Первые полдня — эйфория! Я здесь, я приехал! Смс-ки друзьям на родину: «Здесь ужасно холодно!» или «Уже скучаю». К вечеру усталость и холод превращают эйфорию в тихое восхищение, и наш турист засыпает с блаженной улыбкой: «Как же здорово!». Следующий день несет открытие за открытием — и вот уже некуда сохранять фотографии, карты памяти полны причалами-мостами-фасадами-ступеньками-колоннами. И вот уже истоптан бодрыми ногами Елагин остров, и съедены горячие блины на Владимирском проспекте, и вот уже покорена колоннада Исаакиевского собора, и вот уже начинается обратный отсчет — послезавтра на поезд, и нужно еще столько всего успеть!.. Третий день осеняет гениальной мыслью — а ведь можно поменять билеты, и остаться до понедельника! И мы мчимся на вокзал, и подсчитываем оставшиеся финансы, и рвемся на Финский, а после — в клуб на Лиговском, а после — еще куда-то… И вот, на пятый день пребывания, когда деньги закончились подчистую, и даже те, которые уже взяты взаймы, когда ступни стерты кедами до дыр, и последняя ночь неминуемо уползает на запад, в мозгу гостя города на Неве остается одна единственная мысль: «Я не хочу уезжать!».
Мы сидим на парапете Дворцовой набережной, пьем на холодном ветру холодное пиво, с трудом отлепляя от бутылки оледенелые пальцы, и смотрим, как мимо нас сквозь гостеприимно распахнутые мосты прут бесконечной вереницей баржи. Рядом со мной, залитое желтым светом промерзших фонарей, сидит навсегда потерянно существо. Питер, словно мифический вурдалак, высосал из бедного путешественника душу до последней капли.
Питер — это любовь с первого взгляда. Не благодаря, а вопреки всему. Любовь, которой ты не ждал и не искал, чувство, которое мгновенно берет тебя за горло и перелопачивает всю твою жизнь. Переделывает тебя самого. И просто так сесть на поезд и вернуться в свою обычную жизнь у тебя уже не получится — где-то там, далеко, теперь существует магнит, который тянет к себе, заставляет сердце ныть и маяться. Так же, как перед началом фильмов ужасов дается титр о том, что слабонервным стоит покинуть зал, и на въезде в Санкт-Петербург я бы установила подобную табличку. Приезжать в Питер — опасно для неустойчивого душевного здоровья.
Разумеется, не все из приезжающих проникаются неистовой любовью к городу. Я ведь уже говорила, Санкт-Петербург — странное место, равнодушным оно не оставляет никого. Приезжая сюда, ты либо навечно влипаешь всем сердцем в его серое небо, продрогшие улицы, вечное межсезонье и вязь садовых оград, либо в ужасе съезжаешь на третий день, куда глаза глядят. Просто так из города не уезжает никто — разве что иностранные туристы, но у них иная душевная организация.
Для тех счастливчиков, чьи впечатления от города измеряются лишь мегабайтами фотографий на жестком диске ноутбука, жизнь продолжится в обычном режиме. А те, чья душа прикипела к холодному балтийскому побережью, сделают все, чтобы вернуться сюда насовсем. Стереть прошлое одним махом и начать с нуля, шагнуть навстречу таинственному будущему, переложить скучную прозы своей старой жизни на поэтический лад.
И вот, наскоро расквитавшись со своими делами и привязанностями там, в прошлой жизни, эти новые эмигранты, едва ступив на обетованную северную землю, немедленно становятся истинными петербуржцами. Это даже не ассимиляция — это какая-то личностная мутация! Полная идентификация себя с городом.
Это именно они снимают втроем страшные углы с крысами, готовы мыться в ржавых корытах, терпеть бытовые неурядицы и годами скитаться по бесконечным коммуналкам. Это именно они до хрипоты спорят с москвичами, доказывая, что их родной Питер в тысячу раз лучше: люди добрее, воздух чище, культурных памятников больше. Это они говорят тебе, что питерское метро — самое глубокое в мире. Это они с восторженным придыханием сообщают знакомым и друзьям по телефону: «я сейчас на Ваське, здесь так офигенно, приезжай!». Это они мужественно борются с бесконечными простудами, уверяя оставленных в солнечном Камышине родных, что со здоровьем все в порядке. Это именно они не спят с середины мая до конца июня, чтобы не пропустить ни одну из белых ночей, а после мужественно открывают купальный сезон у Петропавловки. И это именно они продолжают поддерживать легенду о том, что Санкт-Петербург — лучший город планеты.
Какой там Париж! Что там Венеция? Куда до нас Риму? Чего интересного в Нью-Йорке?
Когда-то и я, вот также, с одной сумкой в руке, приехала в Санкт-Петербург… и пропала…
Я не преувеличу, если скажу: город держится именно на тех, кто в него понаехал. Потому что остаться здесь можно, лишь искренне любя странного северного зверя по прозвищу Питер. А если кого-то любишь по-настоящему, сами понимаете — ему уже не изменишь.
На самом деле, возможно, в Питере все обстоит не так. Возможно, все вышесказанное привиделось мне однажды, после трех рюмок чаю, где-нибудь на Петроградке. Возможно, Питер — это плод коллективного бессознательного всех романтиков страны. Его нет на самом деле — так, легкая утренняя дымка над Невой. Мираж. Странная фантасмагория.
Питер — это бред больного воображения, горячечная галлюцинация жаждущей иной, счастливой, романтичной жизни, души. Это юношеские нереализованные фантазии, засевшие в голове. Это сказочная вера в то, что можно-таки найти свой уголок на этой планете. Приехать — и начать жить. По-настоящему.
Города, который я вам описываю, не самом деле не существует. Его нет на просторах объективной реальности. Есть помпезный, всегда празднично нарядный Санкт-Петербург — жирная точка на огромной карте нашей страны.
Здесь швартуются красавцы пароходы. Сюда толпами едут иностранцы. Здесь проходят международные экономические форумы, концерты звезд на Дворцовой площади, здесь несет еще свою историческую вахту Аврора. Здесь пекут отличный хлеб, в музеях рядами висят шедевры, и почти на каждом доме в исторической части города можно найти табличку с каким-нибудь известным именем. Сюда мчатся скоростные поезда, шныряют туда-сюда юркие самолеты, старинные здания заменяются псевдо-историческим новоделом и, наверное, совсем скоро неизбежная глобализация окончательно выстрижет под общую гребенку все шероховатости и неровности в облике Северной столицы.
И все же, все же… Закройте глаза. Положите ладонь на прохладную поверхность любого из домов. Задержите дыхание. Чувствуете? Где-то глубоко внутри таится живая душа иного, настоящего Петербурга.
В моем, воображаемом Питере — всегда настоящее продолженное время. Здесь всегда время пить чай, пиво или коньяк на промозглом ветру. Плевать с парапета в подернутую рябью реку. Запахивать посильнее пальто. Заматывать на шее шарф. Забегать в первую попавшуюся подворотню от хлынувшего дождя. Смотреть вдаль с набережной, наблюдая, как медленно расходятся крылья мостов. Набирать смс друзьям заледеневшими на холоде пальцами. Фотографироваться на фоне достопримечательностей. Шагать вдаль по лужам. Ждать кого-то важного у выхода из метро. Курить под фонарем, ночью, у аптеки.
Чувствовать себя по-настоящему живым. Ощущать себя вечно юным. Быть частью чего-то огромного и необъяснимого. Да просто — быть собой.
Наталья Милявская
