Думая, что он спит, я стала потихоньку вылезать из постели. Нужно же было выпить свой чай.
– Стоять! – он обхватил меня сзади и снова втащил под одеяло.
И все повторилось.
Только ощущения мои теперь уже были другими. В точности, как тогда – во время танца. Для меня больше не было времени. Было только то, что было. И потом это полусонное состояние, когда ты еще до конца не понимаешь, а только догадываешься на самых задворках сознания, что никуда тебе уже от него не деться. Не на небо. Не под воду. Никуда…
В этой безумной неге я растворилась. Уже засыпая на пригревшем меня плече, я все продолжала трогать его губами, пыталась запомнить, какое оно – на вкус, на запах… Прохладное. Все еще немного влажное, солоноватое. Пахнет чем-то особенным. Свежим, слегка горчащим. Может, полынью?
Так и не подобрав достойного сравнения, я провалилась в сон. И проснулась, уже когда комнату застилал бледный свет. В окно сквозь серую мякоть туч глядело далекое мглистое солнце. День стоял пасмурный. Определить, сколько времени, было невозможно. То ли раннее утро, то ли уже середина дня. В любом случае пора было вставать. Неровен час, железного коня Лихоборского завалит снегом. Сева мне этого ни в жизнь не простит!
Неожиданно я почувствовала через толстое одеяло, как кто-то мягко вспрыгнул мне в ноги и бесцеремонно засеменил по телу. Я приподняла голову. На меня с устрашающей неизбежностью надвигалась лысая образина. Уже через секунду прилизанная мордочка ткнулась мне в подбородок и слюняво обнюхала.
Кошка-сфинкс! Фу! Как можно держать это чудовище в доме? Это не животное, настоящий мутант!
Содрогаясь от брезгливости, я отшвырнула от себя инопланетного монстра. Тощее безволосое тельце неуклюже брякнулось на пол и, поджав крысиный хвост, юркнуло под стол. Из темноты на меня уставились два укоризненных глаза.
– Тьфу на тебя! – шепотом ругнулась я, утирая лицо.
Мой нежный рыцарь лежал на спине, закинув руки за голову. Чему-то улыбался во сне. Я аккуратно придвинулась к нему, стараясь не разбудить. Нет, все-таки он – не чистокровный блондин. Брови, щетина, волосы на груди и в подмышечных впадинах темные. Может, подкрашивается? Я взяла в пальцы прядку со лба, просеяла, как песочек. Да нет, не похоже. Провела тыльной стороной ладони по груди, по животу – твердым, как камень.
Зато посещает тренажерные залы! Вон какой пресс накачал! Слава богу, еще не слишком усердствует. Терпеть не могу, когда у человека вместо туловища гора мышц.
Дальше было неинтересно. От пупа и ниже Севу скрывало цветастое одеяло.
Я снова обратилась к лицу.
– Нравлюсь? – вдруг слетело с безмятежно улыбающихся губ.
Всеволод лежал все так же с закрытыми глазами. Но, как выяснилось, следил отнюдь не за сюжетом сновидений. Вот гад!
– Так себе, – равнодушно заметила я.
– Да ну! – сощурился на меня недоверчивый глаз. – А если подумать? – притворщик одной рукой схватил меня за спину. Привлек к себе, легонечко надавил.
Ну и силища! У меня от этого «нежного» захвата едва не хрустнули ребра.
– Очень… очень хорошенький! Только не убивай! – взмолилась я.
– То-то, – хватка несколько ослабла, но тут же сделалась еще жестче. – Ты зачем Самсона обижаешь?
– Какого еще Самсона? – морщась от боли, простонала я.
– Котика моего.
– Он гадкий.
– Да? – тон у Лихоборского стал, как у Чеширского кота. – А если подумать?
Мы потянулись друг к другу…
Вообще-то, я терпеть не могу целоваться с утра. Какое удовольствие, если складывается впечатление, что тебе и твоему партнеру целую ночь гадила в рот стая таких вот Самсонов?
Но сейчас было все по-другому. Так странно, так удивительно здорово, что я разом утонула в собственных чувствах. Ушла на дно, как топор, счастливая нашей близостью. И этим непривычным для меня ощущением абсолютной гармонии. Я даже не сразу заметила ушастую физиономию сфинкса, который снова пробрался в постель. Сидел с любознательным видом, вынюхивая что-то в моих волосах. Благо к тому времени переломный момент остался уже позади. Иначе бы вышел конфуз.
Я попыталась спихнуть уродца, но он удержался, зацепившись когтями за простыню. Вскарабкался по ней на спину хозяина.
Сева, еще не успевший перевести дух, взвыл от боли. Скатился с меня, норовя отодрать кота. Не тут-то было! Неуправляемое животное, как аппликация, размазалось по спине, сильно ее поцарапав.
Глядя на эти кровоточащие полосы, я подумала: «Все, Самсоша, каюк тебе!» Но Всеволод, справившись со своим питомцем, обошелся с ним на удивление лояльно. Бережно взял за шкирку, погладив пальцем пегое брюшко.
– Жрать хочет скотина. Пока не поест, в покое нас не оставит.
– Еще бы! – воскликнула я, наблюдая, как кот беспомощно перебирает лапами в воздухе. – Ты же, наверное, на даче только по выходным бываешь? Изголодался небось за неделю-то?
– Да ладно! Смеешься, что ли? Сфинксы, знаешь, какие прожорливые! Только давай. Они же лысые. Им греться надо как-то.
– И ты ради этого мотаешься сюда из Москвы каждый день?
– По будням соседка приходит, подкармливает.
Всеволод спустил кота на пол и стал выбираться из постели.
Я последовала его примеру.
– Я, кстати, тоже есть хочу, – влезая в рубашку, заявила я.
– Ты? – Лихоборский, уже обмотанный вокруг бедер полотенцем, подошел ко мне и недоверчиво ткнул в ребра. – А ты умеешь это делать?
– Не поняла сейчас. Это комплимент или повод для драки?
Вместо ответа он легко приобнял меня.
– Идем, приготовлю тебе свое фирменное блюдо! Пока мы шли через широкий, больше похожий на музей этнографии, холл, мимо нас пронесся ликующий Самсон.
Кухня на Севиной даче оказалась просто огромной. Такой, что я немедленно разместила здесь мысленно всех своих родственников. Причем не на застолье, а на постоянное место жительства.
Вышло, что даже при учете тети Ринаты, а также ширмы, за которую я отселила Павлушу с Лизонькой, места в значительной мере хватало на всех.
«Вот так, – подумалось мне, – а нам в трехкомнатной квартире тесно. Что и говорить, красиво жить не запретишь!» Я размечталась, как однажды стану в этом доме хозяйкой. Буду сидеть, как сейчас, на мягком диване, а мужчина, стоящий ко мне исцарапанной спиной, будет что-то стругать. В угоду моей ненасытной утробе…
– Солнце, может, кофейку сделаешь? – обернулся Сева, который своим банным видом несколько расширял пределы моих фантазий.
– Давай! – бодро отозвалась я. Очень уж мне понравилось это «Солнце». Во всяком случае, не такое пошлое, как Полинин «зайчонок».
Я открыла первый попавший шкафчик. Там стояли банки со всякой сыпучей снедью. В том числе банка с кофейными зернами. Он что, хочет сказать, что мне предстоит варить натуральный продукт? Нет уж, увольте…
– Слушай, а где у тебя растворимый кофе?
– Растворимого нет, не употребляю. Но есть молотый. Вон там, – показал Всеволод. – Кофеварка рядом.
– Я не умею пользоваться кофеваркой! – с вызовом заявила я.
– Учись! – с еще большим вызовом возразил он. – Берешь кофе. Засыпаешь его в отсек поменьше. В отсек побольше доливаешь воды. Нажимаешь кнопку и ждешь.
Он свалил в сковороду к подрумяненному лучку нашинкованные помидоры. Закурил. Стал наблюдать, как я исполняю его поручение. И у меня получилось. Изделие не подгорело. Электроприбор не взорвался. В общем, вполне можно было собой гордиться.
Я поставила на стол дымящиеся чашки и направилась к холодильнику за молоком.
– Слушай, у тебя нет йогурта, а? Мне кажется, я не дождусь твоего изыска. Сейчас умру от голода. – Не умрешь, – небрежно отозвался Лихоборский. – Поищи на нижней полке, вроде должен быть.
Я порылась и в самом углу отыскала упаковку спаренных йогуртов.
– Вот они, мои маленькие.
– Маленькие пойдут на десерт, договорились?
– Ладно, ладно, – проворчала я, сосредоточившись на изображении клубники со сливками. – Батюшки, Сева! Ты, что ли, плесень выращиваешь? Зачем она тебе? Мне кажется, сейчас пенициллина в любой аптеке…
– Что еще? Просроченный, что ли?
– Написано: употребить до октября 97-го года.
– Ну, не доглядел, каюсь.
Он что-то еще похимичил над сковородкой, прикрыл крышкой. Подошел, сел со мной рядышком.
– Сейчас, еще минут десять – и будем завтракать.
– Угу, – рассеянно отозвалась я (к этому времени я уже с интересом пролистывала обнаруженную здесь же неподалеку книжицу). – Это что такое, а?
– Это? – Сева немного подумал. – Небольшие рассказы или, вернее, притчи о самых разных человеческих чувствах, о человеческих поступках. Я бы назвал это книгой мудрости.
– Е-мое, Лихоборский! Это же сборник крутых юморесок! Честное слово! Давай в «Камеди-клаб» отошлем, а? Здесь ребятам на десяток передач хватит!
Сева скосил на меня глаза. Затем глубоко выдохнул, досадливо потирая шею. Казалось, в эту минуту он испытал глубокое разочарование во мне.
