Какая-то тень мелькнула за занавесками столовой. Виктор замолчал и отступил в глубь двора. Дверь из столовой внезапно раскрылась, и оттуда выскочила взбешенная Клодина с тазом в руках. Жюльен отпрянул назад. Виктор стремительно бросился за ним и захлопнул дверь как раз в тот миг, когда по ней полоснул поток воды. Они услышали, как с двери стекает вода.
— Дурак! Дурак и есть! — крикнула Клодина.
Виктор приоткрыл дверь и успел быстро крикнуть:
Твой убивает сладкий взгляд,
В груди своей таишь ты яд…
Но Клодина уже вернулась в свой закуток. Жюльен смеялся. Виктор снова взялся за нож и с самым серьезным видом возобновил работу.
— А мне что делать? — спросил Жюльен.
— Они сейчас вернутся из погреба, а ты пока помоги мне. Аккуратно отдели присохшие бисквиты и подровняй их вот этим инструментом, он называется «выемка». Смотри, это очень просто.
Жюльен принялся отклеивать бисквиты, лежавшие на больших листах бумаги. Она потемнела и стала ломкой оттого, что постояла в печи. Вооружившись круглой выемкой, отверстие которой было чуть меньше бисквита, он стал подравнивать печенья, округляя их осыпавшиеся края. Виктор сменил миску.
— Теперь будем делать крем с киршем, — объяснил он.
Он снял с полки бутылку, откупорил ее и, зажимая горлышко большим пальцем, вылил несколько капель в крем. Затем поднес бутылку к губам и сделал изрядный глоток. Обтерев края горлышка, он протянул бутылку Жюльену.
— На, выпей.
— Нет, — сказал Жюльен. — Спасибо.
— Ты этого не любишь?
— Не очень.
— Как хочешь.
Виктор отпил еще глоток. Закупорил бутылку и, убедившись, что она плотно закрыта, потряс ею еще раз над кремом, как будто для того, чтобы пропитать его посильнее запахом кирша.
— Вот, — сказал он, смеясь, — покупатель получит сполна за свои деньги, но зато не повредит своего здоровья.
Когда вернулись мастер и Морис, Жюльену велели почистить моечный бак. Он вычерпывал воду ведрами и выносил ее во двор. Бак был кубической формы, и, чтобы вычерпать воду со дна, мальчику пришлось взять консервную банку, а под конец большую губку.
Вода была чуть теплая. Жир застывал, оседая на металлических стенках. Губка стала липкой. Жюльен обвязался фартуком из мешковины, но, несмотря на это, скоро почувствовал, что его брюки намокли. Всякий раз, прежде чем нагнуться и руками достать до дна бака, он глубоко вдыхал воздух и старался не дышать все время, пока стоял склонившись. Но отвратительный запах пригоревшего сала и разлагающихся остатков пищи шел не только из бака, он заполнял все помещение. В цехе не было вентиляции.
Остальные работали молча: мастер возле окна, его помощник — рядом с дверью, а Морис за разделочным столом, стоящим у печи.
Жюльен не чувствовал усталости ни в руках, ни в теле, но его мутило и несколько раз чуть не вырвало.
Опорожнив, наконец, бак, мальчик промыл его водой, которую Морис подогрел в большом тазу. Потом начал выливать и выжимать губкой эту воду, чуть более теплую и менее жирную, чем первая. Вылив из бака два ведра, он наносил в него чистую воду со двора.
Не успел он наполнить бак, как хозяйка крикнула с порога столовой:
— В город! Есть поручение.
Морис спросил:
— Мне ехать, мадам?
— Поезжайте оба. Нужно, чтобы Жюльен научился.
Они вымыли руки, торопливо переоделись наверху и вывели велосипеды.
— Отвезете пряники в Шалонское предместье. К госпоже Жено, но не входите вдвоем.
— Очень хорошо, — сказал Морис, — пряники ведь не хрупкие. Подходящий случай научить его возить корзину.
— Я тоже так думаю, — сказала госпожа Петьо.
Мальчики вышли на улицу через крытый проход, в котором сейчас было совсем темно.
— Легче всего, — сказал Морис, — везти на голове. Можно также на вытянутой руке, но этому научишься позже.
Подождав, когда Жюльен сядет на велосипед, Морис показал, как надо ставить корзину на голову и придерживать ее рукой.
— Теперь по-настоящему оценишь ножной тормоз, — сказал он.
Дверь магазина открылась, и вышла госпожа Петьо. На ее лице сияла улыбка, в которой, однако, чувствовалось беспокойство. Ее сестра встала рядом с ней на пороге и тоже улыбалась, тараща сквозь очки свои большие глаза. Чуть поодаль с пустым блюдом в руках стояла Колетта. Она слабо улыбнулась, и, когда Жюльен посмотрел на нее, ему показалось, что ей так же скверно, как и ему. Но девушка тут же исчезла.
Поначалу Жюльен решил, что он сейчас упадет или выпустит руль из рук. Он стал медленно спускаться под гору, стараясь тормозить не очень резко. Съехав вниз, он подумал, что теперь не так уж страшно. Морис катил рядом и подбадривал его:
— Хорошо, хорошо. Только не бойся. И не обращай внимания на гогочущих болванов. Хотел бы я посмотреть, что бы они делали на твоем месте.
Когда мальчики поднимались на улицу Арен, Морис помогал Жюльену, слегка подталкивая его ладонью в спину. Наверху Морис сказал:
— Хорошенько раскатись, выпусти руль и перемени руку.
Жюльен не решался.
— Давай не трусь! Этому нужно научиться в первый день, иначе никогда не сможешь вести машину правой рукой, а когда будешь весь день в разъезде, просто не выдержишь.
Жюльену удалось ловко переменить руку, и он даже проделал это несколько раз.
— Вот видишь, как просто, — сказал Морис.
— Почему хозяйка не хочет, чтобы мы входили вдвоем? — спросил Жюльен.
— Из-за чаевых. Чтобы не подумали, будто мы требуем вдвое больше.
Они остановились у небольшой виллы, окруженной садом. Жюльену сразу же вспомнился дом его родителей.
— Пойди к двери и позвони, — объяснил Морис. — Скажешь, что привез пряники, и откроешь корзину, вот и все. Ну иди, я обожду здесь.
Когда Жюльен подошел к забору, Морис окликнул его:
— Эй! Не входи с корзиной на голове, неси ее в руках.
Толстая дама лет пятидесяти открыла дверь. Жюльен вошел, развязал корзину, приподнял плетеную крышку, обтянутую белой клеенкой. Женщина взяла пакет.
— Надеюсь, пряники свежие, — сказала она.
— Да, мадам, — ответил мальчик, закрывая корзину.
— Хорошо. Ты новенький?
— Да, мадам.
— Из Доля?
— Нет, мадам. Из Лона.
— Очень хорошо. Вот возьми.
Жюльен взял монету в пятьдесят сантимов и зажал ее в кулаке.
— До свиданья, мадам, — сказал он. — Большое спасибо.
Он прошел через сад. Там цвели красные георгины, а по краям аллеи — крошечные голубые цветочки с сильным сладким ароматом. Жюльен глубоко вздохнул и невольно вспомнил запахи бака, который он недавно чистил.
— Ну, получил ровно пятьдесят сантимов? — спросил Морис.
— Да. Откуда ты знаешь?
— Сюда часто приходится ездить, она всегда дает столько.
Жюльен протянул ему деньги.
— Нет, оставь себе, — сказал Морис. — Завтра, в субботу, поедешь к инспектору учебного округа. Он живет за вокзалом. Мужик что надо! Всегда дает сто су. Только он один столько и дает. По лицу видать, что добрый. А есть такие подлецы! Из-за них приходится ехать к черту на кулички, а они с царственным видом дают тебе пять су.
— Ничего, — сказал Жюльен. — Всегда приятно прокатиться подальше, это ведь прогулка.
Морис посмотрел на него с удивлением.
— Скажешь тоже! Вернешься и увидишь, так ли это приятно. Ты, может, думаешь, что другие за тебя станут работать, пока ты разъезжаешь? Как бы не так.
Когда они вернулись, в цехе уже никого не оказалось. Там было темно и мрачно. Морис зажег лампу в центре, под потолком.
— Видишь, — сказал он, — мастер и Виктор ушли в пять. А нам с тобой еще тянуть лямку.
— А что надо делать?
— Растопить печь, подготовить плиту и очаг под баком к завтрашнему дню, натаскать угля и подмести помещение.
Топка выходила в тесный угол рядом с мойкой. Только расположена она была немного дальше, возле угольного ящика. Нужно было вычистить золу, отбить шлак от еще не прогоревшего кокса. Было жарко. Из открытой топки несло раскаленным воздухом, пахло углем. Поработав лопатой, Жюльен взялся за кочергу с длинной металлической ручкой, чтобы легче было выгрести и освободить от золы выход в трубу. Потом зажег газету и просунул ее до середины топки, он торопился справиться с работой, пока газета не погасла. Пламя опадало, разбрасывая искры в глубь печи. Ручка кочерги быстро нагрелась.
— Возьми тряпку, — сказал Морис.
Жюльен обмотал железную ручку тряпками, которыми пользовались для чистки противней. От жары таял приставший к тряпкам сахар. Тряпки прилипали к кочерге и к рукам.
— Это самая грязная работа, — сказал Морис. — Чистить бак и то лучше.
— Пожалуй, верно, — с трудом произнес Жюльен.
Он тяжело дышал. Пот заливал ему глаза.
