— Мы больше не будем этого делать. Один раз за ночь вполне достаточно.
— Там фотограф пришел, — сообщил Мун.
— Какой фотограф?
— Хочет сделать твой снимок.
— Вовсе нет, старина, — раздался сзади хриплый голос. — Вышла маленькая неувязочка. Вечер добрый, миледи.
— Мари мертва, — сказал Мун Джейн.
— Это я понял, старина. Где она находится?
Закончив укладку, Джейн встала и подошла к ним, взбалтывая пузырек с лаком для ногтей.
— О чем вы говорите?
— Мари мертва, — сказал Мун.
— Генерал, у вас назначена встреча? — спросила Джейн старика.
— Нет, боюсь, что нет, я просто…
— У вас нет никакого права приходить сюда, если вам не назначено, — упрекнула она его. — Я думала, это понятно.
— Мари мертва, — сказал Мун.
Дверь ванной открылась и закрылась, и в коридоре послышалось, как лорд Малквист напевает себе под нос. Он вошел, опять полностью и идеально одетый, громко напевая, и принял в дверном проеме позу: ступни по-балетному вывернуты наружу, левая рука уперта в бок, правый локоть прижат, запястье вывернуто под прямым углом.
— Малквист! Какого дьявола вы здесь делаете, старый плут?
— Принимаю ванну, генерал, — ответил девятый граф. — Иногда я специально заезжаю сюда по вечерам, чтобы принять ванну.
— Вот это да! А это очаровательное создание, конечно же, почесывало вам спинку своими алыми ноготками?
— Нет, пальцами ног. А вы зачем здесь?
— Фотографирую, — сказал генерал. — Хотите посмотреть некоторые снимки? Они чрезвычайно подробны.
— Нет, благодарю вас. Стараюсь избегать подробностей.
— Мари мертва, — сказал Мун.
Генерал окинул всех сияющим взором.
— Я не видел Малквиста с… когда же это было?
— Пожалуйста, — попросил девятый граф, — в моих правилах не иметь прошлого.
— Мы с ним прошли весь скандал со стариной Джерри, — сказал генерал.
— Фэлкон! — воскликнула Джейн. — Вы никогда не говорили мне, что сражались. Вы были отчаянным храбрецом?
— Дорогая Джейн, я не люблю об этом вспоминать. Но полагаю, что я претерпевал немыслимые неудобства. Ямайка — утомительное место и в лучшие времена.
Джейн подула на накрашенные ногти и помахала ими.
— Почти готово. Дорогой, Фэлкон везет меня на прогулку. Меня не жди, я скоро вернусь.
Мун сделал к ней два целенаправленных шажка и порезал ногу осколком зеркала на полу. Он сел на постель и перевязал рану краем полотенца.
Лорд Малквист похлопал Муна своей тростью:
— Ну, мистер Мун, думаю, мы можем поздравить друг друга с первым днем работы. Я предвкушаю чтение вашего дневника. Утром заезжайте ко мне домой и прихватите с собой Спасителя. Возможно, ему сперва стоит принять ванну. Если он вздумает артачиться, окрестите его, полностью обмакнув в горячую мыльную воду. Пойдемте, Джейн.
Мун вытер кровь с ноги и закачался в своем полотенце. Джейн погладила его по голове, и он увидел, что лорд Малквист и генерал ушли.
— Джейн… не уходи. Оставим их.
— Выше нос, дорогой, не хандри. Я скоро вернусь.
— Тогда почему я не могу поехать?
— Дорогой, ты что, ревнуешь?
— Да, — признался Мун.
— Дорогой, но это же прелестно.
Она поцеловала его в голову.
— Я действительно люблю тебя, Джейн. Это так ужасно.
— Знаю, дорогой, знаю.
— Останься… Я буду с тобою нежен.
— Не сейчас, дорогой. Еще рано. Скоро.
— Обещаешь?
— Обещаю. И, дорогой?…
— Да? — сказал Мун.
— Ты не сделаешь для меня кое-что? — Она прильнула к нему, источая аромат и тепло.
— Джейн, я сделаю для тебя все что угодно.
— Упакуй Мари.
— Упаковать ее? — осторожно спросил Мун.
— Избавься от нее. До моего возвращения, хорошо, дорогой? Меня все это так нервирует. Ее ведь здесь не будет, когда я вернусь, а?
Мун обнял себя и дернулся телом, изображая поклон.
— Ты милашка, ты такой славный.
Ароматное тепло отльнуло от него.
— Джейн… а что это за работа моделью, уроки французского и прочее — я ничего об этом не знаю.
— Ну так ты же весь день в библиотеке, так?… Тебя никогда здесь нет… Мари навещало много друзей, и я никогда не интересовалась, чем она занимается в свободное время.
— Тут звонил один человек, — сказал Мун. — Похоже, он думал, что ты… Джейн, ты ведь не знаешь французского?
— Дорогой, не будь таким занудой. Я ничего не делала, ты же меня знаешь. Только смотрела.
Она поцеловала его еще раз и вышла. Мун сидел совсем неподвижно и смотрел, как из раны течет кровь. Он попытался зализать ее, но не дотянулся. Он услышал, как хлопнула передняя дверь, а вскоре за этим заскрипела и покатила вдоль конюшен карета.
Когда все стихло, Мун поднялся и разыскал чистый носовой платок. Он отнес его в ванную, намочил под краном и перевязал им ногу. Стены ванной запотели, но теперь в поверхностях не было жизни, которая могла его тронуть. Пена съежилась в пленку пузырьков на мертвой воде. Он вышел и прохромал в комнату Мари. Там было темно, он безрезультатно пощелкал выключателем у двери вверх-вниз. Мун медленно двинулся вперед и упал на постель, на которой и лежал, пока тьма не побледнела достаточно, чтобы он смог разглядеть рядом с собой лампу. Он включил ее и сел.
Он не был в этой комнате с тех пор, как Мари в нее въехала. Он знал ее немного как комнату для служанок, которая в разное время принадлежала разным девушкам, ни одна из которых ничего для него не значила. Их звали Кристина, Мейбл и Джоан, а до них были другие. Тем не менее комната Мари его очаровала. Она была не слишком прибрана, но неприбранность ее украшала — повсюду были разбросаны цветастые пятна: розовые и голубые лоскуты нейлона, две голубые туфли и одна белая на постели, повсюду книжки в кричащих обложках, через кресло переброшен алый шелковый шнур, разнообразная одежда наполовину в ящиках и шкафах, наполовину наружу. Сачок с бамбуковой ручкой и белая меховая тапка неудачно соседствовали на туалетном столике посреди разноцветных бутылочек. Мун взял тапку и потер мехом лицо. Мех перепачкался кровью, и он тут же расплакался.
Он посмотрел на себя в зеркало, и его жалость к своему образу отразилась назад к нему, но не утешила. Когда он наклонился к закрывающимся зеркальным створкам, то заметил отражение своего отражения, и его отражение, и его и увидел себя множащимся и убывающим между зеркалами, тогда как сам он в ужасе замер точно в центре линии, которая протянулась до краев плоской земли. Он закрыл глаза, выпрямился и рухнул на табурет. Он вернулся в спальню.
Так ничего и не решив, он взял бомбу, осмотрелся и похромал с ней вниз, опираясь на здоровую ногу. В гостиной генерал склонился над Мари, приставив к глазу камеру. Ноги Мари были оголены, и Мун сообразил, что генерал поправил ей одежду. Комнату на мгновение озарила вспышка, генерал выпрямился, увидел Муна и весело ему кивнул. Мун прохромал к шкафчику в углу, взял одну из бутылок за горлышко и похромал обратно к генералу, который наблюдал за ним все с тем же жадным любопытством. Мун ударил его по голове бутылкой и продолжал бить, пока бутылка не разбилась. Она разлетелась яростно, как стекло, дрожащее в окне поезда, но это не помогло. По пути из комнаты он переступил через Воскресшего Христа, который лежал, будто сраженный на поле боя, все еще сжимая бокал в вытянутой руке.
Мун прошел в кухню, выключил свет и снова включил его. Зажег все конфорки на плите и открыл все краны. Колонка ухнула, содрогнулась и сбавила громкость до тихого рева газовых рожков. Ее шум и сила, как обычно, стиснули нервы Муна, но они не взорвались, как обычно. Обойдя дом и включив весь свет, воду, электричество и газ, он вернулся в гостиную и включил радио и проигрыватель.
Он слышал, как по всему дому хлещет вода, колонка рокочет на грани извержения, а музыка раскатывается и бьется на свету. Он чувствовал давящую на заклепки пульсацию всех электростанций, начинающих светиться и биться, как сердце, сжимая материю в энергию, которая тут же находила выход, прокачиваясь через тело мира, который был бесконечной перестановкой тел, заключенных в восьмиугольнике зеркал. Он попытался мысленно освободиться от всего остального, но барьеры сносили друг друга; ключ к равенству между ним и миром находился теперь за пределами разума, а утешение — за пределами ритуала. У него больше не было ответов, только бомба, которая, если ее поместить в нужное место, пробьет для него дыру, в которую он упадет.
Мун неподвижно стоял в освещенной вибрирующей коробке дома, слишком напряженный, чтобы плакать, и вскоре совокупное давление всех его старых множащихся страхов достигло самого центра его разума и стало распространяться наружу, заполонило его и продолжило распространяться, не принося облегчения, и вот, уже не в силах его сдерживать, Мун нажал небольшую кнопку на бомбе, услышав внутри щелчок пломбы безопасности. Бомба принялась тихонько тикать.
