— И где не заладилось?
— Мы считали, что они разделят силы и будут продвигаться двумя колоннами по обочинам Часовой. Прикинули, что километра за три до города правая колонна развернется на девяносто градусов влево и попытается обойти нас с фланга. Следовательно, примерно пять тысяч мятежников должны были пересечь Двухчасовую дорогу. Тут бы мы их и засекли.
Мы с Найтом в свое время служили в морской разведке, почему и вызвались устроить два передовых наблюдательных пункта. У Найта хорошо просматривалась Часовая дорога, у меня — Двухчасовая. По плану, если б они не попробовали обойти нас с фланга, мы бы встретили их огнем в упор. Если б все сложилось успешно, к нам присоединились бы наши главные силы. Если б мятежники стали напирать, мы с Найтом отступили бы к городу и развернули вторую линию обороны.
— В какой момент все пошло не так? — спросил Ричер.
— Я допустил две ошибки, — ответил Хобарт. Он начал задыхаться.
— У него малярия и туберкулез, — сказала сестра. — Вы его утомляете.
— Он получает лечение и уход? — спросил Ричер.
— У нас нет никаких пособий. УДВ чуть-чуть помогает, а я вожу его в больницу Святого Винсента.
— Каким образом? Как вы его спускаете вниз и поднимаете наверх?
— Сама таскаю. На спине.
— Что за ошибки? — спросил Хобарта Ричер.
— Была ложная атака. С десяток мятежников выскочили из-за деревьев в полутора километрах от Найта. Видно, рискнули — пан или пропал. Найт подпустил их поближе и скосил из пулемета. Я его не видел, вот и пополз проверить, как он там.
— И как?
— С ним все было в порядке. Добравшись до его окопа, я понял, что Двухчасовая дорога просматривается оттуда даже лучше. Ну, а в перестрелке всегда лучше иметь напарника. Так я ошибся в первый раз — перебрался в окоп к Найту.
— А во второй?
— Поверил Лейну.
— В чем именно?
— Примерно через полчаса после первой ложной атаки в нашем окопе появился Лейн. Меня он, похоже, никак не ожидал там застать. Он мне сказал, что, согласно последним данным, мы увидим, как Двухчасовую дорогу перейдут солдаты, но это будут правительственные части. Они выйдут из леса и обойдут нас, чтобы укрепить тыл. Лейн сказал, чем больше их будет, тем лучше, потому что все они наши.
— Вы их увидели?
— И не одну тысячу.
— А потом?
— Мы затаились и просидели до ночи. Тут-то пошло и поехало. Около пяти тысяч парней высыпали из леса на Часовую дорогу и поперли прямо на нас. В ту же минуту другие пять тысяч выступили из подлеска южней того места, где стрелка показывала бы четыре часа, и тоже поперли на нас. Те самые парни, которых мы видели раньше. Это были мятежники. Позже до меня дошло, что Лейн мне соврал.
— Что же было на самом деле? — спросила Полинг.
— Впоследствии я все сопоставил и понял: Лейн и его часть оставили позиции за полсуток до этого. Он, должно быть, вернулся после короткой вылазки к нам, сел в джип и дал тягу.
— Почему он так поступил? — сказал Ричер.
— Яснее ясного, — ответил Хобарт. — Лейн бросил нас, потому что хотел, чтобы мятежники прикончили Найта. Я же просто оказался не в том окопе, вот и все.
— Но почему Лейн хотел его смерти?
— Потому что Найт убил жену Лейна.
— Найт вам признался? — спросила Полинг.
Хобарт долго молчал, потом ответил:
— Признался в тысяче разных вещей. — Он горько улыбнулся. — Вам не понять. Найт четыре года был не в своем уме.
— Расскажите, как там было, — попросила Полинг.
Ди Мари Грациано поднялась со словами:
— Не желаю снова это выслушивать. Я пойду.
Полинг открыла сумочку, вынула бумажник и протянула Ди Мари пачку банкнот.
— Купите, что требуется, — сказала она. — Еды там, лекарств.
— Не люблю я благотворительности.
— Так преодолейте себя, — сказал Ричер. — Вашему брату необходимо все, что он сможет получить.
— Возьми деньги, Ди, — велел Хобарт. — Ты и себе что-нибудь непременно купи.
Ди Мари пожала плечами и взяла банкноты. Забрала ключи и ушла.
— Надо бы вызвать плотника, — заметила Полинг.
— Позвоните советскому коменданту с Шестой авеню, он наверняка подрабатывает, — предложил Ричер и обратился к Хобарту: — Вам повезло с сестрой.
— Нелегко ей приходится, — ответил тот.
— Расскажите о Найте.
С уходом сестры Хобарт, похоже, расслабился.
— Наступила одна из тех самых неповторимых минут. Я что хочу сказать: ты решил, что уже по уши в дерьме, а потом до тебя доходит, что ты даже не представлял, как глубоко в нем увяз. Сперва мы ничего не предпринимали, затем переглянулись и, как я понимаю, приняли молчаливое решение сражаться до последнего. И принялись поливать их огнем. Они валили на нас и валили, а мы их косили и косили. У нас начало барахлить оружие. Они, видимо, этого ждали. Как только учуяли, так разом рванули в атаку. Ладно, подумал я, вот и конец.
Хобарт закрыл глаза, в маленькой комнате повисло молчание.
— Ну и? — произнес Ричер.
— Они добежали до края окопа и остановились. Один из тех, кто был у них за офицера, посмотрел на нас сверху и ухмыльнулся. При свете луны его белые зубы сияли на черном лице. Мы только что уложили несколько сотен мятежников, а теперь он нас захватил.
— Что было дальше?
— Первые дни — полный бардак. Нас все время держали на цепи — тюрем у них не было. У них вообще ничего не было. Нас, правда, кормили. Через неделю они заняли Угу и посадили нас в изолятор городской тюрьмы. Мы считали, что они ведут переговоры с Вашингтоном.
Но с Вашингтоном, видимо, у них ничего не вышло, потому что нас перевели в общую камеру. Это было плохо. Арестантов набито под завязку, грязь, болезни, питьевой воды не было, и нас практически не кормили. Потом нас судили.
— Судили?
— Я так думаю. Я не понял ни слова. Нас признали виновными. Я решил, что хуже быть не может, но ошибся. Пришел мой день рождения.
— Что произошло в тот день?
— Нас — примерно дюжину заключенных — выгнали на тюремный двор и построили в шеренгу. Все мы, видимо, родились в один день. Первое, что бросилось мне в глаза, — чан с варом и пропановая горелка под ним. Вар пузырился. Потом я заметил рядом с чаном большую каменную колоду, почерневшую от крови. Верзила надзиратель схватил мачете и что-то проорал крайнему заключенному. Мой сосед по шеренге немного говорил по- английски, он мне перевел. Мы могли выбирать. Даже три раза. По случаю дня рождения каждому из нас отрубят ногу. Первый выбор — левую или правую. Второй выбор — длинные штаны или шорты. То есть рубить выше или ниже колена. Третий выбор — сунуть культю в чан или нет. Кипящий вар склеит артерии и прижжет рану. Откажешься — умрешь от потери крови. Нам выбирать.
Ричер и Полинг молчали.
— Я выбрал левую ногу, длинные штаны и согласился на вар.
На несколько минут в маленькой комнате воцарилась гробовая тишина.
Затем Хобарт произнес:
— Через год, в новый день рождения, я выбрал штаны и согласился на вар.
— С Найтом тоже так обошлись? — спросил Ричер.
Хобарт утвердительно кивнул:
— Мы считали себя друзьями, но есть вещи, которые сближают по-настоящему.
Полинг была белой как мел.
— Найт вам рассказал про Энн Лейн?
— Сказал, что застрелил ее в Нью-Джерси.
— Объяснил почему?
— Он приводил ворох разных причин. Что ни день, то новое объяснение. То она достала Лейна, и тот попросил Хобарта ее убрать. То утверждал, что действовал по заданию ЦРУ. А однажды сказал, что она была инопланетянкой.
— Он ее похитил?
— Да. Довез до магазина, но не остановился — наставил на нее револьвер и повез аж в самый Нью-Джерси. Там и убил.
— Сразу? — спросила Полинг.
— Да, сразу. Когда вы о ней услышали, ее уже сутки как не было в живых. Вы правильно вели расследование.
— Вы и в самом деле были тогда в Филадельфии? — спросил Ричер.
— Был и не знал, что в тот день сделал Найт.
— Кто изображал ее голос по телефону? — спросила Полинг. — Кто забирал выкуп?
— Найт то говорил, что пара его знакомых, то утверждал, что сам Лейн все и устроил.
— Что же все-таки стояло за убийством Энн Лейн? — сказала Полинг.
Хобарт горько улыбнулся:
— Что стояло? Поверьте, я все время задаюсь этим вопросом. Ведь ответ на него, в сущности, объясняет то, что случилось со мной. Думаю, все устроил сам Лейн, потому что Энн потребовала развод и деньги. Лейн, с его самолюбием, не мог такого стерпеть. Вот ее и прикончили по его приказу.
— Зачем Лейну было губить Найта, если тот действовал по его собственному приказу?
— Лейн перетрусил, да и не любил быть кому-то обязанным.
— Как погиб Найт? — спросил Ричер.
— В свой четвертый африканский день рождения отказался от вара. Не захотел дальше мучиться.
