Саранцев ощутил под ложечкой прилив глупой ребячливой радости. Взрослому человеку и юристу действительно не зазорно читать о премьер-министре и президенте, но никакой сколько-нибудь заметной кампании в прессе по поводу его знакомства с генералом Игорь Петрович не припоминал. Значит, Корсунская приложила специальные усилия, разузнав почти интимные подробности.
— О чём вы говорите? — заинтересовалась Елена Николаевна. — Анечка, какой миф? Лично я ничего не слышала о строительной компании. То есть, я читала, что Игорь занимался строительством в Новосибирске, но никогда не слышала об увольнении из-за Покровского.
— Видимо, мифы обо мне распространяются исключительно в адвокатской среде, — решил в свою очередь съязвить президент.
— Дело не в мифах, — устало оправдалась Корсунская, — а в принципе. Он с самого начала занял позицию хозяина, а ты — его подчинённого-подопечного.
— Тоже мне — анархистка. У всех людей есть начальники.
— Кроме президента, — уточнила учительница.
— Президент тоже не всевластен.
— Но ему ведь никто не отдаёт распоряжений? — настаивала Елена Николаевна.
— Нет, но он ведь не может делать всё, что ему заблагорассудится. Свобода его воли ограничена законом. Спросите вот у юриста.
— Ограничена, только законы пишутся в угоду президенту, а не обществу, — политически заострила вопрос Анечка.
— Ты прямо с предвыборной речью выступаешь, — не удержался Саранцев.
— Да, выступаю. А ты можешь мне возразить?
— Конечно, могу. Конституция принята до Покровского. Много ты знаешь законов и указов, нарушающих её?
— Насколько мне известно, Конституционный суд без работы не сидит.
— Вот именно. И сотнями принимает решения в пользу граждан против государства. С одной стороны, это плохо характеризует качество отечественного нормотворчества, с другой — свидетельствует о торжестве закона.
— Не забывай — я всё же адвокат и не рискнула бы говорить о торжестве закона в Российской Федерации. И вообще — речь не о законности или беззакониях, хотя миллионы людей действительно не имеют возможности легально противостоять бесчинствам маленьких и больших начальников — в том числе и потому, что эти начальники ходят с прокурорами и судьями на охоту, а делать гадости приятелям в России не принято. Думаю, ты и без меня прекрасно всё понимаешь. Вся система в целом перевёрнута с ног на голову — каждый человек на своём месте зависит от вышестоящего, а тот, в свою очередь, от ещё более вышестоящего. Вы на пару с генералом усердно воздвигаете властную вертикаль, исходя из убеждения, что люди не способны обеспечить свои интересы самостоятельно и нуждаются якобы в защите доброго царя. С моей точки зрения эта ваша идеология — полная чепуха, не способная привести к иному результату, кроме очередной катастрофы, которыми заканчивались все предыдущие властные вертикали. И не только в России, но и во всём мире.
— Ты ведь сама рассказала о совместных охотах начальников разного уровня с судьями и прокурорами. Как ты предлагаешь простым людям решать с ними свои дела? Найти тайные ходы и тоже принять участие в охотах? Такими возможностями располагают единицы.
— Конечно, нет. Разумеется, в одну минуту и даже в один год такие проблемы не решаются, но вы не только не решаете их, а уверенно движетесь строго в обратном направлении. Ты ведь не маленький мальчик, и прекрасно знаешь: ткни любой регион и выяснится, например, что туда летают только две авиакомпании, и обе контролируются либо самим губернатором, либо его родственниками и друзьями, которые устанавливают фантастические тарифы и в ус не дуют, разрушая транспортную сеть государства. А Москва благосклонно взирает на них, всё видит и понимает, но ничего не делает. Во-первых, потому что действует средневековая система кормления, во-вторых — нужно копить компромат на губернатора, чтобы быстро и без хлопот его свалить, если он перестанет Москву устраивать. И так в каждом углу, в каждом городе, в каждом селе, на каждом уровне кто-то что-то контролирует и держит всех нижестоящих за горло, а его самого подвешивают за шею сверху.
— Боюсь, ты не обладаешь приоритетом на открытие коррупции в России.
— Конечно, не обладаю. Но почему вы ничего не делаете для её преодоления?
— Мы?
— Да, вы!
— Ты всерьёз считаешь партию власти единственным интересантом сохранения коррупции?
— А ты всерьёз считаешь её виновником весь народ?
— Хорошо, давай представим фантастическую картину, — снизил тон Саранцев. — Скажем, с завтрашнего дня коррупция полностью уходит в прошлое. Нарушители правил автомобильного движения теперь должны платить за допущенные нарушения вдвое больше и терять время на оформление протоколов. По-твоему, все они придут в восторг от новых перспектив? Сомневаюсь.
— Они уж точно не поднимут бунт протеста. И, кстати, давно не мешает упростить бланк — пяти минут на оформление вполне достаточно.
— То есть, с завтрашнего дня коррупцию отменять всё же не стоит?
— Не надо перетолковывать мои слова.
— Ладно, поднимемся по лестнице приоритетов в том же направлении. Тебе доводилось встречать оценки коррупции в жилищном строительстве? Чуть не до тридцати процентов конечной стоимости доходят.
— Приходилось. Предлагаешь и здесь взятки не отменять?
— Нет, пока предлагаю только задуматься: если произошло чудесное избавление от мздоимства в один день, да ещё и монополизм разом побеждён по всей стране, то жильё дешевеет процентов на тридцать.
— А ты против?
— Я — нет. Как и те, кто намерен жильё приобрести. А вот владельцам собственных квартир и домов радоваться не придётся — они на треть беднеют. И в обозримом будущем не смогут реализовать своё имущество с прибылью. По-твоему, они обрадуются?
— Нет.
— Вот именно.
— Ты доказываешь мне необходимость сбережения коррупции ради общественного спокойствия?
— Я описываю тебе положение дел. Повальное земное счастье не наступит в любом случае — всегда останутся миллионы недовольных.
— То есть, ты не хочешь стать победителем векового общественного зла?
— Хочу. Но действовать следует взвешенно и осторожно. И уж точно — без лишней спешки.
— И поэтому вы двое, дружно взявшись за руки и бодро улыбаясь, твёрдой поступью ведёте страну в пропасть?
— И в какую же, по-твоему, сторону нам следует двигаться вместо той, в которую мы сейчас движемся?
— Ты всё прекрасно понимаешь.
— Мы ходим по кругу. Я не могу развести руками все проблемы всех граждан России. Но я могу навести порядок в вопросах, которыми занимаюсь лично, начиная сверху.
— И где же ты навёл порядок за четыре года?
— Ты тоже всё прекрасно понимаешь, как и я.
— Нет, не понимаю. Расскажи мне.
— Понимаешь, понимаешь. Не притворяйся. Государственные службы работают эффективней, коррупция медленно, но снижается, экономика переживает трудные времена, но не катастрофу, и имеет очевидные шансы на оздоровление.
— Ты все свои успехи вычитал в официальных статистических сводках на своём столе?
— А ты не видишь никаких изменений к лучшему и талдычишь только о непрестанных ужасах. Мол, весь бюджет до копейки разворовывается, все чиновники — уголовные преступники, вся полиция работает на них. При этом подавляющее большинство людей просто живут и работают, а не борются с какими-нибудь начальниками или другими преступниками. И возможностей людям заработать деньги становится больше, а не меньше.
— Стране нужно изменение в главном — в смене пирамиды сатрапов на демократию, а именно здесь ничего и не меняется. Парламент без реальной оппозиции — только смешная ширма, и никто уже давно в него не верит. Посмотри настоящие социологические исследования.
— Я много разного читаю и могу тебя спросить: реальная оппозиция — только та, которая собирается после прихода к власти крушить направо и налево, посадить в тюрьму президента вместе с премьером и стратегически переориентировать внешнюю политику? Назови мне хоть одну демократическую страну, где такая оппозиция есть в парламенте.
— Таких демократических стран, разумеется, нет. А вот диктатур — сколько угодно.
— При диктатуре вы сидели бы в тюрьмах. Во всяком случае, уж точно не ходили бы по митингам.
— Во-первых, люди уже давно сидят, во-вторых — у вас с Покровским, надо думать, ещё имеются планы на будущее.
— Ребята, я прошу, успокойтесь, — попыталась прервать дуэль учительница. — Аня, честное слово, ты слишком увлекаешься. И ты несправедлива к Игорю.
— Елена Николаевна, не надо бросаться на его защиту, — быстро отозвалась Корсунская. — Он не попал в беду, а сам выбрал себе жизнь и сам несёт за неё ответственность. Если власть нельзя сменить посредством выборов, она в конце концов сменится через большую кровь и нам всем расплачиваться.
