— Ты недоволен?
— Ты знаешь: я всегда тебе рад.
— Всегда-всегда?
— Конечно.
— Олег, милый, я имею возможность немного тебе помочь. Хватит тебе бедствовать.
— Я не бедствую. Я очень богатый.
— Ладно, ладно. Знаю, какой ты богатый. Лекарства Дуняше не на что покупать, масло сливочное, сахар, фрукты, — вон как все дорого!
— И что? Чем же ты можешь мне помочь? Часть зарплаты своей выделишь?
— А ты меня угощай чаем, тогда и узнаешь все.
— Чаем можно, вот только сахара…
— Ну вот! А еще хорохорится.
Не сводила с него глаз, следила за каждым его движением, счастливая близостью любимого человека. Кажется, вот коснись он ее своей сильной рукой, и она растает, как сахар в стакане с чаем. Анна самозабвенно, до потери всех тормозов, любила Олега и готова была на все мыслимые и немыслимые подвиги ради этого бородатого сероглазого человека, но Олег ничего не требовал от нее и не ждал никаких жертв. Сам так же страстно, а может, еще более глубоко любил Анюту и потому относился к ней нежно и целомудренно, — боялся дышать на нее, не смел оскорбить неловким и скорым словом.
— Ты поедешь жить в мой дом. Перевезешь Дуняшу, детей и маму, — все будете жить у меня.
— Как?
— А так, — переедете и все. Хватит вам жить в развалюхе. Дуняше нужен покой, а вы все в одной комнате. И детям негде уроки готовить, и мама устала, а ты здесь…
— Погоди, Нюра. А ты где будешь жить?
— Я?
Анюта вдруг погрустнела, — слетела с губ улыбка.
— Я?.. Я в Питер поеду, к дедушке. Он болен, и за ним нужен уход.
Эти слова камнем придавили Олега. Сник богатырь, — враз, в одну минуту. Понял, что Анна одним ударом разрубает их нелепый любовный узел. У него больная жена, двое детей. А если уж случилась любовь между ними, надо разом покончить с нею.
Свесил над столом голову, молчал. И она молчала. И вдруг — расплакалась.
Олег подошел к ней, тронул за плечо.
— Не надо, Аннушка. Не рви душу. Для меня и так все рухнуло в миг единый. Все, что я делал, делал для тебя и с думами о тебе, а наградой и счастьем было видеть, слышать тебя. Но ты решила. Значит так надо. Когда едешь?
Справилась со слезами, заговорила деловым тоном.
— Сегодня еду. Из Питера буду звонить. А сейчас слушай меня, Олег. Мы поедем ко мне на мотоцикле, и ты поможешь мне собраться. Я же покажу тебе, где и что лежит.
Выйдя из вагончика, посмотрела на ту сторону Дона, — парома еще не было. Машины, выстроившись в рядок, ожидали.
Мотоцикл стоял во дворе Евгения Владимировича. Анна вывела его, и они поехали на хутор. И через несколько минут входили в дом.
— Исполни мои поручения и не возражай, — говорила Анюта, усадив Олега за стол и угощая холодным мясом. — Во-первых, отвези в Волгоград, в издательство, рукопись моей повести, — вот она. Сейчас напишу тебе и доверенность, чтобы ты все финансовые дела по рукописи от моего имени вел. А во-вторых, вот тебе деньги.
— Деньги?.. Еще чего! — отстранил их Олег.
— Здесь пятьдесят тысяч рублей и двадцать тысяч долларов.
Сильный парень Олег, могучий и телом, и духом, а тут и он опешил.
— Откуда у тебя такие деньги?
— Не беспокойся, деньги эти заработаны честно и мне дадены хорошим человеком. Костю Воронина знаешь?
— Знаю.
— Костя мне и дал деньги. А ты слушай мою инструкцию. Рубли все на семью расходуй, а половина долларов — на починку церкви. Хватит тебе одному горбатиться, и бесплатно. Найми двух-трех рабочих, купи кирпича, леса, показывай им, а они пусть делают.
Олег наконец справился с волнением первых минут, пришел в себя, поверил в реальность происходящего.
— Двадцать тысяч долларов — это же миллионы рублей! Если уж на тебя напал стих благотворительности, я приму гуманитарную помощь. Но первое, что я бы хотел, — автомобиль. «Жигули» почти новые две-три тысячи долларов стоят, а то и меньше.
— Покупай хоть «Волгу». Деньги твои и без отдачи. И не перечь. Но одно условие обязательно: быт семьи устрой. Лекарства Дуняше, белье, одежду детям купи и себе пальто зимнее или куртку купи непременно. Я так хочу — слышишь? Обстановка в доме есть, и ковры, и гардины… Дуняшу помести в мою комнату, дети пусть в большой, а ты отцов кабинет займешь. Я приеду — проинспектирую. Если что не так — накажу. Сильно. А повесть мою в частное издательство сдай, — недавно открылось в Волгограде. За счет автора издают. Деньги на издание — вот.
Отсчитала еще три тысячи долларов, сунула в ящик стола — туда, где рукопись.
— Нужно будет больше — позвони. Прилечу — расплачусь. А сейчас тороплюсь я. Мне надо нынче же быть в Петербурге.
Анна скоренько собрала свою походную сумку, и они вышли во двор.
Над Доном и лесом радостно возвещала миру грядущий день заря, а казаки еще не тревожили сон паромщиков.
— Ключи от дома — на, бери.
— Но ты…
— Если вернусь, буду жить у Евгения Владимировича. Он давно зовет меня. А не то и другой дом купим.
Присели на крыльцо по русскому обычаю, помолчали.
Анна поднялась решительно, подала Олегу сумку.
— Держи, а я сяду за руль.
Перекрестила дом, сказала:
— С Богом!
И они поехали в аэропорт.
Машины прибыли в Петербург вечером, на третьи сутки. Костя сидел за рулем первой машины, — так приказал Старрок. Сам генерал ехал во второй.
Едва они вошли в Костин кабинет, раздался звонок.
— Костя, вы?.. — кричала Анна. — Все в порядке! Все в порядке! Звоню из автомата.
— Хорошо. Я скоро буду дома.
— Кто звонил? — насторожился Старрок.
А Костя подумал: «Хорошо, что генерал не видел Анюту. И ничего о ней не знает».
— Приятель, — спокойно ответил майор.
— Хочу ехать сейчас, — предложил генерал.
— Как будет угодно, но — одно условие: к месту клада мы пойдем вдвоем.
Старрок хмыкнул, опустил голову. Прошелся по ковровой дорожке.
— Чего вы боитесь?.. Там, у камня, я вас не тронул.
— Но в чем дело? Почему вдвоем?
— Хочу иметь свою долю и делить без свидетелей. Мы договорились: делим на три равные части.
— Хорошо, хорошо. Я помню.
— И поедем тоже вдвоем. И так, чтобы без хвоста. Я буду сидеть за рулем.
— И на это согласен. Отныне в наших отношениях — все на доверии.
— На полном, на абсолютно полном.
Костя протянул руку, и Старрок пожал ее. Рука его была потной и слегка дрожала. Он знал, что через час-другой увидит кучу драгоценностей, и в предвкушении такой минуты сильно волновался.
О спутнике своем генерал думал: «Надежный человек, с ним легко и покойно. На него я могу положиться».
Перед главным входом в милицию стояла «девятка» — машина начальника милиции. Костя открыл дверцу и сказал шоферу:
— Мы поедем одни.
Старрок нырнул в угол салона, Костя сел за руль. И с места взял большую скорость. И свернул в ближайший переулок, там снова свернул, и снова, и снова, — и выкатился на Выборгское шоссе.
— Ну, ходок, ну, мастер, — качал головой генерал, видя, как майор «выписывает» петли, сбрасывая с хвоста «клещей», которых Старрок, конечно же, мог повесить.
Костя ему все больше нравился, и он проникался желанием сделать его ближайшим товарищем по своим делам. «Да-да… Непременно пошлю его в Америку. Дело пахнет сотнями миллионов, — нужен надежный человек».
— Ты, майор, говоришь по-английски?
— Да, я английский знаю и могу на нем изъясняться, хотя и не очень бойко.
— Тебе придется срочно засесть за английский, дам тебе учительницу, будешь с ней беседовать только на английском. У меня на тебя есть серьезные виды.
— Можете располагать мною. Я для себя решил: поступаю в ваше полное распоряжение.
— Хорошо. Ты, майор, нравишься мне все больше, и я готов доверять тебе.
Они подъезжали к дому дяди Васи.
Старрок не отступал от майора ни на шаг: вместе они вошли в дом, подошли к печке, на которой лежал хозяин дома.
— Ты болен, дядя Вася? — поднялся к нему по лесенке племянник.
— С чего ты взял? — возразил бодрым голосом Василий Владимирович. — Люблю поваляться на печке, — вот и все дела. А ты надолго ко мне?
— На этот раз — нет, но потом приеду. Дай ключ от сарая, — там инструменты, мне надо кое-что починить в моторе.
— Он там, над дверью, — на карнизе.
— Ну-ну, ты лежи, а мы повозимся с машиной.
Прошел в дальний угол сарая. И, прежде чем достать сверток, сказал Старроку:
— Закройте дверь. На задвижку.
Приставил к стене два пустых ящика, встал на них и вытащил из-под стрехи сверток, запеленутый целлофановой пленкой, с радостью ощутил, что он много меньше и легче того, что он сюда закладывал. «Молодец, девка, — подумал об Анюте, — спроворила».
Подозвал генерала. Показал на ящик:
— Садитесь.
Тот было протянул руки к свертку, но майор остановил: