Многого, оказалось, не хватает на прародине из того, что было на родине: бесед с соседями о Маркесе, Достоевском, диссидентских анекдотов на кухне под включённую музыку Вивальди, чтобы, не дай бог, не услышали с улицы.
А ещё не хватало «Голубых огоньков» и утренних первомайских демонстраций и многого-многого другого. песен у костров с отмороженными ногами, походов в ночное на шашлыки, сумасшедших застолий с множеством блюд в официально полуголодной стране. Единственное, чего задушевного мог позволить себе каждый уехавший, — это наш родной мат. Я никогда не слышал, чтобы кто-нибудь так матерился даже в российских деревнях, как матерятся наши эмигранты в тех странах, куда они уехали. Вот это настоящая ностальгия!
И они начали приглашать нас, известных бывших советских артистов, к себе, чтобы через нас прикоснуться вновь душою к своему былому, пылкому, юному прошлому!
Всё это я попытался объяснить Машиному шефу и тем самым поменять его мнение о том, что все русские сплошные коржики с хлястиками. Пару раз он согласно кивнул головой. Оказалось, английские слова мы с ним знаем примерно одни и те же. Только у него больше опыта их складывать в нужном порядке.
Он с интересом выслушал меня, сказал, что это для него информация новая и он будет над ней думать. Но теперь он понимает, почему русские девочки, которые работают в его элитном клубе, порой в перерыве между клиентами читают книжки! Это его не раз удивляло. А ещё он доставил мне истинное удовольствие, отметив, что среди моих зрительниц в зале много молоденьких и хорошеньких.
Я ненароком подумал, что он решил взять меня в долю по вербовке и отбору «товара» для его клуба среди моих поклонниц.
Слава богу, ошибся.
Оказалось, он попросил Машу о встрече со мной, чтобы сделать мне подарок. Ведь за поимку «кавказца» его стали уважать не только в кругах авторитетных, но и в государственных. Он считал неблагородным остаться неблагодарным по отношению к тому, кто так яро пытался защитить от порчи его драгоценнейший товар — Машу!
Много я получал подарков за свою некороткую жизнь, но этот хранится у меня по сей день среди других ценнейших. — нет, не подарков, наград! Рядом с орденом Славы 3-й степени, медалью «Ударный стройотрядовец» и школьным значком ГТО. Конверт, который мне вручил Машин босс, я приравнял к наградам и медалям. Учитывая традиционное всенародное израильское скупердяйство, это был очень щедрый подарок: в конверте лежал сертификат на бесплатное пожизненное посещение его клуба! Причём VIP-зоны, куда допускаются далеко не все… VIP-зона в элитном клубе — это круто! А ещё к сертификату была приложена визитка с адресом компании с суперудлинёнными лимузинами, которая в случае, если я прилечу специально для посещения клуба, обязана была по звонку и паролю, указанному в карточке, прислать за мной в аэропорт лимузин и отвезти в клуб за полцены!
Я чуть не спросил: за полцены лимузина?
На концерт Машин шеф, естественно, не остался. На прощание мы с ним снова обнялись, не менее тепло, чем представители двух братских народов бывших советских социалистических республик.
Без очереди пропустил Паша и «консула» со всей его свитой. Вернее, он даже спрашивать не стал Пашу — отодвинул его и прошёл сам. Среди сопровождавших более всех выделялся своим развязным поведением бывший наш еврей с внешностью начальника лаборатории научно-исследовательского института. Но он был. со значком израильского кнессета! «Консул» его представил первым:
— Наш депутат — Владлен. Очень уважаемый человек в здешних политических кругах. Если Владлен станет премьером, то мы кнессет будем называть «израильской Владой»!
«Начальник лаборатории» по-советски, как товарищ товарищу протянул мне руку:
— Вам, Александр, просили передать привет Вахтанг и Фрида. Они мне сегодня звонили. они уже знают, что вчера произошло.
— Как?! Вы знакомы с Вахтангом и Фридой?!
— Мы с ними в Союзе открывали первое в Москве казино. Я в то время был заместителем одного из министров.
Вот они, 90-е! Ещё один штрих к портрету того времени. Сообщник советского пахана в законе и обладатель доли в бандитском казино нынче дослужился до депутата израильского кнессета! Это вам не Коржик с Хлястиком и даже не «кавказец». И он ничуть не беспокоится, что российское МВД выдаст Израилю о нём информацию. И правильно делает — евреи всегда были скупыми, а наши выдают информацию только за большие деньги! Так что от разоблачения он был надёжно застрахован продажностью одной стороны и скупердяйством другой. А если учесть, что он пришёл как друган нашего «консула», то неудивительно, почему снова захотелось сфотографироваться в этой честной компании. Так, на память для внуков — видите, как прикольно жили ваши дедушки!
Появилась и Ната. И тоже не одна, с тремя подругами. Все русские девочки, все стриптизёрши, все выпускницы советских балетных школ — всем пригодилось умение гнуться и тянуть ножку, которое они освоили в одной из лучших балетных школ мира. Их я тоже попросил присоединиться для памятного фото.
В отличие от Маши, Ната не стеснялась неполиткорректных вопросов:
— Сколько ты, Сашка, заработал за эти гастроли? Только честно?
— Почти двадцать три тысячи.
— Шекелей? — с надеждой спросила Ната.
— Долларов!
Мне показалось, что даже глаза Наты наполнились в этот миг необычайно искренним ко мне чувством:
— Как это сексуально! — произнесла она полушёпотом с интонацией абитуриентки театрального вуза, которая на вступительных экзаменах читает: «Как хороши, как свежи были розы!». — Но, к сожалению, ты уже Машкин!
В общем, на концерт собрались все, кто стал мне родным за время этих гастролей. Даже топтыгины приволоклись и с виноватым видом стояли у служебного входа. Я приказал Паше пропустить их, пристроить на любые приставные.
Минут за пятнадцать до третьего звонка я выглянул в зал из-за кулис и увидел сбоку от первого ряда возле топтыгиных. Вику! Они обхаживали её, а она красовалась перед залом в очередном безлифчиковом прикиде и выискивала глазами более серьёзных кандидатов для выполнения очередной мечты своего детства.
Перед выходом на сцену я так разозлился на телевизионную группу, которая готовила съёмку моего концерта, что даже от Маши не смог скрыть своего нервного состояния. Казалось бы, что может быть лучше? И гонорар Паша выплатил, и посольство устраивает в мою честь торжественный вечер, и беспредельщики повязаны, и Вика отстала со своей мечтой — видать, вспомнила, что есть мечты и покруче.
Главнокомандующий съёмками оказался из тех обычных теленегодяев, которые называют себя телепродюсерами. Не виртуальный, как Паша, гей, а реальный, воинствующий! В рыжих шароварах, с рыжим гребнем на голове, в похожей на женский корсет жилетке на голое тело, с подведёнными глазами, выщипанными бровями, на левом ухе — кольцо, точь-в-точь как у гранаты-лимонки. Так и хотелось за это кольцо дёрнуть, чтобы всё это кошмарище взорвалось.
С первых же секунд нашего знакомства кошмарище начало снимать с моих брюк пушинки, ниточки своими отманикюренными пальчиками, стряхивать только ему видную пыль, потому что всё это якобы может испортить картинку на экране — ведь аппаратура суперсовременная, цифровая. Потом попросило выйти на сцену, репетнуть со светом и звуком. И всё ему было не так: то встаньте сюда, то отойдите назад, возьмите чуть левее. Потом обнаглело до того, что начало меня учить, как стоять у микрофона, куда смотреть, каким голосом говорить:
— Какие ж вы в Союзе до сих пор отстойные. Уже давно новые мировые стандарты! А вы так и застряли в «совке». Вы народный артист! Так и стойте у микрофона как народный! Преподнесите себя! А рубашки поярче у вас нет? На фоне этой косоворотки лицо цвета советского постельного белья.
Когда телегей во второй раз полез ко мне снимать какую-то только ему заметную ниточку с джинсов, я не выдержал и пнул его коленкой. Он стал кричать, что в мировом шоу-бизнесе так не принято обращаться с телепродюсерами. На это я ему ответил, что, когда ко мне притрагиваются такие «голубцы», как он, у меня на коленке начинается тик. Кошмарище заулыбалось — я разгадал его тайну принадлежности к продвинутому секс-меньшинству! С таким же успехом могла Останкинская башня обрадоваться тому, что кто-то заметил, что она телевизионная!
На очередное «чуть-чуть левее, чуть-чуть правее, а потом назад» я ему напомнил, что мы не в постели. В Советском Союзе кошмарище звалось Петей. Здесь оно представлялось как Питер. Так и хотелось сказать: «Ну полный Питер!» С ним вместе приехали операторы: Том, Вэн, Фред и Анджей. Все русские! Видимо, раньше они были Тимошкой, Ванькой, Федькой и Андрюшкой. Вся эта компания больше годилась для телевизионных съёмок на Лысой горе в Вальпургиеву ночь.
