– И у меня тоже? – пьяно вскинулся дядя Вася.
– Ты – другое дело, – пошла на попятную Джульетта. – Но ты ведь в президенты и не лезешь. Я уважаю людей, которые отсидели.
Она встала и подала дяде Васе морсу из холодильника, чтобы тот прогнал икоту. Он сердито отмахнулся.
– А я буду голосовать за Януковича! – бухнул он кулаком об стол. – На него смотришь – мужик. Сиделый, жизнь повидал – наш пассажир!
– Пусть будет мужик, – оборвала Джульетта. – Готова с ним, как с тобой, дядя Вася, выпить. Но какой же из него президент?
– Такой!
– Но если он как ты, то какой из тебя президент? Вот тебя, например, выберут – и что ты будешь делать?
– Что? – Дядя Вася явно растерялся от вдруг свалившейся на него гипотетической ответственности за страну.
– А он что? – развивала мысль Джульетта. – Он считает, что если у него есть друзья и бабки, то может делать со страной все, что угодно! Так не должно быть! Это невозможно!
Дядя Вася потерял нить спора.
– Песни петь хочу! – заявил он. Сергей и Джульетта переглянулись.
– Я провожу, – предложил Сергей.
– Я сама провожу. Пойдем, дядя Вася. Тот послушно поднялся.
– Джульетточка, дай я тебя чмокну! – сказал он.
И тут же запел: «Ще не вмерла Украина… стане жить богато…»
Когда Джульетта вернулась, Сергей сказал:
– Драйвовый у тебя сосед. Вообще, на Украине люди другие – все говорят о революции, о политике. Удивительно.
Он прижал Джульетту к косяку. Она хотела что-то сказать, но Сергей зажал ей рот ладонью. Он насадил ее, как на вертел.
– Всегда поражался в детстве, – сказал он, – зачем у лялек в «Детском мире» дырочка внизу?
Джульетта запустила ногти Сергею в кожу, как кошка.
– Если ты снимешь этот фильм против Ющенко, я тебя просто задушу!
– А деньги?
– Что деньги? Мне тоже по сто тысяч за ночь крутые предлагали.
– Надеюсь, мы с тобой бесплатно?
– Конечно! – Она куснула его за мочку уха и прошлась языком по шее. – Хоть это иногда осталось. Когда сердце зачерствеет – дело швах!
От ритмичных ударов незапертая дверь раскрылась. Сергей трахал Джульетту, прижав к косяку. Потом загнул лицом вниз над перилами лестничной площадки. В подъезде никого не было. Сергея и Джульетту не беспокоило, что мог подглядывать пьяный дядя Вася в замочную скважину своей квартиры.
Неожиданно Сергей ловким и быстрым движением взвалил Джульетту на спину, внес в квартиру, бросил на кровать. Входную дверь закрыл, размашисто поддев ногой.
После того памятного разговора про возврат денег обращаться к Филатову напрямую Юлия уже не могла, и она обратилась через Лебедова.
– Звонила наша подруга из Киева, – сообщил тот ему при очередном созвоне.
– Угу, – без энтузиазма буркнул Филатов, зарекшийся не иметь с ней дела.
– Тебе не интересно?
– Нет.
– Она очень рассчитывает на твою помощь. Филатов саркастически хмыкнул.
– Это зря. Я на одни и те же грабли дважды не наступаю.
– Между прочим, там и тебя дело касается. Вернее, нас с тобой.
– Каким образом?
– Ну, есть один тележурналист – Лобенко, ты его знаешь.
– Ну и что?
– Так вот, его наняли снять фильм против Ющенко, Юлии и «оранжевых».
– Пусть снимает, – рассудил Филатов, – посмотрим, чего он накопает. Занятно послушать его «телеги».
– Почему «телеги»? Он правду говорит, – возразил Лебедов.
– Такую «правду» можно снять едва ли не про каждого большого начальника, если хорошо копнуть, а при комментариях отказаться от этических норм. Вот и все.
– Возможно, но сейчас не о том речь. Просто я сомневаюсь, что тебе будет приятно увидеть его новый фильм.
– Почему?
– Потому что там есть кадры про нас – из «Calls».
– Еще те? – удивился Филатов.
– Да. Где ты, я и она.
– Мы же засветили пленку!
– Не фото – видео! Они все пишут на камеры наблюдения.
Филатов засмеялся.
– Ну, это я сомневаюсь – там темно было. Лажа какая-то.
– Да нет, говорят, действительно есть.
– И чего она хочет?
– Чтобы ты поговорил с этим Лобенко.
– Почему я?
– Ты его знаешь, он тебя знает, найдете общий язык.
– А деньги он уже получил?
– Говорят, да.
– Тогда бесполезно.
– Ну, разные варианты бывают.
– Это какие же?
– На месте сориентируешься, – ушел от ответа Лебедов. – Короче, надо съездить посмотреть, что там и как.
– Что-то мне неохота. Я лучше позвоню.
– Ты судьбу Скуратова помнишь? Филатов помнил. Ему было жаль в общем-то неплохого провинциального дядьку, попавшегося на сущей фигне и сгоревшего на ней, как бабочка на свече. Он понимал, что историю с посещением генпрокурором проституток раздули до небес только потому, что было на то высочайшее указание, а без него она яйца выеденного не стоила. Кого же прокурору трахать – чернильницу на столе, что ли? Тоже мне, нашли прегрешение.
Ничего подобного ему, конечно, не грозит. Но чем черт не шутит! В истории со Скуратовым Лобенко тоже сыграл далеко не последнюю роль. Не поленился даже встретиться у метро с одной из тех проституток и расспросить ее на камеру, как это было. А «пипл» ничего не понял, но все схавал. «Пипл» вообще мало что понимает и уж точно ни в чем разбираться не станет. Ему лишь бы «погорячее».
– Ладно, поеду, – согласился он.
Филатов сразу почувствовал, что в киевском воздухе разлит запах революции. Она бушевала в центре, почти как в стихотворении украинского классика Павло Тычины, написанном еще в 1918 году:
На майдане возле церкви революция идет.
«Где чабан? – толпа взметнулась. —
Он повстанцев поведет!»
Ну, прощайте, ждите воли! Эй, по коням! Шашки вон!
Закипело, зашумело, только марево знамен…
Все в городе знали, что происходит что-то историческое. Такой подъем энтузиазма возможен, наверное, один раз в сто лет. И не важно, что он организован и проплачен. Деньги решают далеко не все. Нужно еще, чтобы планы организаторов совпали с настроением народа. Без этого ничего не получится, сколько денег ни заплати. Через час-полтора побросают транспаранты и уныло разойдутся к пельменям, водке и тупым сериалам, как ты их ни убеждай.
В Киеве не расходились. Настолько велико было желание народа избавиться от назначенного Кучмой преемника, настолько достал бандитский капитализм, что, казалось, и организовывать ничего не нужно – народ вспыхнул, как сухая солома от спички.
«У нас тоже такое было, – вспомнил Филатов, – в девяносто первом у Дома правительства. И еще раньше, когда на заборах писали: „Перестройке грош цена без Бориса Ельцина“. Сейчас вряд ли такое повторилось бы».
Лобенко он нашел на Майдане перед сценой с ораторами. Тот снимал то выступающих, то людей из толпы, приехавших из разных регионов. Филатов помахал ему рукой.
Увидев его, Лобенко смутился, но не более чем на секунду. Перепоручил камеру помощнику, двинулся к нему через толпу. По пути сделал вид, что рад встрече. Филатов придал лицу такой вид еще раньше.
– Ты как здесь оказался? – первым спросил Лобенко.
– Приехал посмотреть на революцию своими глазами. А ты?
– Работаю на местном телеканале, делаю аналитические программы, – не слишком уверенно сказал Лобенко.
– Давно?
– С неделю уже.
– И на чьей ты стороне в этих событиях?
– Ни на чьей! Отображаю все объективно, – уклончиво ответил тот.
– А я слышал, ты снимаешь фильм против «оранжевых», – обронил Филатов как бы невзначай. – По заказу другой стороны, так сказать.
– Никаких фильмов, обычная работа! – стал отнекиваться Лобенко.
– Да мне-то что, без разницы, – сказал Филатов и для пущей убедительности махнул рукой. – Хоть фильм, хоть чего еще.
– Это просто передача.
– Ну и как тебе здесь – нравится? – спросил Филатов и обвел взглядом толпу.
– Здесь веет свежим воздухом, а у нас уже все закисло.
– Н-да, пожалуй, здесь будет посвежее, чем у нас, – согласился Филатов. – А когда можно будет посмотреть твой фильм?
– Какой фильм?
– Ну, против «оранжевых».
– Говорю же тебе – это не фильм! – рассердился Лобенко. – Чего прицепился?
– Тише-тише! – сделал успокоительный жест Филатов. – Ну передачу. Какая, на хрен, разница? Люблю я твои программы, потому и спрашиваю. Высокий профессионализм, – похвалил он. – Мастерство, как говорится, не пропьешь.
Лобенко смягчился.
– За пару дней до третьего тура, – сказал он, – я тебе позвоню.
– Ага, позвони, если не трудно, – обрадовался Филатов. – Не хотелось бы пропустить.
– А хочешь, – лукаво прищурился Лобенко, – и тебя сниму на фоне всего этого?
– Нет-нет, пока не нужно, – отказался Филатов.
– Почему? – вроде бы наивно удивился тот.
– Надо будет что-то говорить, а я пока не определился что.
– Ну, как знаешь, – согласился тот. – Надумаешь – всегда пожалуйста.
На сцену вышла Джульетта. Она и еще какой-то рэпер в мешковатых джинсах с приспущенной мотней стали вместе петь звенящими агрессивными голосами:
