День начался ужасно, к вечеру лучше не стало. Меня мучили похмелье и моя жизнь. Я думала, что Сергей не очень счастлив. В последнее время он сам не свой. То хмурый и пасмурный, то радостный и даже… виноватый. Я не придала этому особого значения. Только раз мелькнула мысль, что у него могут быть проблемы на работе. Хотела спросить и забыла. Привыкла к равномерному «все хорошо» и разучилась различать оттенки. И вдруг меня зацепила фраза – «выходит, я искал золото совсем не там». Даже не фраза, а тон, с которым она была сказана. Тон стал спусковым крючком, чтобы пытаться вспомнить оттенки. Уже тогда мне пришло в голову, не мог ли он увлечься нашей соседкой? Праздник был испорчен, я украдкой наблюдала за ними, и мне было стыдно и страшно. Вдруг я права? Я наблюдала, все казалось знакомым и привычным. Она – красивая и милая, он – уставший, но прежний. Ей – все равно, можно понять без труда, ему – не знаю.
В комнату вошел Сергей, я бросила на него мимолетный взгляд, боясь встретиться глазами. Я стала стесняться собственного мужа, и мне это не нравилось. Более того, я была напугана и не знала, чего мне бояться. Такого со мной не случалось.
– О чем думаем? – спросил Сергей, усаживаясь рядом со мной на диван.
– Ни о чем.
– У тебя волосы все еще шашлыком пахнут. – Он коснулся моих волос, я невольно отстранилась.
– Это неприятно?
– Нет, – он засмеялся. – Вспомнил, как сплавлялись на плотах. Ты пожарила рыбу с чешуей. Мы были такие голодные, что съели вместе с чешуей за здорово живешь, а ты распустила нюни.
– Меня засмеяли.
– И меня. Поздравили с удачной женитьбой!
– А она оказалась удачной? – вдруг спросила я.
– Что ты имеешь в виду? – Он испугался, я ясно это поняла.
– Что я имею? – Я бросилась в омут, очертя голову. – Тебе нравится Ольга?
Я ждала, он молчал. И мне действительно стало страшно. Я смотрела на стенные часы, их секундная стрелка с каждым шагом казалась все тяжелее и тяжелее. И на сердце все тяжелее и тяжелее.
– Да, – после паузы ответил он.
Я вздрогнула оттого, что ответа уже не ждала. Или, может, испугалась потому, что ждала… Вернее, надеялась на другой ответ.
– Но люблю я тебя. – Он притянул меня к себе и сказал, глядя в глаза: – Это разные вещи. Понимаешь?
– Нет.
– Бестолочь! – засмеялся он. – С чего тебе это в голову пришло?
– Из-за твоего тона и паузы, – серьезно сказала я. – Ты думал перед тем, как мне ответить. Знаешь, что это значит? Ты не уверен, нравлюсь я тебе или ты любишь меня.
– Ну почему ты так решила?
– Потому, что тебе пятый десяток, а врать ты так и не научился. Зачем отвечать правдой на вопрос, когда не хочется правды? Здесь же не американский фильм! Зачем переносить глупости в реальную жизнь? Чем больше горькой правды, тем хуже и горше! Обоим! Ну зачем ты не соврал, что она тебе не нравится, если ты любишь меня? Зачем, скажи мне? Зачем?!
– Затем, что мне нравится и она, и Бухарина. И мое «нравится» равно средней температуре по больнице. Ни больше и ни меньше. Ты задала провокационный вопрос, хотела ты этого или нет. Как отвечать на такой вопрос? Любой мой ответ мог для тебя оказаться с подтекстом. Разве не понятно?
– Хочешь сказать, что я виновата? – спросила я, и мой голос сорвался.
– Прости! – Он прижал меня к себе крепко-крепко, крепче не бывает. – Я дурак на пятом десятке лет. Я просто не подумал. Для меня не важно, нравится она мне или нет. Для меня важно, чтобы ты улыбалась. Веришь?
– Бестолочь! – в сердцах воскликнула я.
– Не повезло тебе.
– Не повезло. – Я потерлась головой о его грудь. – Обещай мне…
– Что?
– Обещай, если я… – я собралась с духом и торопливо сказала, – начну тебе нравиться, ты мне обязательно скажешь. Обещаешь?
– Нет.
– Почему? – Я опять испугалась.
– Не скажу, потому что… – он помолчал. – Этого никогда не будет. Слышишь? Никогда!
– Правда? – У меня на глаза набежали слезы.
– Правда. – Он улыбнулся и вздохнул. – Эх, Людмила, сердцу мила. Как мне без тебя? Никак.
Мы сидели обнявшись и молчали. Рядом с нами примостилась тишина родом из прошлого. Добрая тишина, когда хочется, чтобы она не кончалась. Тогда можно вспомнить то, о чем стал забывать, а забывать не стоило. Нельзя.
– А помнишь, как мы в Екатеринбург летели, а самолет застрял в Челябинске?
– Помню, – засмеялся Сергей. – Мишке еще только два месяца было. Я еле договорился, чтобы тебя взяли в комнату матери и ребенка…
– Я спала у его кроватки, сидя на стуле, а ты – на лестнице. Мест вообще не было!
– Меня всего обтоптали!
Мы переглянулись и расхохотались.
– Какую я люстру тогда купила! – мечтательно протянула я.
– А какую люстру я разбил!
– Разве ты виноват? Нам просто повезло. Объявили дополнительный рейс; если бы не Мишка, нас бы там не было.
– Ты несла Мишку, а я – наши вещи и дурацкую люстру…
– Не дурацкую!
– Хорошо! Будь по-твоему. – Сергей рассмеялся. – Я нес твою недурацкую люстру… Как мы бежали по летному полю! Помнишь?
– Еще бы! Ты поскользнулся, упал и…
– И люстры не стало. Упс! – Он развел руками, и мы захохотали.
Это был самый лучший мой вечер за последние пять лет. Он закончился любовью на новой двуспальной кровати. И ничего лучше не было у меня за последние пять лет! Я лежала на новой кровати под своей золотой унцией и думала, зачем мне спать морской звездой? Так я рискую потерять память. Кому от этого хуже? Мне.
Утром я посмотрела на себя в зеркало и распушила волосы. Они пахнули ароматом ангельских крыльев с привкусом серы. Я засмеялась. А что? Я вполне ничего. На лице кожа гладкая, без единой морщинки. Располнела? Ну и что. Я аппетитная булочка, которую хочется съесть. Как там говорит моя свекровь? И плечами плечиста, и грудями грудиста, и речами речиста, и волосы пышны и духомяны. О как! Все про меня.
Я повертелась перед зеркалом и запела во весь голос:
Кто на меня взглянет,
Тот влюбится и не отстанет.
Господи, пусть буду я всех бяше и краше.
Аминь!
Сашка затих как диверсант перед прыжком с парашютом.
– Прошвырнемся куда-нибудь? – предложил я.
– Некогда, – ответил Сашка и умчался.
Делать было нечего, я поехал за Лизкой в школу. Я только подошел к ее школе, как увидел их. Они прошли мимо меня, будто я памятник. Они улыбались от уха до уха, как два ходячих смайлика. Я обозлился донельзя. Даже не знаю, на кого больше. Лизка оттяпала у меня друга, друг оттяпал у меня девчонку, которая была нужна мне как воздух. С этим следовало кончать. Я решил сначала покончить с Сашкой, а потом с Лизкой. Не из особых предпочтений. Просто Сашка был от меня на расстоянии вытянутой руки. Мы вместе курили за школой.
– Я видел тебя с Лизкой у ее школы.
– И че? – Он сощурил глаза.
– Не хочу, чтобы ты с ней тусовался. Найди себе другую телку.
– С какой радости?
– Считай меня ее братом. – Я выбросил недокуренную сигарету.
– А не пошел бы ты на… брат!
Я вдруг обозлился до пяток. Сам не пойму отчего. У меня даже в глазах все стало красным.
– Слушай, ты! – Я дернул его за грудки так, что он упал на меня. – Хочешь, чтобы я рассказал ей про твой сладкий перчик?
– Сволочь! – Он дернулся, я припечатал его к стене.
– Не заставляй меня выбирать, – процедил я, – между сволочью и мной. Или хочешь обделаться со своим карликом на пару?
– Да я сделаю ее раньше, чем ты другую телку! Понял, чмо?
– Что?! – Я задохнулся от бешенства, и в глазах моих стало темно. Мой кулак пролетел мимо моего сознания и врезался в Сашкин нос. И я услышал хруст.
– Йес! – заорал я как бешеный.
Я бил его до тех пор, пока он не свалился в снег. А потом бил ногами внутри черно-красного шара моей взбесившейся башки. И бил бы до конца жизни, если бы меня не отшвырнуло в снег.
– Оборзел, щегол?
Я очнулся от своего бешенства из-за боли, под носом было мокро от моей собственной крови. Рядом со мной стоял Коноплев из одиннадцатого класса по прозвищу Анаша. Я вытер нос рукавом и услышал, как застонал Сашка. Я перепугался до смерти! Я полз к нему на коленях по снегу и грязи, как последний урод. Все его лицо было в крови. Белое-белое лицо в красной крови.
– Сашка, ты чего? – Я услышал себя со стороны. Я плакал как.
– Ща будет нормалек. – Анаша потряс Сашку за плечи.
– Пошел вон, – простонал тот.
– А я что говорил! – захохотал Анаша. – Глазки открывай, мальчик, баю-бай!
Мы взяли тачку и довезли Сашку до дома. Я попросил Анашу уйти, надо было поговорить. Мы остановились у подъезда, и Сашка припал к стене. Ему было плохо, мне страшно.
– Сашк, может, все же в больницу?
– Нет, – угрюмо ответил он.
– Ты это… – Я потоптался. – Не знаю, что на меня нашло. В общем, ты того…
– Что того?
– Прости, – проблеял я. Он промолчал.
– Сотряса, переломов нет?
Он пожал плечами, я полез к нему под куртку.
– Ты че? – дернулся Сашка.
