Вертолет завис над ними на пару минут, но когда они свернули к центру города, улетел на восток. Из рации протрещал усталый голос:
— Прием, Али, прием, Али, прием. Ты где, Али?
— Еду домой отсыпаться, шеф, уже в двух шагах.
Премьер-министр неодобрительно поджал губы: в действительности они подъехали к отелю «Водопад» — перестроенному складу, вытянувшемуся вдоль канала. Джек наказал Али, чтобы тот забрал их из отеля в десять ноль-ноль. Шагая по мокрым булыжникам к подъезду, Джек с премьер-министром слышали рев плотины, в честь которой назвали гостиницу. Ночной портье по имени Норман впустил их и зажег в конторке футуристического вида газовый камин.
Джек направился к стойке, а премьер-министр цапнул красное яблоко из пирамиды на стеклянном блюде. Норман нахмурился: постояльцы «Водопада» прекрасно знали, что яблочная башня — это произведение искусства, и надо быть последним болваном, чтобы взять и съесть яблоко.
Пока Джек заполнял регистрационный бланк — мистер Джек Шпрот и миссис Э. Сент-Клэр, — Норман прошел за стойку и подогрел в микроволновке два бокала пряного вина. Оно было настолько горячее, просто невозможно пить, поэтому, пока вино остывало, Джеку и премьер-министру пришлось беседовать с Норманом. Тот похвастал, какие знаменитые и важные люди останавливались в «Водопаде». Он назвал актрису из «Улицы Коронации», которую Джек не знал. Актриса потребовала крекер «Мамина гордость» и бутерброд с сыром в четыре утра. Норман постучал пальцем по носу и сказал:
— Не спрашивайте, как мне это удалось, но в четыре двадцать пять она ела свой бутерброд.
Джек оборвал Нормана в середине истории о сэре Клиффе Ричарде и банке крема для лица «Кларин».
Премьер-министр так устал, что залез в постель, не смыл макияж. Он сказал:
— Я знаю, что я неряха, Джек, но утром обещаю отчистить, увлажнить и затонировать лицо сверхтщательно.
Они лежали на двуспальной кровати и обсуждали реформу полиции. Джек предложил платить пешим патрульным больше, чем их коллегам в патрульных автомобилях. Премьер-министр сонно пообещал переговорить с министром внутренних дел Джоном Хеем, когда вернется в Номер Десять.
Норма пережигала на сковородке бекон. Так им с Джеймсом нравилось. Джеймс рассказал ей, каким бледным и водянистым был бекон в детском доме, как не прожаривали жир, а корочка была жесткая, просто не проглотить. Поэтому сейчас тесную кухню наполнял запах горелого жира и хрустящего бекона.
Газетой «Сан»[45] Джеймс отмахивал дым от клетки Питера. Заголовок гласил: «Адель: мозольщик все открыл». Джеймс рассказывал Норме, как его сексуально эксплуатировал человек, который теперь в палате лордов.
— Однажды на Рождество он мне купил кожаную куртку, а на следующее — синтезатор «Ямаха». Но уроки музыки мне никто не оплатил, поэтому я обменял «Ямаху» на гоночный велосипед, а его через неделю украли у крыльца социальной службы.
Все истории Джеймса были унылые, если слушать внимательно и не замечать ерничества, которое из них сочилось.
Обугленной деревянной лопаточкой Норма сняла со сковородки бекон и положила разваливающиеся кусочки на белый пышный хлеб. Затем ровно и аккуратно полила все это соусом "Эйч-Пи»[46]. Пришлепнув сверху еще одним ломтиком хлеба, Норма разрезала сандвичи по диагонали. Джеймс решил, что это просто класс, и сказал Норме, что она просто классная, как раз такой она себя сегодня и чувствовала.
Утром Норма порылась в гардеробе и вытащила одежду, которую хранила до лучших времен. Она надела бирюзовый костюм, в котором была на злосчастной свадьбе Стюарта с этой тощей Карен, с которой он вскоре развелся. Даже в своих дурацких плоских туфельках из белого атласа Кареп торчала над всеми каланчой, охранники из отдела регистрации и то оказались ниже. Стюарт напихал в новые ботинки газет, тщетно пытаясь сгладить разницу в росте, но некоторые гости все равно хихикали. Джек приехал на торжество из Лондона и привез с собой симпатичную молодую женщину среднего роста по имени Силия. Когда стало ясно, что ссора с брачным регистратором затягивается, Джек утащил Силию, даже не попрощавшись с Нормой, которая была в самой гуще скандала. Джек ждал повышения в особом отделе и не желал объясняться с лестерской полицией, когда та примчится разнимать потеху.
На шоссе Ml, по дороге в Лондон, Силия, клинический психиатр, высказала соображение, что Стюарт,
тип явно агрессивный, женился на Карен, потому что насмешки над ней — идеальный повод для драк. Джеймс быстро завел привычку читать вслух статьи из «Сан». Сама Норма читать ленилась, но истории любила всегда.
Вот что узнал наш штатный корреспондент Дэвид Грабб от мастера педикюра Питера Боурона.
«Впервые я принял миссис Флорэ-Клэр в мае 1997 года. Ко мне всегда большая очередь, но она через одного из моих знаменитых клиентов попросила меня заняться ее ногами. По-моему, ей меня посоветовала Пулу на благотворительном обеде в пользу людей с ограниченным ростом.
Сказать по правде, ноги у нее были в жутком состоянии: мозоли, отвердения кожи, наросты, а также налицо ранние признаки синдрома молоткообразного пальца. Она над ними просто издевалась все шесть предвыборных недель.
В первое посещение она весь час проработала на своем ноутбуке, но в последующие визиты мы беседовали о том о сем. Однажды мой партнер, Грегори, сказал: «Твои беседы с женой премьер-министра имеют историческую важность, их надо записывать». Поэтому исключительно в интересах исторической науки я стал записывать наши разговоры с миссис Флорэ-Клэр. О записывающем устройстве она не знала. Если бы знала, наверное, расстроилась бы, а стресс вреден для ног, я же, как квалифицированный и дипломированный мастер педикюра, главным своим приоритетом считаю здоровье ног моих клиентов».
— Я тоже на педикюр записалась, — сообщила Норма. — Но пока очередь подойдет, все пятки потрескаются, я и в туфли не влезу.
Питер радостно раскачивался на своих качелях, глядя, как Норма с Джеймсом уплетают сандвичи с беконом.
— Тебе ведь нравится твоя клеточка, Питер? — спросила Норма. — Уютно, правда?
Накануне к Норме приходила сердитая дама из организации «Месть жертв», Марджори Мэйкисон, и предложила свои услуги в качестве адвоката по делу о травме в результате избиения. Норма провела женщину в кухню и объяснила, что она уже оправляется после шока и что Джеймс, ее новый жилец, нашел того парня, что ее избил, и крепко его отмочалил, — правда, деньги и другую собственность вернуть не сумел.
Марджори пришла в ужас.
— Я совершенно не одобряю подобный самосуд, миссис Шпрот, — заявила она.
— А у нас тут завсегда самосуд, — ответила Норма. — Людям ноги ломали, ежели у соседей воруют или там старика обидят или ребенка.
Несколько мгновений Норма наслаждалась своим моральным превосходством. Она вспомнила совет Тревора своим юным пасынкам: «Не срите на своей лужайке, парни, и ни за что не воруйте у бедных. Езжайте в пригород, отирайтесь там, покуда не увидите, как какая-нибудь счастливая семья в полном составе куда-нибудь уматывает — на пикник там, в спортзал, сами знаете. У средних классов взять вовсе не грех — у них все застраховано, так что и для экономики сплошная польза».
Марджори изучила клетку Питера. Она не только защищала жертвы преступности, но также являлась активисткой защиты прав животных и была уверена, что животные права Питера попираются. Его клетка явно меньше, чем требует письменная инструкция в предлагаемом «Законопроекте о правах животных», а кроме того, по закону Питер имеет право жить в паре.
Марджори разъяснила закон «О благосостоянии животных», который помнила наизусть:
— Согласно положениям закона, миссис Шпрот, ваш попугайчик имеет право на большой вольер, где может пребывать в обществе других попугайчиков в стимулирующей среде с игрушками и вепсами.
— А Питер доволен своей клеткой, и ему нравится быть единственной птицей, — возразила Норма.
— Все равно, — сказала Марджори, — закон есть закон.
Адель стряхнула крошки круассана со своего свитера от Жозефа, взяла Венди за руку и заговорила в утешающе-евангелической манере:
— Венди, нога Барри является… вернее, являлась… его значительной частью, ее нельзя просто выбросить, как какую-нибудь баранью ляжку.
— Кто же баранью ляжку выбрасывает? — сердито фыркнула Венди. — Ее варят и едят.
— Черт побери, до чего же вы педантичны, Венди! — воскликнула Адель. — Это одно из ваших наименее привлекательных качеств. В общем, я поговорила с одним приятелем, он кардинал, и он согласился руководить церемонией погребения ноги Барри. Все пройдет тихо, по-семейному, — ну и я там буду, конечно. В церкви Кенсал-Райз как раз выкроили время… Соглашайтесь, и я запущу все дело. Только для гроба мне нужна мерка ноги Барри.
