— Где же документы? — сказал Иван Петрович.
— Не знаю… Должны быть здесь. — И начал было в третий раз обстукивать себя, но тут Иван Петрович произнес спокойным голосом:
— Купидон! — И тотчас от своры отделилась борзая!
Послушно подошла она к Ивану Петровичу.
— Купидончик! — обрадовался мужчина. — Боже мой, Купидончик! — и заметался между кустов, не зная, с какой стороны обойти скамейку.
Иван Петрович тихо хлопнул ладошкой по ноге. Купидон положил на колени ему узкую морду. За ошейником торчала бумажка.
— Документы! — взревел мужчина. — Вот они — документы! Я сунул их сюда, чтобы не забыть. У меня плохая память, — пожаловался он. — Я не помню, кто изобрел зонтик.
Иван Петрович медленно достал бумажку. Развернул — это был вырванный из школьной тетради листок, — я глянула в него и что увидела? «Кружка в саже», — было написано на нем. А вместо подписи — пронзенное сердце. Я вскочила.
— Не может быть… — забормотал мужчина. — Не может быть!
— Ну да! — сказал Иван Петрович. — Все может быть.
В тот же миг тележка тронулась. Сама по себе! Иван Петрович похлопал борзую по боку, и она вернулась в стаю. Прямо к выходу катила тележка, а собаки трусили за ней.
— Куда? — испуганно крикнул мужчина.
— В Москву, — ответил Иван Петрович. — А что?
Кусты затрещали — хозяин Купидона яростно продирался сквозь них. Но собаки уже выбежали из сквера.
Иван Петрович повернул ко мне свое рыжее лицо.
— Что вы стоите? Пожалуйста, садитесь. — И я села. — Если не возражаете, давайте встретимся завтра в половине восьмого.
— Где? — пролепетала я.
— В другом городе, — ответил он. — На этом самом месте.
Дяденька выскочил на аллею.
— Купидон! — хрипел он. — Купидон! — И махал платками, как крылышками.
Запись семнадцатая
(незаконченная)
ГОЛУБАЯ КУРТОЧКА С КРАСНЫМИ РОМБИКАМИ
— Завтра, — объявил мне папа, — я буду читать вслух твои мемуары.
— Мои? — изумилась я.
— Твои, — подтвердил он. — Твои ненайденные мемуары. — И прибавил по своему обыкновению: — Если все будет нормально.
Я внимательно смотрела на него. Разыгрывает? Или всерьез?
— А что может случиться? Вдруг найдутся? Мемуары…
— Нет, — ответил он. — Вдруг что-нибудь помешает закончить их.
— Так, значит, они не только не найдены, но и не закончены?
— Немного…
Папа, как я уже писала, всегда говорит: если все будет нормально. И обычно ничего не случается, но на сей раз — случилось: сломался телевизор. Он не сразу сломался и не весь: всего-навсего забарахлил звук. Папа решил посмотреть, в чем дело, и вот тогда уж он сломался по-настоящему.
У нас всегда так. Если в кухне отлетает керамическая плитка и папа берется приладить ее, то через неделю приходится делать ремонт квартиры. Если начинает греться вилка электрического самовара и папе приходит фантазия починить ее, то через час весь дом сидит без света.
— Может, не надо? — робко спросила мама, когда папа выразил желание «посмотреть звук».
— Надо! — сказал папа.
Мама не спорила. Она просто пошла к телефону и стала, закрывшись, вызывать телевизионного мастера. «Нет ни звука, ни изображения», — сказала, хотя изображение пока что было.
К вечеру оно исчезло. На другой день с утра папа еще немного повозился с телевизором и, когда экран даже светиться перестал, сел, удовлетворенный, читать нам, в ожидании мастера, мои ненайденные и, увы, незаконченные мемуары.
Все внимательно слушали — даже Топа. Она лежала, опустив голову на лапы, и, когда произносилось ее имя (а в мемуарах оно произносилось часто), подымала голову.
Ксюша протестовала. Она доказывала, что у нее не так уж много «драгоценностей» и что эгоисткой она не обзывала меня. Только ехидиной…
Честно говоря, я тоже не очень-то узнавала себя. Неужели я такая?
— Какая? — спросил папа.
— Такая… Юрхор какой-то.
Он не расслышал — голос у меня, и правда, тихий, это он точно написал.
— Кто-кто? Говори громче!
— Юрхор, — повторила я. — Юрхор Существо, которого нет в природе.
На этот раз он услыхал. Аккуратно — листик к листику — сложил рукопись и отодвинул в сторонку.
— Ну, как же нет! Вот! — и показал на меня.
Все равно… Что за удовольствие — быть существом, второго которого не сыщешь на свете!
— Почему не сыщешь? — сказал папа. Он, как и Иван Петрович, умел иногда читать мысли. — Сыщешь. Я юрхор.
— Ты?
— Конечно! Неужели не видно? Не такой, как ты, но юрхор. И Ксюша — юрхор. Разве нет?
— И гульгановская бабушка! — подхватила я, обрадовавшись.
— Ну, уж гульгановская бабушка — непременно. Она еще тот юрхор!
— И Митрич! — Мне становилось все веселее. — В нем, правда, бурундук живет, но он все равно юрхор.
— И Митрич, — рассеянно согласился папа, а взгляд затуманился. О новой сказке думал…
— А Иван Петрович? — осторожно спросила я.
— Иван Петрович играет на мандолине, — сказал папа.
— Но он не юрхор. Зачем ты выдумал его? Да еще так нехорошо выдумал. Рыжий какой-то.
— Он не нравится тебе?
— Ни капельки.
— И мне тоже! — подхватила Ксюша.
Лишь мама произнесла задумчиво:
— А мне нравится. У него очень хорошие… — Но договорить не успела: в дверь позвонили.
На пороге стоял юноша с чемоданчиком в руке. Неловко стащил с головы берет, и на лоб упали темные волосы.
— Здравствуйте, — проговорил он. — Я насчет телевизора.
На нем была голубая курточка с двумя красными ромбиками на груди.
Внимание!
Текст предназначен только для предварительного ознакомительного чтения.
После ознакомления с содержанием данной книги Вам следует незамедлительно ее удалить. Сохраняя данный текст Вы несете ответственность в соответствии с законодательством. Любое коммерческое и иное использование кроме предварительного ознакомления запрещено. Публикация данных материалов не преследует за собой никакой коммерческой выгоды. Эта книга способствует профессиональному росту читателей и является рекламой бумажных изданий.
Все права на исходные материалы принадлежат соответствующим организациям и частным лицам.
