— Которое увлекло вас обоих в постель, так?
— Ммм… да.
— И в той же комнате находился ваш ребенок?
Боже, все шло не по плану.
— Да, но…
— И вы действительно отвезли его в Канаду?
— Все это так, Хосе. Я никогда и не отрицала ни одного из перечисленных фактов…
— Вы просто отказались попросить прощения за них. В отличие от Тоби, который написал целую книгу, в которой покаялся и провозгласил свой патриотизм и возрождение к христианской вере.
— Я попросила прощения у тех людей, кто мне дорог: моего мужа…
— Что ж, похоже, ваш муж не принял прощения.
— Могу я задать вопрос Ханне? — встрял Джадсон.
— Прошу, — сказал Джулиа.
— А вы попросили прощения у Бога?
— В отличие от вас, я не общаюсь с Богом, — ответила я.
— Возможно, стоит начать, — сказал Джадсон.
— А вам, возможно, стоит покончить с враньем, — услышала я собственный голос.
— Вы только что назвали Тобиаса Джадсона лжецом, — воскликнул Джулиа, в восторге от такого поворота в разговоре.
— Совершенно верно. То, что он написал про поездку в Канаду, — полная ложь.
— Но вы же только что признались, что отвезли его в Канаду, — сказал Джулиа.
— Под давлением. Он угрожал мне, что раскроет наш тайный роман, угрожал, что, если его схватит ФБР, выдаст меня как сообщницу, угрожал…
Джадсон перебил меня:
— Я не стану терпеть, чтобы меня называла лжецом женщина, которая отказалась признать свою вину, свою…
— Признать свою вину? Признать свою вину? — закричала я. — Вся моя жизнь разрушена тобой и твоей подлой низкопробной книжонкой, твоей клеветой, твоей…
— Видите, какой неуправляемой она становится, когда ей бросают вызов, — сказал Джадсон, обращаясь к Джулиа. — И все-таки повторю, что, с христианской точки зрения, покаяние — это путь к искуплению грехов.
— Вы вовсе никакой не христианин, черт возьми, — сказала я.
— Я даже не стану порицать вас за богохульство. Что касается моих отношений с Иисусом Христом — и того, как мне удалось изменить свою жизнь через Его прощение…
— Изменить свою жизнь? — набросилась я на него. — Да ты спекулянт, мошенник, торгующий своей историей «искупления грехов» для продвижения карьеры…
— Я полагаю, что беседа в таком тоне — это уже чересчур, — обратился Джадсон к Джулиа.
— Вы действительно очень обозлены, Ханна, — сказал Хосе.
Я сжала кулаки и начала кусать губу. Я пыталась понизить голос, но меня все равно трясло, пока я говорила:
— У меня была совершенно нормальная, тихая и спокойная жизнь, пока в нее не вернулся этот человек со своими дешевыми обвинениями, своими…
— Вряд ли это можно назвать нормальной жизнью, Ханна, если исчезновение вашей дочери стало новостью национального масштаба. И не думаете ли вы, что мы должны нести ответственность за собственные поступки… даже если они были совершены давным-давно?
— Конечно, но…
— Хорошо, давайте по существу. Вы, Ханна, признаете, что спали с этим парнем много лет назад. Вы признаете, что отвезли его в Канаду, но твердо стоите на том, что он вас заставил это сделать. В то время как вы, Тоби Джадсон, утверждаете, что она это сделала из любви к вам… что все было по ее доброй воле. Так кто же здесь прав, друзья? Оставайтесь с нами — и вы все узнаете. Потому что команда Хосе Джулиа отыскала свидетеля, который был там и знает, кто из них двоих говорит правду! Не переключайтесь!
Приглушили свет. Послышался шум — двое рабочих сцены вынесли кресло и установили его возле трона Джулиа.
— Что за свидетель-сюрприз? — раздраженно спросил Джадсон.
— В свое время узнаете, — холодно произнес Джулиа.
— Меня никто не предупреждал, — возмутился Джадсон.
— Сюрприз на то и сюрприз.
— Вы не можете вот так…
— Тридцать секунд, — крикнул режиссер, и вдруг из-за кулис вышла Джеки, которая вела за руку Билли Престона. Хотя его волосы совсем побелели, а стекла очков стали еще толще, нельзя сказать, что он так уж сильно изменился за прошедшие тридцать лет. Тот же удивленный взгляд, та же чудаковатая улыбка. В тесном синем костюме из плотной шерстяной ткани — привет из шестидесятых, — он напоминал священника баптистской церкви из глубинки. Его глаза радостно вспыхнули, когда он увидел меня.
— Здравствуй, Ханна! — воскликнул он.
— Здравствуй, Билли, — ответила я. — Здорово, что ты смог выбраться.
— Это так круто — оказаться на телевидении…
Из угла послышалось шипение Джадсона.
— Это он? Он? Он не свидетель. Он…
— Пятнадцать секунд, — объявил режиссер.
— Я не останусь здесь…
Джадсон приподнялся в кресле, пытаясь отстегнуть микрофон с лацкана своего пиджака.
— Если вы сейчас уйдете, — невозмутимо произнес Джулиа, — я объявлю, что вы предпочли ретироваться, испугавшись встречи со свидетелем. Вы этого хотите?
Джадсон снова плюхнулся в кресло и нервно заерзал.
— Пять секунд. Четыре, три, две…
Свет. Камера. Мотор.
— И снова здравствуй, Америка! Так кто же здесь говорит правду? Тоби Джадсон, который настаивает на том, что Ханна добровольно отвезла его в Канаду, помогая избежать преследования? Или Ханна Бакэн, которая утверждает, что Тоби вынудил ее к этому, угрожая разоблачением их тайной связи? И вот перед нами наш драгоценный свидетель — Билли Престон, который был очевидцем событий тридцатилетней давности. Добро пожаловать в студию, Билли.
— Я очень рад быть вашим гостем, Хосе, — произнес Билли, кивая головой.
— Итак, Билли, вы старожил Пелхэма, штат Мэн, верно?
— Да.
— И вы страдаете аутизмом, верно?
— Я никогда не считал себя не похожим на других.
— Так оно и есть, Билли, да благослови вас Господь. Я лишь упомянул об этом с той целью, чтобы никто не мог подвергнуть сомнению вашу дееспособность как свидетеля. Потому что вы, хотя и страдаете аутизмом, имеете постоянную работу, не так ли?
— Я мастер на все руки, один на весь Пелхэм. Если у кого проблемы с канализацией, если нужно покрасить дом, сделать ремонт — вызывают меня.
— Это здорово, Билли. Просто здорово. Вы незаменимый человек. Но у вас есть еще одно достоинство, не так ли? У вас потрясающая память, Билли.
— Так говорила моя мама.
— Что ж, давайте проверим вашу память. Кто принес победу во второй игре «Бостон ред сокс» против «Метс» в чемпионате 1986 года?[71]
— Роджер Клеменс.
— По-моему, неплохо. А кто был четырнадцатым президентом Соединенных Штатов?
— Франклин Пирс.
— Как вам это, друзья? Что ж, Билли, если у вас такая феноменальная память, вы, очевидно, вспомните разговор, который подслушали тридцать лет назад… хотя вы должны честно признаться нам кое в чем, Билли. Вы действительно подслушивали, приложив ухо к закрытой двери?
Билли покраснел и засмущался.
— Как однажды сказал Джордж Вашингтон: «Я не могу говорить неправду», — произнес он и хохотнул. — Так что да, я стоял под дверью, когда услышал…
— Стоп, Билли! — воскликнул Джулиа. — Не будем опережать события. Вы ведь были знакомы с Ханной, когда она жила в Пелхэме в 1973 году.
— Совершенно верно. Я знал и ее, и доктора Дэна…
— Ее мужа.
— Да, ее мужа. Мы с Ханной были друзьями.
— Она вам очень нравилась.
Билли снова зарделся и хихикнул:
— Это верно. Кажется, я даже был влюблен в нее.
— Так что когда этот высокий, темноволосый незнакомец по имени Тобиас Джадсон приехал в ваш город, в то время как муж Ханны отсутствовал…
— Мне не понравилось, когда я увидел их целующимися в окне.
— В самом деле? Вы видели, как они целовались?
— Да, в окне квартиры, где они жили в то время.
— И вам это не понравилось?
— Очень не понравилось.
— А после этого вы когда-нибудь видели, чтобы они целовались?
— Нет, но следующим вечером я снова подошел к их дому, заглянул в окно и увидел, как они ругаются.
— Это были те двое, что находятся сейчас с нами, в этой студии?
— Больше в квартире никого не было.
— И что же вы сделали, когда увидели, что они ругаются?
— Понимаете, в квартиру можно подняться по лестнице со двора. Я ступал очень тихо, потом встал под дверью, и мне было слышно все, о чем они говорили.
— И о чем же они говорили, Билли?
— Я слышал, как мужчина…
— Тобиас Джадсон?
— Да, он, — Билли показал на Джадсона. — Я слышал, как он сказал: «Тебе лучше отвезти меня в Канаду, иначе я все расскажу твоему мужу». А потом Ханна сказала: «Я не могу везти тебя, это противозаконно». На что он сказал: «Если здесь появится ФБР, я скажу им, что ты моя сообщница». А она ответила: «Давай говори». Тогда он сказал: «Ты хочешь, чтобы они отобрали у тебя твоего ребенка? Потому что именно так и будет, когда я заявлю, что ты моя сообщница». И тогда она начала плакать и все такое, умоляла оставить ее в покое, говорила, что сын — это самое дорогое, что у нее есть, что она не переживет разлуки с ним. А он сказал: «Тогда тебе лучше отвезти меня в Канаду, или…»
