— Господин спрашивает, почему Хумам медлит?
— Мы не знаем, где он. Думали, что он у вас, — в отчаянии проговорила Умайма.
— Господин спрашивает, что его задержало?
— Не дай Бог что случилось! — закричала Умайма.
Дядюшка Карим ушел. У Умаймы затряслась голова, казалось, она на грани истерики. Адхам увел ее во внутреннюю комнату, где громко плакали дети, и прикрикнул:
— Никуда не выходи! Я без него не вернусь. Только никуда не выходи из комнаты.
Во дворе он увидел Кадри, сидевшего на земле. Адхам склонился к нему и сказал шепотом:
— Скажи все, что ты знаешь о брате!
Кадри резко вскинул голову, но что-то помешало ему ответить. Отец повторил:
— Скажи, Кадри, что ты сделал с братом?
Едва слышно Кадри проговорил:
— Ничего.
Адхам сходил за фонарем, зажег его и поставил на тележку. Свет ударил Кадри в лицо. Адхам с ужасом разглядывал его.
— По твоему лицу видно, что случилось что-то нехорошее.
Сквозь детский плач из дома до них донесся голос Умаймы. Не разобрав, что она сказала, Адхам крикнул:
— Замолчи, старая! Умри, но замолчи!
Он снова уставился на сына. Вдруг у него задрожали руки. Он схватил Кадри за рукав и с ужасом спросил:
— Кровь?! Что это?! Кровь твоего брата?!!
Кадри посмотрел на рукав и непроизвольно сжался. Его голова поникла от безнадежности, и этим жестом он себя выдал. Адхам схватил его, поднял на ноги и грубо, как никогда не делал, вытолкнул сына на улицу. В глазах у него почернело, и не из-за ночной темноты вокруг…
Адхам тащил его в пустыню.
— Сделаем крюк, чтобы не проходить мимо хижины Идриса.
Они углубились во тьму. Кадри шел, пошатываясь. Отец крепкой хваткой вцепился ему в плечо. Твердо шагая, Адхам спросил старческим голосом:
— Скажи, ты избил его? Чем ты его ударил? В каком состоянии ты его бросил?
Кадри не отвечал. Рука отца была тяжелой, но он не чувствовал ее — боль внутри не отпускала. Он желал, чтобы солнце больше никогда не всходило!
— Пожалей меня! Говори! Даты не знаешь жалости! Я приговорил себя к страданию в тот день, когда ты родился. Уже двадцать лет меня преследует проклятье. А я прошу жалости у того, кто ее не знает.
Кадри разрыдался. Его плечи сотрясались вместе с вцепившейся в него рукой отца. Он содрогался так, что эта дрожь передалась Адхаму.
— Это и есть твой ответ? Почему, Кадри, почему?! Как ты мог?! Признайся в темноте, пока не взошло солнце и ты не увидел себя в его ярком свете.
— Я не хочу увидеть день! — вскричал Кадри.
— Мы люди тьмы. Для нас никогда не наступит день. Я думал, зло живет в доме Идриса, а оно — в нас. Идрис горланит, пьет, хулиганит. Мы же убиваем друг друга. Господи!.. Ты убил своего брата?!
— Нет!
— Где он?
— Я не хотел его убивать!
— Так он убит?!
Кадри разрыдался еще сильнее. Адхам крепко впился ему в плечо. Значит, он убил Хумама. Свет жизни моей, любимец деда! Как будто и не было его. Если бы не эта невыносимая боль, я бы не поверил.
Когда они дошли до Большой Скалы, Адхам низким голосом спросил:
— Где ты бросил его, преступник?
Кадри подошел к месту, где закопал брата, и встал.
— Где Хумам? Я ничего не вижу.
Почти неслышно Кадри ответил:
— Я похоронил его здесь.
— Похоронил?! — вырвалось у Адхама.
Адхам вытащил из кармана коробок, зажег спичку и осматривал землю, пока не увидел перекопанное место и обрывающуюся около него полосу. Он застонал от боли и, дрожа, начал разгребать песок, бешено работая руками.
Коснувшись головы Хумама, Адхам подхватил его тело, прикрыв от горя и отчаяния глаза, и мягко вытащил на поверхность. Всхлипнув, он пробормотал:
— Сорок лет жизни кажутся мне напрасными и бессмысленными у твоего тела, сынок!
Резко поднявшись, Адхам посмотрел на Кадри, стоявшего по другую сторону от тела.
— Хумам вернется домой на твоей спине, — произнес он, раздираемый слепой ненавистью.
Ошеломленный, Кадри попятился. Но Адхам не дал ему уйти. Обогнув тело, он схватил Кадри за плечо и приказал:
— Бери брата!
— Не могу! — взмолился Кадри.
— Убить ты смог!
— Не могу, отец!
— Не говори мне «отец». У убийцы нет ни отца, ни матери, ни брата.
— Не могу.
Адхам сильнее сжал руку.
— Убийца должен сам отнести свою жертву.
Кадри попытался вырваться, но Адхам не отпускал его и обрушился на него с пощечинами. Кадри не уворачивался, молча снося удары. Адхам остановился.
— Не теряй времени! Мать ждет.
При упоминании матери Кадри содрогнулся.
— Дай мне исчезнуть! — взмолился он.
Отец подтолкнул его к телу.
— Понесем вместе!
Адхам нагнулся и обхватил тело под мышками, Кадри взялся за ноги. Они подняли Хумама и медленно понесли его к дому. Адхама пронзило чувство, причиняющее боль, хотя, казалось, он уже не ощущал боли. Кадри же страдал невыносимо, сердце у него громко билось, руки и ноги охватила дрожь. Он ощущал запах земли и леденящий холод. Вокруг была непроницаемая тьма, лишь у горизонта виднелись огни неспящих кварталов. Кадри остановился, от отчаяния ему было трудно дышать.
— Я донесу его один, — сказал он.
Он взвалил тело на плечи и пошел за отцом.
Когда они подошли к хижине, послышался голос Умаймы, которая с тревогой спросила:
— Вы нашли его?
Адхам строго крикнул ей:
— Сиди внутри! — и вошел первым, чтобы удостовериться, что она осталась в своей комнате. Кадри замер на пороге, не в состоянии пошевелиться. Отец дал ему знак войти, но он уперся.
— Не могу смотреть ей в лицо, — прошептал он.
— Ты смог сделать нечто более ужасное.
Кадри стоял как вкопанный.
— Нет, это еще хуже, — сказал он.
Адхам решительно подошел к нему и заставил сдвинуться с места. Затем он бросился к Умайме и зажал ей рот, откуда уже почти вырвался крик.
— Не вопи, старая! — жестко бросил он ей. — Не надо, чтобы слышали. Перенесем страдания молча. Давай переживем эту боль терпеливо. Это зло породили мы с тобой, и его проклятье нас настигло.
Он что было силы зажал ей рот. Напрасно она пыталась вырваться, хотела впиться в него зубами, но не смогла. Дыхание ее стало прерывистым и она потеряла сознание. Кадри продолжал стоять молча, держа тело брата на руках и не смея поднять глаза на мать. Взгляд его был прикован к светильнику. Адхам подошел к нему, помог положить тело на кровать и осторожно накрыл его. Кадри взглянул на лежащее под покрывалом тело брата, постель, которую они делили, и почувствовал, что теперь ему не место в этом доме. Умайма замотала головой и открыла глаза. Адхам бросился к ней:
— Не кричи!
Она силилась подняться, и Адхам помог ей. Она чуть не упала на кровать, но он удержал ее. Умайма сначала застыла, сдавшись, но, не выдержав этого горя, принялась рвать на голове волосы прядь за прядью. Муж не обращал на нее внимания, повторяя низким голосом:
— Делай, что хочешь, только тихо!
— Сынок… Сынок… — не переставала сипеть она.
— Это его тело. Нет больше у нас с тобой сына… А вот его убийца. Если хочешь, убей его.
Умайма стала хлестать себя по лицу.
— Ты хуже дикого зверя! — сказала она с ненавистью к Кадри.
Кадри молча опустил голову.
— Разве есть тебе прощение? Ты не должен жить! Это несправедливо!
— Еще вчера он был нашей светлой надеждой, — стонала Умайма. — Мы говорили ему «Иди, сынок!» Если б он пошел! Не будь он таким благородным и жалостливым, он ушел бы. Где же справедливость?! Как ты посмеялся над нами, бессердечный! Ты мне не сын, нет у тебя матери!
Кадри ничего не сказал, только подумал про себя: «Я убил его раз. Он же убивает меня каждую секунду. Я мертв. Кто скажет, что я все еще жив?!»
— Что с тобой сделать? — с презрением спросил его Адхам.
— Ты сказал, что я не должен жить, — тихо ответил Кадри.
— Как ты мог убить его?! — вскричала Умайма.
— Что толку причитать? — безнадежно ответил Кадри. — Я готов понести наказание. Смерть ничто по сравнению с моими страданиями.
— Ты нашу жизнь сделал хуже смерти! — бросил ему Адхам.
Умайма с криком упала, ударяя себя по щекам:
— Мне не нужна такая жизнь! Похороните меня рядом с сыном! Почему не даете мне оплакать его?
— Я опасаюсь не за твое горло, я боюсь, нас услышит шайтан, — с горечью ответил ей Адхам.
— Пусть услышит! Мне не дорога эта жизнь, — с вызовом ответила Умайма.
Вдруг недалеко от хижины раздался голос Идриса:
— Брат мой, Адхам! Подойди сюда, несчастный!
Все оцепенели.
— Убирайся к себе! Предупреждаю, не вмешивайся! — закричал ему Адхам.
— Одна беда за другой! — ответил громко Идрис. — Я не сержусь на вас, у вас такое горе. Давайте поговорим! Мы все страдаем. Ты потерял своего любимого сына, у меня пропала единственная дочь. Дети были утешением нам в изгнании. Мы не уберегли их. Давай же, несчастный, выразим друг другу соболезнования!
