Это дело нескольких месяцев. С любовью, твой Давид.
— Итак, ты действительно мой Дуду, да? — засмеялся Цви и похлопал меня по плечу. — А помнишь, как мы с тобой играли во львов?
Конечно, я помнил. Я написал ему, что, если бы он прислушался к рыкам, которые я издавал, когда пришел к нему в первый раз, он избавил бы и меня, и себя от многих неприятностей.
— Ты прав, — сказал он, схватившись за голову. — Сейчас я вспоминаю. Я действительно обратил внимание на твои рыки, но я был так испуган, что это не дошло до моего сознания. Ну конечно! Длинный рык с закрытым ртом: «Я хочу мира!» Где был мой разум!
Кто-то позвонил в дверь. Я вскочил, чтобы спрятаться в спальне.
— Не нужно, — крикнула Рухама, открывая дверь, — это дети!
Как обычно, по дороге из школы старший захватил домой маленького. Я улегся на пол, с любопытством ожидая, как будут развиваться события. Они оба были мне симпатичны, хотя, пожалуй, поднимали слишком много шуму. Я надеялся, что Рухама подготовит их к моему присутствию, чтобы они не испугались. Я вспомнил, как мне представляли незнакомых гостей, которые приходили к нам, когда я был в возрасте Цвикиных детишек. Правда, те гости не были львами или тиграми. Самое большее, один дядя был худой, а другой толстый. Один молодой, а другой седой, как дедушка.
Но Рухама не сказала им ничего. Они ворвались в комнату и тут же застыли у входа. Я и глазом не моргнул. Затаил дыхание. И вдруг маленький восторженно закричал:
— Это лев из телевизора!
Большой испугался и отступил. Маленький увидел, что большой боится, и сказал:
— Не бойся, Гиди, я буду тебя защищать.
Цвика и Рухама рассмеялись. Они взяли детей за руки и подвели ко мне.
— А можно его потрогать? — спросил маленький Шай.
— Он настоящий, — сказал Гиди с восхищением.
Рухама положила руку на плечо старшего сына. А Цвика засунул руку мне в гриву.
— А что это у него на шее? — спросил большой.
— Устройство для письма.
— Правильно! — воскликнул маленький. — У меня тоже есть такое!
— Он будет жить у нас на крыше. Мы построим ему там комнату, — объяснил Цвика.
— Он умеет писать? — спросил Гиди.
Цвика отступил назад и сказал:
— Еще как!
Тогда я поднял голову и распластал дощечку на полу, чтобы написать на ней их имена.
Маленький Шай при виде моих телодвижений сначала онемел от страха, а потом закричал в восторге:
— Он двигается! Взаправду! Он двигается!
И я почувствовал его мягкую ладошку у себя на спине. Большой тут же подошел ко мне, тоже положил мне на спину ладонь и погладил.
Я написал их имена:
— Он теплый, — сказал Шай задумчиво.
— Он настоящий, — повторила Рухама его слова.
— А внутри он тоже лев?
— Да, — сказал Цвика. — Хочешь, он откроет рот и ты посмотришь?
— Да! — крикнул маленький. — Я хочу!
Я открыл пасть, и они оба испугались.
— Пусть закроет! — закричал маленький.
Я закрыл.
И тогда Гиди спросил:
— А я смогу взять его с собой в школу?
— Не сразу, — ответил Цвика, — я должен вам что-то объяснить. Слушайте внимательно. Вы не должны в ближайшие дни никому рассказывать — ни в школе, ни соседям, — что лев из телевизора живет у нас.
— А моему другу Амнону? — спросил Шай.
— Даже Амнону, — строго сказала Рухама.
— А что будет, если расскажем? — спросил старший.
Цвика попытался объяснить им проблему с журналистами и любопытными, но Рухама перебила его и сказала просто:
