На следующий же день после приезда он помчался в институт, узнал расписание занятий и через неделю был уже в курсе всех новостей и на курсе, и в институте, и в медицинском мире в целом. Но даже с головой погрузившись в свои заботы, Антон помнил о своих друзьях. Изумленный тем, что они не звонят ему (хотя он сообщил им в письме точную дату приезда), он сам набрал номер Сергея. Телефон не отвечал. Тогда он позвонил Светлане, и она, обрадовавшись его голосу, сообщила новости: Серега в Китае, она по-прежнему в Москве, у нее все в порядке, и она жаждет увидеться.
Светка, если говорить честно, совсем забыла о дате возвращения Антона, которую ей заблаговременно сообщил Сергей. Она и не вспоминала своего школьного друга. Два года – большой срок, и за это время с ней столько всего произошло! Тем более что последние полгода они практически не переписывались, связь с Житкевичем поддерживал в основном Сергей.
Антон пришел навестить Светлану в парадной форме старшего сержанта, с большим, красивым букетом. Этот букет не был чрезмерно дорогим, кичливым, бьющим в глаза показной помпезностью и роскошью, но астры, хризантемы и гладиолусы были подобраны в нем так умело и со вкусом, что букет просто западал в душу, запоминался сразу и навсегда. «Такие цветы дарят только любимым девушкам», – отметила Светлана с тщеславным удовольствием и невольно задумалась: неужели девчонки были правы и она по-настоящему дорога прежнему другу школьных дней?
Человек, который стоял теперь перед ней, лишь отдаленно напоминал прежнего Антона. Он стал выше ростом, шире в плечах. Румяное лицо удивляло необычайной свежестью, а его голубые глаза, когда он смотрел на нее, так и лучились счастьем. Она увидела перед собой взрослого, сильного, решительного юношу, необыкновенно мужественного и необыкновенно чистого. «Как странно, что он так смотрит на меня, – мельком отметила про себя Светлана. – Странно и… приятно». Она решила вдруг, что Антон очень и очень даже ничего. Он все еще ей дорог. И как она могла о нем забыть?
Клавдия Афанасьевна поставила цветы в большую вазу и стала накрывать стол к чаю. А Светлана увела старшего сержанта в свою комнату. Она рассказывала ему об учебе, о летней практике, об отдыхе в Турции и на Волге. Только о романе с Сергеем не проронила ни слова. Все напоминания о том, что этот человек часто бывал в ее комнате, все фотографии и все его подарки она заблаговременно успела убрать подальше – так, на всякий случай, не имея в виду ничего особенного и не преследуя никаких целей. Но теперь Светлана мысленно похвалила себя за такую предусмотрительность. Ей радостно было, что так легко болтать с незнакомым, совсем взрослым Антоном, что он весь сияет от ее присутствия, точно новенькая блестящая монетка, и ничем не хотелось омрачать эту радость, этот праздник, это начало какой-то новой истории их отношений.
Светина мать поахала над тем, как изменился мальчик, которого она знала с детства, расспросила старого друга об армейской службе, выпила с ними чаю с домашним пирогом, который успела испечь, пока они разговаривали, и рано отправилась спать. Она боялась помешать дочери. А Светлана, вновь ощутив свою женскую силу и притягательность, видела, ощущала всей кожей то, как она нравится Антону. Неожиданно для себя девушка прониклась нежностью к этому давнему верному влюбленному и поняла, что он дорог ей своей безусловной преданностью и тем благоговением, с которым всегда относился к ней.
Антон внимательно слушал ее рассказы, а она говорила и говорила – об общих знакомых, о фильмах и музыке, о концертах и тусовках в Москве, о переменах в магазинах и новостях политической жизни… Она была ему интересна сама по себе, вот такая, какая есть, – немножко легкомысленная, но бесконечно милая и женственная. И это возвращало ей потерянное было самоуважение. Антон вдруг стал для нее отдушиной, соломинкой, за которую она ухватилась, чтобы удержаться на плаву, забыть свои недавние разочарования. В постели они оказались через три дня после встречи. А через неделю подали заявление в загс и к Новому году уже справили свадьбу.
Обе семьи приветствовали этот брак. Клавдия Афанасьевна находила Антона куда более подходящей парой для своей дочери, нежели ироничный и слишком красивый Сережа Пономарев. Мать Сергея она видела только на родительских собраниях в школе и считала ее заносчивой, избалованной барынькой, а потому справедливо опасалась родства с такой семьей. Житкевичи же казались ей попроще, поскромнее, потише. Поэтому за будущее дочери в этой семье – хоть и зажиточной, и известной, но вполне интеллигентной – опасений у нее было меньше.
К тому же у родителей Антона для молодоженов была припасена квартирка в Новых Черемушках, доставшаяся от какой-то бабушки и давным-давно оформленная на имя сына. Разумеется, это оказалось дополнительным плюсом в глазах Клавдии Афанасьевны Журавиной, которую жизнь научила быть практичной.
Что касается старших Житкевичей, то они тоже были очень рады этому браку. Свету они знали давно, считали ее милой, порядочной, хотя и не очень далекой девочкой. К тому же они хорошо видели, что сын их – человек честный и очень щепетильный в отношениях с женщинами; они боялись, что рано или поздно он попадет в какую-нибудь историю с пришлой бойкой девицей, которая легко облапошит его ради квартиры или московской прописки. Потянется хвост родственников-алкоголиков из деревни, начнутся неприятности, суды и тому подобное. А тут не должно возникнуть никаких неожиданностей. Слухи о романе их будущей невестки с Сергеем до них не дошли, а потому ладная, хорошенькая Светлана их устраивала по всем параметрам. И они искренне считали, что их сыну повезло…
Когда Антон объявил родителям о своем намерении создать семью, те единодушно и искренне решили: а что, пусть ребята живут вместе! Любовь, учеба, работа, общие школьные воспоминания и общие же друзья – что может быть лучше? И отец, и мать Антона в своей семейной жизни никогда не встречали подлости или обмана; они нашли друг друга в ранней молодости и составили прекрасную пару, тем более редкую, что это была пара однолюбов. Анна Алексеевна и Николай Васильевич надеялись на скорое появление внуков. И молодые не заставили их долго ждать.
Рождение Костика не было запланировано, однако случилось так скоро, как только это было возможным, исходя из законов природы. Хотя молодые люди не обсуждали всерьез этот вопрос, но Светлана вполне отдавала себе отчет в том, что может забеременеть, и это вполне вписывалось в ее жизненные планы. Она думала, что это поможет изменить ей жизнь. И жизнь Светланы действительно изменилась, как только ее беременность стала непреложным фактом. Она забросила занятия, засела дома, стала домохозяйкой. Если учесть, что во всем – от закупки продуктов до уборки и стирки – ей помогал Антон, то станет понятно, что подобное времяпровождение не было для нее обременительным. Сначала Светлана с восторгом занялась хозяйством: с упоением тратила деньги на мебель, на шторы, увлеченно училась готовить и обставляла по модным картинкам их маленькую квартирку. Потом вся отдалась ожиданию ребенка, много мечтала вслух о том, как они все втроем будут счастливы… Такая идиллическая картинка семейного счастья была вполне в Светланином духе.
Костик родился в конце сентября. Роды были легкими: сказалось гимнастическое прошлое матери. Мальчик появился на свет худым и длинным, со светлыми волосенками и крошечными ручками и ножками. Первое время молодые родители старались делать все, как положено: гуляли с малышом, много с ним разговаривали (ведь врачи сказали им, что чем больше общаться с ребенком, тем лучше он будет развиваться), кормили строго по часам. Но молока у Светланы оказалось мало, и мальчик вел себя беспокойно: плохо спал, капризничал по ночам, заходясь в громком плаче.
И терпения у молодой матери хватило ненадолго. Светлана злилась, нервничала, чувствовала себя больной и несчастной. Когда она, вздрагивая, просыпалась от крика ребенка и резко садилась в постели, у нее начинала кружиться голова. Молодая мать никак не могла привыкнуть к этому вечно орущему и постоянно чего-то требующему от нее существу; мальчик не вызывал у нее ничего, кроме раздражения.
Она готова была бежать от этих «тихих семейных радостей» (которые, к слову сказать, оказались весьма громкими) куда угодно. Быстро перешла на искусственное вскармливание, выбрав первую попавшуюся смесь. И по ночам Светлана спала, а Антон кормил сына из бутылочки, менял пеленки. Вот и пусть, мстительно думала она, поглядывая по утрам из-под опущенных ресниц на то, как, торопясь в институт, ее муж ухитряется все же переделать кучу неотложных хозяйственных дел. Пусть, пусть! В конце концов, это он мечтал на ней жениться. И к тому же ребенок пошел, как ей казалось, в Антонову породу; более всех он походил на мать Антона. А ее Светлана считала совершенно неинтересным, пустым созданием.
