Он всегда нарочно в разведку посылает людей из разных групп, чтобы в каждом подразделении был кто-нибудь, кто уже раз разведал новую местность. Мне сейчас нужно было знать больше, чем кому-либо. Но все же мы должны были дождаться утра, потому что разведка в горах имеет свои особенности. Здесь ночью мало что увидишь, даже ориентироваться труднее, чем на ровной местности, а уж заметить, что творится на склоне, ни сверху, ни снизу никак невозможно. Поскольку горы здесь густо укрыты лесом, то и днем, а, еще лучше на рассвете, можно успешнее всего провести разведку.
Это я запомнил еще в партизанские времена, да, собственно, все мы теперь это уже знали, потому что собственный опыт был у каждого. Вот на рассвете мы и двинулись в сторону аэродрома. В долине реки, где с обеих сторон горы, могут сложиться разные условия для таких дел, как наше.
Густые лесистые участки на высоком берегу с нашей стороны и продолжение их с гондурасской, только на пологом и тоже лесистом берегу. Сверху, с самолета, впрочем, аэродром было трудно заметить. Вероятно, маскировка.
На самом деле, когда мы подобрались поближе, то заметили, что с высоких деревьев, закрепленная на них, нависает над частью большой поляны, образующей этот естественный мини-аэродром, огромная буро-зеленая сеть, которая и создавала со стороны горы видимость сплошного леса, до самой воды. Только при ближайшем, внимательном рассмотрении можно было заметить, что здесь и как на самом деле.
Нужно было подойти.
Мы подобрались довольно близко, чтоб заметить часовых, потом разошлись полукругом, так, чтоб видеть друг друга на расстоянии примерно в метрах пяти — десяти. Должны были засечь всех часовых вокруг аэродрома.
Затем Ларго, он командовал нами, передал по цепи приказ: разделиться на две части и заходить двумя группами с разных сторон. Я повел группу слева, а Ларго справа.
Засекли мы шесть часовых, четырех со стороны гор, откуда шли мы, по одному еще с флангов, а со стороны реки не было никого, потому что поляна с этим аэродромом находилась всего метрах в ста от реки.
По берегу росли кусты, хотя и невысокие, и каждый из небольших самолетов, а стояло их там четыре, охранялся дополнительно.
Неподалеку от самолетов выкопаны были землянки и развешаны гамаки, часть подразделений «контрас», по-видимому, обслуживающий персонал самолетов, охрана и еще, наверное, какие-то отряды ночевали здесь. Ребята же — на территории базы «контрас», в Гондурасе, за полтора километра отсюда.
Туда Маркон тоже послал разведку.
Бой решили начать ночью на следующий день, а до тех пор приказано было отдыхать, расслабляться и готовиться физически и морально.
Мы были всегда готовы, но отдохнуть никогда не мешало перед выходом на операцию. Не знаю, кто как, а я даже немного поспал. Это удается не всегда, а на этот раз, хотя и волновался, потому что задание у меня было ответственное, а может, именно поэтому, но среди мыслей вдруг сморил меня сон, и когда разбудили меня, даже стыдно немного стало, все-таки я командир группы, а сплю, как мальчишка, перед самым выходом на операцию.
Двинулись мы на задание несколькими группами.
Первая, во главе с Ларго, должна была напасть на аэродром с фронта, сначала снять часовых, а потом пробиться к самолетам и уничтожить их. Эта группа была самая большая.
Во главе пятидесяти человек, в состав которых входил и я со своей десяткой, Маркон заходил со стороны реки. Мы вышли раньше, едва только сгустилась ночь, потому что должны были сделать крюк и добираться до аэродрома по воде.
Резиновые подушки для оружия у нас были приготовлены, и мы вошли друг за другом в теплые воды реки Коко и затем полуплыли — полубрели под высоким берегом никарагуанского побережья, пытаясь не создавать шума плеском воды. Наконец один за другим, крадучись, выбрались на высокий берег и замерли там среди кустов, устроившись половчее и переодеваясь.
Я и мои парни должны были переодеться в синюю форму, которую носили «контрас», чтоб замести следы, не вызывать подозрений, если нарвемся на засаду.
Маркон смотрел на часы, мы пришли на назначенное место даже на полчаса раньше, чем ожидали, так что было немного времени в запасе.
Не разговаривали, даже на пальцах не перебрасывались знаками, потому что и так все было ясно. Ждали.
Ровно в три наши должны были снимать часовых. Прошло три.
Три пятнадцать. Тихо.
Полчетвертого. Тихо.
«Что-то слишком, — подумал я. — Чересчур долго тихо, не случилось ли чего-нибудь?» Но тут раздалась автоматная очередь, потом другая, и началась пальба, завязался бой, и вскоре раздался сильный взрыв;
Молодцы, один самолет готов!
Бой не умолкал еще с полчаса, пока не прозвучал еще один взрыв.
Второй самолет. Ого, да они так и без нас справятся!
Вот тут ко мне подполз Маркон. Собственно, мы лежали рядом, а сейчас он наклонился и заговорил прямо в ухо:
— Те уже на берегу. Готовься, Маноло! Но только после четвертого взрыва. Я подам сигнал! Жди сигнала! И главное — приказ — возвратиться всем живым! Так и скажешь ребятам, я тебя очень прошу, ты уже закаленный боец, но тоже будь осторожен, береги себя и ребят, вперед, Эль Пойо!
С гондурасского берега уже доносились всплески, темные силуэты скользили по черной ночной воде, луна едва отсвечивала дрожащим, матово-золотистым светом на поднятых сотнями людей волнах.
Мы их видели, их все хорошо видели.
Но вот Маркон взмахнул рукой и вскочил на ноги, и с ним вместе еще сорок ребят, и бросились они на аэродром. Еще миг — и раздались их выстрелы, а одновременно и наших, тех, кто пробивался в Никарагуа с гондурасского берега.
Четыре пулемета у нас было сейчас, и патронов хватало. Все принесли с собой, хорошо подготовились, потому что знали, для чего готовились.
Косили мы их в воде десятками. Они открыли и оттуда неистовый огонь. Но ведь растерялись поначалу, потому что не ожидали, никак не ожидали они еще и здесь засады, не ожидали нападения и ни морально, ни тактически не были готовы.
Стало светать, и мы увидели, что река покраснела от крови. Много погибло здесь «контрас», но они сориентировались, отступили и перешли реку значительно дальше. Там место для переправы было неудобное, по наши только с фланга отрезали их, а по количеству они значительно превосходили нас, и я понимал, что вскоре наше преимущество исчезнет, мы вынуждены будем начать отступление.
Оба взрыва, которых мы ждали столько времени, наконец прозвучали почти одновременно, и я понял, что еще немного — и будет сигнал. Бой, сначала яростный, вдруг начал вроде бы стихать, именно тогда взвилась вверх зеленая ракета, и моя группа бросилась тоже на аэродром. Отступать мы должны были оттуда.
Вдруг передо мной появился Ларго, бледный, с покусанными губами:
— Маркон ранен, относим его и отходим. Давай, Маноло, брат, твоя очередь! Все, мы отходим!
Мы с моими десятью залегли возле последнего взорванного самолета и уже через несколько минут увидели синие фигуры, которые в утреннем воздухе маячили среди зелени. Еще пулеметы были при нас, и мы развернутой такой цепью ударили по «контрас», словно нас было не меньше нескольких десятков, а тогда сменили позиции и снова залегли с пулеметами, потом сменили место еще раз. Скоро должны закончиться пулеметные ленты. Тогда мы начнем отступать.
Еще два таких отступления назад, и, я уже видел, — бой полностью переключится на нас. Там, где отступала наша главная группа, стрельба стихала, умолкала, а новоприбывшие с гондурасского берега бандиты выходили только на нас. Еще с полчаса стреляли мы цепью, потом сошлись и бросились бегом через лес к ближайшей горе.
Снова залегли, отстреливаясь, уже без пулеметов. Только с автоматами. Теперь мы должны были беречь патроны.
Мы отходили по горе, зигзагами, карабкаясь выше и выше. Сначала отстреливались, но чем выше карабкались вверх, тем меньше стреляли. Только убедились, что непосредственная погоня отстала, и сразу же бросились по склону снова вниз в направлении реки и гондурасской границы. Логично было думать, что «контрас» будут искать нас среди никарагуанских гор, поближе к центру страны. Маршрута для бегства у нас определенного не было, я уже ориентировался на месте, исходя из условий, ситуации и своего военного опыта.
Такое уже бывало. Иногда нужно было зайти врагу в тыл, чтобы, благополучно отсидевшись в надежном месте, пока внимание врага спадет, тихонько убраться назад, на свою базу. В разведке бывал я часто, проделывал не раз и такие штуки, и, как правило, удачно. Вот и теперь решил я прибегнуть к проверенному методу, чтоб сбить противника с толку.
Думаю, «контрас» растерялись, когда потеряли наш след, и их поисковые группы сейчас прочесывали окружающую местность.
Бенито Браво известен своей жестокостью, и я представлял себе, как он будет злиться при таких огромных потерях с их стороны. Ведь разгромлен аэродром, уничтожено четыре самолета и не меньше двух сотен его солдат.
