— А из чего готовить будем? — спросил я.
— Помнишь продовольственный склад дивизии? Вот это и есть твой материал. Попробуй придумать всё. Вообще, всё, что придёт тебе в голову.
После развода я сел в красном уголке с ручкой и листом бумаги. В голове было пусто. До обеда было ещё далеко, а есть уже хотелось.
Я положил листок перед собой и стал жевать кончик ручки. Есть у меня такая дурная привычка. Жевание, как ни странно, мне помогло. Оно меня как будто бы подтолкнуло и пустота в голове стала потихоньку заполняться разными съедобными образами.
В общем, я накидал праздничное меню минут за сорок.
Потом я вдруг решил подумать о нашем ресторане. Представить его так, как предлагал арт-директор Эдик. Не могу сказать, что у меня это вышло легко и просто, но на этот раз серого пятна не было. Я увидел людей, увидел блюда (даже запахи почуял). Но самое главное, в какой-то момент моего бдения я вдруг увидел перед собой надпись, почему-то белыми буквами на красном фоне. Это была вывеска нашего ресторана, а слово, которое я тогда разглядел, было слово «землянка».
Да-да. Именно. Это я придумал само наше название.
Магрибову и Эдику оно сразу и очень понравилось.
— Вот это чётко! — одобрил меня арт-директор. — Ты хоть понимаешь, что заглянул в самую суть нашего заведения?
Работа в котловане, как я понял, началась уже через пару дней после нашего первого разговора. Но на этом, подготовительном этапе я был там только однажды, где-то в середине декабря.
Как и было обещано, Магрибов организовал мне отпуск, то бишь, поездку домой. Мы приехали в Арск вместе, на одном грузовике и первым делом, сразу же проехали на место будущего ресторана.
Оно было огорожено двумя рядами колючей проволоки и за ними уже шла работа. Я бы сказал, что котлован в этот момент больше всего был похож на котёл с кипящей водой. Роль пузырьков выполняли копошившиеся в котловане бойцы. Их было там человек сто, наверное. Та зима началась сразу с холодов и земля к тому времени уже сильно промёрзла. Бойцы рубили её топорами и потом выгребали получавшиеся земляные ошмётки лопатами. Так выравнивали полы будущего ресторана.
На подготовительные (называть их строительными, верно, не стоит) работы ушла где-то неделя, после чего на объект заехали мы — производственная, так сказать, бригада. Людей в неё я отобрал сам. Жили мы прямо там, в палатке, только мыться нас раз в два дня возили в одну из городских бань. Котлы пустили двадцать пятого декабря, и в тот же день мы снимали первую пробу с блюд нашего ресторана.
В общем, кухней командовал я, конечно, под чутким магрибовским руководством, а в зале рулил Эдик. Там, в основном, работали студенты, которых он сам и нашёл.
Как я уже говорил, открытие ресторана запланировали на Новый Год.
Никакой рекламы не было. Но, то что под брезентовым пологом вызревает что-то грандиозное, интересующийся народ в Арске понял и почувствовал и так. Люди, проходя или проезжая мимо, заинтригованные, останавливались и подходили ко входу. У входа всегда дежурило несколько парней представительной внешности и убедительной комплекции из эдиковской команды, облачённых в советскую униформу сороковых годов прошлого века, в фуражках с тёмно-синими тульями и в такого же цвета галифе (где её конкретно откопали я не знаю, но у Магрибова друзей было полдивизии). Пояс каждого охранника оттягивала большая чёрная кобура. И у каждого из них на груди висел бейджик, напоминающий орденскую планку. На планке было написано «ОСОБИСТ».
На все расспросы прохожих грозные особисты отвечали только: «Не положено» и выдавали на руки бумажку, в которой было написано «Повестка. Вызываетесь к одиннадцати часам вечера тридцать первого декабря с.г. При себе иметь пару шерстяных носков и пачку сухарей».
К вечеру тридцать первого числа у входа под полог собралось сотни три человек, пожелавших узнать, в чём тут фишка. Среди них, конечно, были и приглашённые, но и они были осведомлены не больше остальных.
Ровно в 23–00 над входом подняли кумачовый транспарант, на котором белой краской крупными буквами было написано: «ЗЕМЛЯНКА». На следующей строке шла надпись помельче «Вход только по пропускам».
Народ внутрь запустили в начале двенадцатого ночи. Не помню уже, сколько стоил «пропуск». Но значения это не имело. Народ прибыл не без денег. И не без пар носков и пачек сухарей.
Открытие нашего ресторана я запомнил. Скажу честно, оно оставило у меня одно из самых сильных впечатлений, которые я когда-либо получал в своей жизни. И я до сих пор горжусь, что был к этому событию причастен. Наше новогоднее представление называлось «Операция «Конец чёрной обезьяны»». Имелся в виду знак уходящего в тот праздник года по восточному календарю.
Когда народ запустили внутрь и он, наконец, расселся, в зале вдруг зазвучало через мегафоны громкое предупреждение: «Внимание, граждане! Внимание! Воздушная тревога! Воздушная тревога!». И резко вырубили свет. Тут же через динамики на полную мощь пошла запись гула приближающихся самолётов. Потом открылась пальба по ним из зенитных пулемётов, кое-какие из самолётов, вроде как, оказывались сбиты. Они, судя по звуку, с рёвом падали на землю и взрывались где-то по соседству. Всё это происходило в кромешной темноте.
В общем, атмосфера была жутковатая. Думаю, ещё чуть-чуть и началась бы паника. И тут внезапно врубили несколько прожекторов. Сначала их лучи пометались по залу, выхватывая выпученные глаза и раскрытые рты собравшихся, а потом лучи фонарей направили вверх. И тут оказалось, что потолок нашей гигантской брезентовой палатки уже откинут, и над нами чистое новогоднее звёздное небо!
Лучи фонарей-искателей стали рыскать по небу и вдруг выцепили фигуры, опускавшиеся вниз на парашютах. То есть, прямо на нас, сверху, подлетали парашютисты. Их было трое. Они приземлились прямо на площадке в центре зала. Когда они отстегнули парашютные лямки и стянули со своих голов десантные шлемы оказалось, что перед нами трое Дедов Морозов.
Короче говоря, это были конферансье начавшегося праздничного концерта. Концерт тогда вышел мощнейший. Выступило несколько ныне широко известных музыкальных команд. Но тогда их имена ещё ни о чём не говорили большинству зрителей и мне, в том числе. Это были Данила Бунчук и его «ПДД», группа «Мелкая Моторика», женская вокальная бригада «Зулуска» и, наконец, «Конвоиры Металлических Пельменей». Энергетика в зале была чумовая. Прошло уже столько лет, а я до сих пор её ощущаю, достаточно только об этом подумать. Особенно, конечно, я вспоминаю про исполнение знаменитой сейчас на весь мир песни «Конвоиров» под названием «Ура! Я дурак!».
«Урррра!!! Я дуррррак!!! Урррра!!! Я дуррр-рак!!!». Уф! Мурашки по коже…
Потом началась дискотека. Тут и пригодились шерстяные носки. Потому что танцы шли на круглой эбонитовой платформе и искры сыпались у танцующих из-под ног. Казалось, люди танцуют на огне.
(Зачем нужны были сухари я узнал много позже, когда как-то раз в ресторан с опозданием приехала хлебовозка).
Новогодний концерт был последней музыкальной программой в «Землянке», которую я посмотрел, хотя бы и кусками. Больше у меня на это никогда не было времени, потому что мы пахали, пахали и пахали.
Народ повалил в «Землянку» с самого первого дня и больше никогда здесь не переводился. Сказать по-честному, я так и не понял, что его сюда влекло.
Интерьер был очень скромный. Столы и скамейки были сколочены из грубых досок. Вместо скатертей стелили дивизионную газету «Щит Родины», которую для этих целей в ресторан завезли, наверное, тонны две. Сервировкой служили котелки, манерки и фляжки. Зимой у каждого столика стояла маленькая печка, труба от которой уходила вверх, к брезентовой крыше. Печку можно было топить брикетами торфа. Особым шиком было то, что на каждом столике размещался тяжёлый полевой телефон из чёрного графита, по которому можно было связаться с баром или кухней и сказать в трубку что-то типа: «Дежурный! Пришлите вестового в двадцать третий квадрат!». Вестовыми у нас называли официантов, а квадратами, как вы, наверное, поняли, столы.
Что же мы подавали гостям в нашем ресторане? Конечно, у нас было определённое, скажем так, дежурное меню: обычная столовская еда, но только очень хорошего качества. Например, пельмени, состряпанные по рецепту моей бабушки. Однако главным спросом у гостей пользовалась всякая, как назвал это Эдик, армейская экзотика: гречневая каша, тушёнка, варёное сало, кислая капуста, омлет из яичного порошка, хлеб из гороховой муки, галеты и тому подобные «деликатесы».
Самым ходовым было блюдо под названием «Картошечка, жаренная на комбижире». Людям очень нравился сладковатый привкус картофеля, который, как известно, появляется у клубней после хранения на морозе.
Картошку иногда запекали и прямо в печке возле столика.
