К сообщению Таня отнеслась довольно спокойно.
— То-то я удивилась, как тебе легко удалось получить ключи, — сказала она. — Значит, вы обманули Таткиных родителей? Нехорошо!
— С этим не поспоришь, — покладисто согласился Виктор. — Но хуже всего то, что мы подарили им несуществующую надежду. Они спят и видят выдать Татку замуж за Геру. "Большой секрет для маленькой компании". Я совершенно случайно узнал сие от матери, она близко знакома с Надеждой Николаевной, так что мы все там в одной замазке.
— А давай выдадим! — вдруг загорелась вдохновением Таня. — Это будет здорово!
Озарило ее! Ну, надо же! Вот уж совсем некстати! Виктор замялся. Нет, все-таки она малость вывихнутая, по фазе сдвинутая! Неужто совсем глаз нет? На Кроху без слез не взглянешь.
— Ох и умна! С Таткиными данными? Бесполезняк! — нехотя констатировал он.
— Почему? — искренне изумилась Таня. — Татка же прелесть! Не увидеть это может только слепой!
Да, ее предстояло еще учить и учить.
— А разве ты не знаешь, что мужчина видит как раз не глазами? — осведомился Виктор.
— Ка-ак? — прибалдела Танька. — А чем же? Ушами, что ли?
— Родная, у нас с тобой намечается настоящий ликбез, — сообщил Виктор. — Подожди, возьму сигарету! А теперь слушай сюда… Ты малость перепутала, это женщина любит ушами, запомни раз и навсегда! Что же касается зрения, то женщина видит, не глядя, а мужчина смотрит, не видя. Мужчина вообще женщину в упор не видит, понятно говорю? Он, например, никогда не в состоянии описать, в чем она была одета. Да и какая разница, в конце концов! В чем-то там была, и то ладно! Тут все рукава, рукава, а тут — все пуговицы… Главное — какая она раздетая.
— Издеваешься? — грозно спросила Татьяна.
— Ну что ты! Помилуй Бог! И не думаю! — по-настоящему испугался Виктор. — Как можно в столь серьезном вопросе? Я просто пытаюсь тебе объяснить азбучные истины, будущей сценаристке это полезно. Ты должна изучать действительность и хорошо знать жизнь. А ты ее совсем не знаешь! Так вот, вернемся к нашим баранам: женщину не видят, ею проникаются, ощущают… Как бы тебе доходчивее объяснить, чтобы ты поняла… А-а, вот, нашел… Это как в нашей заколоченной избушке: там всегда прекрасно чувствуешь тепло солнца, которое в дом едва пробивается. Заметишь один только лучик и сразу представляешь "солнечный круг, небо вокруг". Ты усекла хоть что-нибудь?
— Наверное, — задумчиво сказала Таня.
Опять ее неповторимое "наверное"! И не мог же он ей выложить самое главное: что Татка давно влюблена в Виктора и вовсе не мечтает о Гере, а втихомолку ждет, пока сумасбродный Витенька перебесится, пока он свое отгуляет, и надеется, безумная, хотя ей-то уж надеяться совершенно не на что…
— А что из себя представляет Гера? — спросила Таня.
— Гера — это улыбка чеширского кота, — буркнул Виктор.
— Кого? — вновь изумилась Татьяна. — С тобой чем дальше, тем интереснее!
— Есть такое дело… И еще увлекательней будет! Просто здорово! — скромно заверил ее Виктор. — "Алису в стране чудес" читала? Так вот, если помнишь, но ты, видать, ни черта не помнишь, там был шибко хитрый кот — он исчезал, а улыбка оставалась. Это Гера. Дошло?
Таня помолчала немного. Сейчас скажет "наверное". Но она произнесла неуверенно:
— Почти…
— Ну, в общем, увидишь — поймешь, — заключил Виктор. — Значит, мы завтра играем роли приветливых хозяев, можешь пока дома потренироваться. Главное, порепетируй мытье посуды. У тебя пока с этим делом не очень. А насчет улыбок проконсультируйся с какой-нибудь своей местной Клавкой Кардинале, у нее есть специальный курс по мастерству. До завтра!
Утром они встретились на вокзале. Был на редкость тихий теплый светлый день, один из тех, что осень, уходя, иногда вдруг дарит на прощание.
Гера появился подтянутым, выбритым и одетым, хоть и спортивно, но так продуманно и аккуратно, словно рассчитывал на асфальтовые дорожки в парке "Сокольники" вместо распутицы и непролазной грязищи глинистого леса. Возле Георгия терлось прелестное создание в светлой курточке. Виктор увидел их издалека. У Геры премилая крошка, отметил он про себя.
Таня поправила съехавшую набок пуховую шапочку и важно, церемонно протянула Гере руку. Он руку поцеловал. Виктор искренне восхитился, хотя знал Георгия далеко не первый год. Да, силен мужик, ничего не скажешь! Это врожденное, никуда от природы не денешься. Дал же Бог человеку! Ручонки целует запросто, будто всю жизнь только сему и обучался. Крошка по имени Ниночка несколько смущенно жалась к Гере. Интересно, что друг наплел ей про Виктора и Таню?
Очевидно, помня вчерашние наставления Виктора, Таня тотчас взялась развлекать гостей. Она моментально разболталась, как любимое Витькино радио, которое на сей раз не выключишь, и говорила бесконечно, выложив уже через пятнадцать минут немалые подробности о себе, Викторе, подругах и о даче. Конечно, что могла. Крашенинников слушал запоем, с наслаждением, вытянув длинные ноги и терпеливо дожидаясь, когда она наконец перейдет от пустого трепа к животрепещущим интимным деталям, время от времени с интересом поглядывая то на Геру, то на Ниночку. Гера был привычно вежливо-внимателен и непроницаем, — даже надоело! — а Ниночка проявляла очевидное любопытство.
Может, взять да и жениться на Таньке? Будет болтать вечерами всякие глупости… Научится, в конце концов, готовить и делать все остальное, что женщине положено. Заодно и в постели тоже. Да, кстати… Виктор покосился на Геру и приглашающим жестом вытащил из кармана сигареты. Пойдем выйдем?
В тамбуре Виктор без всякого вступления и околичностей предложил:
— Тебе не оставить теремок до понедельника? Мы с Танькой можем умотаться вечером в город. К сожалению, в доме всего один диван…
Гера взглянул спокойно и невозмутимо.
— Спасибо, но сегодня не стоит. Я скажу, если будет надо.
Ну как же, от него дождешься! На нем сломались бы лучшие следователи мира!
— Это вряд ли, — Виктор с удовольствием затянулся. — Я тебя чересчур хорошо изучил. Деликатность, Георгий, это болезнь, от нее лечиться надо. С хамством то же самое. Две стороны одной медали. Лечению поддаются с трудом и бесследно не проходят. Но делать попытки необходимо. Иначе каюк.
Гера задумчиво выслушал рассуждения друга и ничего не ответил. Потом они покурили молча. Виктор рассматривал мило беседующих девушек. У Таньки опять съехала набок шапка… Хоть бы в стекло на себя полюбовалась, дуреха… А Нина очень подходит Гере. По всем параметрам. Ему только такая и нужна: маленькая и тихая. Послушная, как кролик.
— Иначе хана, — повторил Виктор и наклонился к Гере. — Послушай, Герка, я давно собираюсь тебе сказать, но все никак не решался… Но теперь, когда мы ввязались в сомнительную аферу с дачей, ты должен быть в курсе дела. Видишь ли, Таткины родители, которые тебя обожают… Ты хоть об этом знаешь, приятель?
Гера сдержанно кивнул.
— Ну, слава Богу, не совсем темный!.. Так вот, они давно мечтают одну мечту, а именно: женить тебя на Татке. Усек? Поэтому ключики, выданные тебе, рассматриваются там несколько иначе… По их сценарию на дачке проживаешь ты вместе с Таткой. К общему удовольствию и восторгу.
Гера не отрывал от Виктора серых красивых глаз. И ни малейшего в них замешательства.
— Я что-то заподозрил, когда был у них в последний раз, — сказал он. — Нечто странное промелькнуло… Неощутимое, почти неосознанное… А как ты об этом узнал?
— Случайно, как же еще… — неохотно отозвался Виктор. — Мать встречается иногда с Крохиными, фиг ее знает зачем, по работе вроде. Ну и бросила в разговоре пару фраз… Между прочим.
Мать Крашенинникова, художница, ученица самого Фалька, родила Виктора очень поздно и растила одна, рано предоставив его самому себе и занимаясь в основном своими картинками и делами. Еще писала воспоминания о Фальке.
— Учти, Таткины предки запросто могут и на дачу ненароком наведаться, — в раздумье продолжал Виктор. — И нас с Танькой засекут. Вариант непросчитанный, но реальный. А могут просто вдруг позвонить тебе ни с того ни с сего и спросить невзначай про Татку: как, дескать, любимая доченька, не проведывает ли юного художника на даче? Или начать допытываться у Татки о твоем времяпровождении в лесу. Нателла даже не задумывается об этом.
— Я знаю, — сдержанно сказал Гера. — Она задумывается совсем о другом.
Не слабо! Неймется Герке, что ли?
Виктор дернулся и покраснел.
— И очень напрасно! Ты когда-нибудь прекратишь? Это уже подлянка, не улавливаешь? Запрещенный прием. Мы так не договаривались!
— Ты слишком часто меняешь привязанности, — сказал Гера. — Вот теперь Таня… Очень приятное существо.
Какого хрена ему надо?! Никто не нуждается в его характеристиках и проповедях.
