Вопреки уговорам Джорджа она не стала сдавать экзамен на право заниматься адвокатурой и искать работу в какой-нибудь крупной юридической фирме. Вместо этого она получила ценз на преподавание в Коннектикуте и один раз в неделю стала читать лекции в Школе права университета в Бриджпорте, который находился неподалеку.
Джордж старался не придавать большого значения тому, что жене хочется сидеть дома. И Кэти помимо огорчения все чаще стала испытывать чувство горечи из-за того, что он не доверяет ей в полной мере и боится, что она не принимает противозачаточные таблетки. Такая подозрительность вряд ли может способствовать хорошему браку. И действительно, их супружеская жизнь довольно скоро стала очень несчастливой.
Джордж ощущал растущее недовольство со стороны Кэти, но вместо того, чтобы поговорить с ней по душам, он намеренно вел такой образ жизни, что ему удавалось избегать разговоров на эту тему. Он стал задерживаться на работе и приходить домой все позже и позже, и каждый раз все менее трезвым.
Может, железная дорога Нью-Хейвена все это время и разваливалась на части, но шотландский скотч в барах вагона-ресторана по-прежнему объединял многих пассажиров. Или, по крайней мере, создавал у Джорджа такую иллюзию.
Без детей загородная жизнь казалась невыносимо однообразной. Все ровесницы Кэти были всецело заняты воспитанием своих отпрысков, и если она оказывалась в их обществе, то за столом мало говорили о чем-то другом. Таким образом, она чувствовала себя отверженной вдвойне. Чужой среди женщин с детьми, и посторонней для собственного мужа.
— Джордж, ты счастлив? — спросила она однажды вечером, когда везла его на машине от железнодорожной станции домой.
— Что это еще за вопрос? — спросил он, еле ворочая языком.
— Я хотела спросить, тебе не тошно все время притворяться, будто между нами все хорошо? Тебе не противно постоянно мотаться и ездить к черту на кулички всего лишь ради скучной и старой жены, то бишь меня?
— Вовсе нет. Я ведь много работаю в поезде…
— Брось, Джордж, ты же не настолько пьян. Почему бы нам не обсудить нашу так называемую семейную жизнь?
— Да чего тут обсуждать? Хочешь развода? Будет тебе развод. Ты все еще симпатичная девушка. Найдешь себе нового мужа в два счета.
Кэти была слишком опечалена, чтобы сердиться. Она заехала на стоянку у торгового центра и припарковала машину — чтобы сосредоточиться на важном разговоре и не врезаться при этом в дерево.
Она повернулась к нему и спросила прямо в лоб:
— Значит, вот как — все кончено?
Он посмотрел на нее и произнес со всей искренностью, что обычно редко себе позволял:
— Знаешь, я ведь и в самом деле не хочу, чтобы ты была несчастна из-за меня.
— Мне казалось, это я делаю тебя несчастным.
— Нет, Кэти. Нет. Нет. Нет.
— А что тогда, Джордж? Что между нами происходит?
Он на миг отвел взгляд, затем закрыл лицо обеими руками и тихо произнес:
— Моя жизнь дерьмо.
— Из-за чего? — спокойно спросила она.
— Из-за всего. Я отыгрываюсь на тебе, ибо я несчастен. А несчастен я из-за того, что поступаю так с тобой. Что-то вроде бега по замкнутому кругу. Я двигаюсь в никуда. Мне сорок два года, а я уже спекся.
— Неправда, Джордж, — искренне возразила она. — Ты блестящая личность. И лучшие годы у тебя еще впереди.
Он покачал головой.
— Нет, тебе не удастся заставить меня поверить в это. Где-то по дороге я упустил свой шанс. Невозможно ничего изменить, и все останется как есть.
Она погладила его по плечу.
— Джордж, если нам что-то и нужно, то это не развод, а еще один медовый месяц.
Он задумчиво смотрел на нее, в очередной раз находя подтверждение тому, о чем всегда догадывался. Встреча с этой женщиной — вот лучшее из того, что случилось с ним за всю его жизнь.
— Думаешь, у нас получится еще раз?
— Что касается нашего будущего, я все еще играю на повышение, Джордж. — Она улыбнулась. — Кажется, так говорят у вас на Уолл-стрит. А тебе нужно просто немного отдохнуть, взять творческий отпуск, и тогда откроется второе дыхание.
— Отдохнуть от чего?
— От своего неутолимого, временами напрасного тщеславия, любовь моя.
Большое путешествие четы Келлеров по Европе не стало тем праздником, о котором мечтала Кэти. Но зато у нее появилась надежда: у их отношений все же есть будущее.
Начать с того, что Кэти впервые научила Джорджа радоваться жизни. Показала, как находить удовлетворение в том, что ты уже чего-то достиг.
И то правда: в каждой стране, куда бы они ни приезжали, их принимали по-королевски, на самом высоком правительственном уровне. Это льстило самолюбию Джорджа — видеть, что тебя по-прежнему уважают, хотя ты даже не занимаешь сейчас никакой должности в администрации.
Между прочим, его политические наблюдения оказывались тонкими, как никогда. В Лондоне они ужинали с госпожой Маргарет Тэтчер, членом парламента, которой суждено было возглавить Консервативную партию на следующих выборах. Она похвалила геополитические взгляды Джорджа и шляпку Кэти.
В такой же дружеской обстановке проходили их встречи в Германии и Франции, где недавно назначенный министр иностранных дел Жан Франсуа-Понсе развлекал их у себя дома — в старинном французском замке.
Последним пунктом в их путешествии был Брюссель. Пока Кэти ходила по магазинам, вспомнив вдруг о том, что надо напоследок сделать покупки, Джордж встретился за обедом со своим бывшим сослуживцем по работе в Совете национальной безопасности, Александром Хейгом, который теперь возглавлял командование Вооруженными силами США в Европейской зоне. С присущей ему прямотой генерал высказал свое мнение о нынешнем обитателе Белого дома.
— Картер наломал столько дров. Его внешняя политика — это просто катастрофа. Какой-то эксперимент с низкопоклонством. Мы должны вести себя, как подобает сверхдержаве. Только так мы заставим Советы уважать нас. Помяни мое слово, Джордж, к тысяча девятьсот восьмидесятому году от Картера останутся только пух и перья.
— Думаешь, мы будем с ним бороться?
Хейг хитро усмехнулся:
— Видишь ли, я все подумываю — может, стоит попробовать.
— Это же здорово, — откликнулся Джордж, просияв от восторга. — Я помогу тебе обязательно, чем только смогу.
— Спасибо. И вот что я тебе скажу: если все получится, то мой госсекретарь находится сейчас вот за этим самым столом.
— Весьма польщен.
— Брось, Келлер, — сказал Хейг, — ты разве знаешь более подходящую кандидатуру?
— Честно говоря, нет, — вырвалось у Джорджа.
У него словно выросли крылья — на них он мог бы лететь до самого дома без всякого самолета.
Если в 1960-х Дэнни Росси сделал себе имя в мире музыки, то в конце 1970-х его повсюду стали узнавать в лицо. Благодаря целой серии музыкальных передач, выпускаемых для каналов общественного телевидения, которые пользовались невероятным успехом (и снискали множество призов), его обаятельный образ теперь регулярно появлялся в миллионах домов на экранах телевизоров.
Сначала он снялся в тринадцати программах, в каждой из которых рассказывал о различных музыкальных инструментах в оркестре. Затем появился цикл передач, посвященный истории симфонической музыки. Разумеется, все это потом вошло в его книгу, и теперь, в дополнение к длинному списку своих достижений, Дэнни стал еще автором бестселлера.
* * *
— Мария, я хочу серьезно поговорить с тобой о Дэнни.
Они сидели в кабинете Терри Морана на телестанции. За те три года, что Мария проработала на канале WHYY−TV[81], она выросла от помощника режиссера до вполне оперившегося режиссера. Ходили слухи о том, что директор станции вскоре хочет повысить ее и сделать руководителем программы.
Посидеть вдвоем за бутылочкой хереса каждую пятницу ближе к вечеру стало для них традиционным ритуалом. Обычно они обсуждали различные проблемы, связанные, как правило, с недостатком финансирования, и предавались мечтам о том, что можно было бы сделать, будь у них побольше денег.
— Мне кажется, я имею право сказать тебе это, — продолжил говорить Терри, — ты же теперь отнюдь не новичок. И если уж говорить совсем начистоту, у меня такое чувство, будто Дэнни ведет себя как предатель. Я имею в виду, что он изменяет Филадельфии, и нам в том числе. Слушай, я могу еще понять, почему он захотел делать свои первые документальные фильмы для общественного канала «КСЕТ» в Лос-Анджелесе. Он дирижирует там филармоническим оркестром, и в «городе мишурного блеска», коим является Голливуд, найдется целая прорва телевизионных талантов. Но с какой стати ему приспичило делать историю симфонической музыки в Нью-Йорке?
