— Смотри, как растут дети; моя бабушка носила его в одиннадцать лет. С ума сойти.
— Как тебе?
Маленькая девочка ничего не отвечает. Она боится пошевелить даже губами!
Она чуть приподнимает руки и растопыривает пальцы. Руки натягивают белые кружевные, под стать платью, перчатки. Они немного нервничают — не следует засовывать большой и указательный в одну и ту же дырку.
Небо постаралось: устроило сначала дождь, потом — солнце. Все — чистое, и лужи блестят по краям улицы. Дворник тоже хорошо поработал. В обеденный перерыв он подмел площадь и убрал кучки овощей, которые всегда остаются после рынка и обычно лежат до самого вечера.
Старое каменное здание мэрии с красивыми лакированными ставнями украшено двадцатью большими флагами. Перед церковью все еще лежит тонкий ковер из розовых лепестков.
А на площади — праздничные карусели, потому что праздник, а праздника без каруселей не бывает.
Маленькая девочка уже прошла метров двести, ее держат за обе руки. Она едва осмеливается дотронуться коленками до ткани платья. Она словно боится удариться.
Дойдя до площади, она снова почувствовала себя скованно. Руки чуть сильнее сжимают ее ладони.
Момент настал.
Люди уже собираются.
Она не решается поднять глаза и видит перед собой только платья, брюки, передники и слышит только голоса, которые доносятся до нее сверху.
— Какая она красивая!
— Только представь себе, я помню еще тебя в этом платье! Когда же это было?
— Двадцать лет назад.
— А я еще видела, как его одевала твоя мать, но тогда я была совсем маленькой и сейчас уже мало что помню.
— Посмотрите, какая она хорошенькая.
В этот раз даже булочник не осмелился взъерошить ей волосы, как он делал всегда.
Она отпускает одну из двух удерживающих ее рук и крепче хватается за другую.
— Видишь, маленькая девочка; вот она очень послушная. Поэтому у нее такое красивое платье.
Первым ей встречается Тома. Маленькая девочка видит его хорошо: он такого же, как и она роста, когда у нее нет на голове банта. У Тома перехватывает дыхание. Он ест красное яблоко, обсыпанное красным сахаром и насаженное на палочку. Он даже перестает жевать. Сахарный ручеек стекает по его подбородку и, капля за каплей, растекается по футболке.
— Давай, пошли.
Рука увлекает ее дальше. При ее приближении люди отходят в стороны, чтобы лучше рассмотреть красивую девочку. Они даже не смотрят на карусель, на которой кружатся их дети.
Жюльен стоит на «летающей тарелке».
— Купим ей яблоко, съест его сегодня вечером на десерт. А то еще перепачкается.
— И еще возьмем конфет.
Рука опускается почти до самой земли, потому что платье внизу немного подвернулось.
Иван поставил маленького Пьера на коленки прямо на стойку тира. Он поддерживает его; штанишки так высоко задрались, что выглядывает попка — какой он смешной. У него во рту огромный крученый леденец, раздувшаяся щека прижимается к ружью. Он зажмуривает глаз и целится в сердце Микки Мауса.
Маленькая девочка уверена, что если бы она попробовала, то попала бы с первого выстрела.
— Если хочешь, пройдемся вокруг площади, выпьем лимонад в кафе, а потом домой.
Она сталкивается нос к носу с Жилем. Если бы он ее узнал сразу, то обошел бы стороной, чтобы не встречаться. Он очень робкий, а она выглядит как невеста.
Она ему улыбается, наклоняя немного голову; он робко протягивает руку и едва касается ее щеки. Уходит. Маленькая девочка поднимает глаза к рукам.
— Я хочу посмотреть на карусель.
— Осторожно, там лужи, ты запачкаешь подол.
У маленькой девочки все болит. У нее такое ощущение, будто все тело затвердело, его сводит, совсем как если бы она перед этим слишком много бегала и плавала.
— Какое изящество, дорогая.
Из-за карусельной музыки и всех этих людей вокруг, ей, время от времени, кажется, будто все это как в кино. Стефан пробегает мимо столика кафе и даже не замечает ее. У него в руке шесть огромных леденцов! Шесть!
Она сидит на краешке стула и чувствует, как каждый глоток лимонада проходит в сжатое узким воротничком горло.
— Какая ты сегодня нарядная.
Нужно улыбнуться — так сказала мама — и возвращаться домой. А все остальные уже на карусели.
— Какой чудный день! Пойдем домой, она, наверное, без сил...
Маленькая девочка знает, что, как только фонтан окажется позади, праздничный шум начнет стихать. А еще она знает, что на этом все закончится до следующего года.
Тихонечко она вызволяет свои пальцы из белых перчаток. Почувствовав, что все получается, она делает резкий рывок назад.
Пустые перчатки остаются болтаться во взрослых руках.
Она прыгает в сторону.
Сначала сбросить платье, не думая о шнуровке.
Затем сорвать с головы бант.
Скинуть туфли, не расстегивая ремешков.
Стянуть гольфы и трусики.
Бросить все в кучу, прямо тут, за фонтаном.
Прыгнуть двумя ногами в лужу, чтобы освежиться, и побежать к карусели, и забраться на большую лошадь, пока карусель не закружится.
Свеситься к мотороллеру Тома и откусить от его красного яблока.
Подставить ветру голую попу, красную перепачканную рожицу и получить все сполна.
БОЛЬШИЕ МЕЧТАТЕЛЬНИЦЫ (1982)
Металлическая спинка стула впивается ей в спину, прямо под лопатку; наверняка останется красный след. Она меняет положение и незаметно привстает то с одного, то с другого бока, чтобы одернуть широкое платье сзади. Затем расправляет его спереди и разглаживает складки на животе. Она поднимает голову и отводит плечи назад, чтобы выгодно подчеркнуть грудь. Оркестр начинает играть танго. Ее сердце бьется чуть быстрее. Она машинально убирает вьющиеся волосы за уши.
Музыкант в парчовой рубашке оставляет саксофон и берет в руки бандонеон; ударник меняет деревянные палочки на металлические щетки и поворачивается к малому барабану и педалям чарльстона. Жарко. Белый свет, освещающий площадку, гаснет. Горят лишь растянутые между деревьями разноцветные гирлянды, сверкают звезды. Все вокруг краснеет, а тени, вырезанные на лицах, чернеют. Оттанцевавшие утирают лбы и усаживаются. Он придет.
Он придет, он улыбнется, он уведет ее за собой. Она выйдет за него замуж не из-за денег.
Парни в костюмах проходят мимо девушек, которые сидят на металлических скамьях, вдоль стены. Парни склоняются, протягивают руки. Что они говорят, не слышно. Он придет.
Танцующие сначала робко жмутся по краям танцплощадки, затем следуют примеру мэра и мэрши. Теперь уже все сгрудились в центре. В стороне, как тени, слоняются три девушки и четверо парней. Старики одеты в черные костюмы и черные галстуки, завязанные маленькими узлами. Теперь танцуют все кроме двух девушек. Мадмуазель Тереза, учительница, пришла в брюках — вот оригиналка. Теперь танцуют все кроме одной девушки. Ничего не слышно.
Жанетте Ферраша тридцать четыре года; даже если он будет на десять лет старше ее, она выйдет за него замуж. Он никогда не был на деревенских балах, поскольку посещает лишь шикарные места. Он даже не подозревал, что здесь можно найти такую жемчужину. Она выйдет за него замуж не из-за денег. Но и не только из-за его красоты. Она просто по уши влюбится в него самого, а потом окажется, что он еще и красив, и богат. Вот и все.
Теперь танцуют уже все девушки. Одна из них прилагает серьезные усилия, чтобы отлепиться от своего кавалера. Она просовывает руку между своей грудью и его животом и упирается изо всех сил. Зачем же она приняла его приглашение? Не может быть, чтобы ее интересовали одни лишь танцы!
Она чуть раздвигает ноги, она кладет руки на колени. От долгого сидения у нее отяжелели икры и опухли ступни.
Он делает легкий поклон и берет ее за руку, он улыбается приветливо и чуть шутливо, она грациозно встает — ее платье развевается волнами — и вплывает в его объятья. Он ее, легкую, увлекает за собой.
Она достает из сатиновой сумочки кружевной платок и вытирает ладони: они не должны быть потными, когда он возьмет ее за руку. Она чуть отводит в сторону руки, чтобы на платье подмышками не осталось следов от пота.
Ночь ясна, луна блестит высоко над холмом. Небо полно звезд. Завтра будет хорошая погода.
На нем темно-синий костюм в тонкую белую полоску. Цвет чуть мрачноватый для свадьбы, зато идеальный для деревенского бала в день местного святого. Он не похож ни на одного из местных мужчин.
Младший Фрашон сильно прижимается к дочке Бувье, их животы уминаются. Он даже пробует незаметно просунуть руку под ее корсаж, чтобы потрогать груди; она не возражает и только бросает через его плечо беспокойные взгляды в сторону столика, за которым сидят ее родители. Ее отец уже слишком пьян, чтобы что-либо заметить. Хотя, на месте Фрашона, он делал бы то же самое.
