Ничего общего
— Какой одарённый ребёнок, — восхищалась мать Робина, наливая сестре вторую чашку чая. — На выпускном вечере директор сказал, что он самый талантливый ученик, когда-либо вышедший из стен этой школы.
— Ты, наверное, очень им гордишься, — заметила Мириам, сделав глоток чая.
— Не стану скрывать, это так, — призналась счастливая миссис Саммерс. — Конечно, все знали, что он выиграет премию основателя, но даже его учитель живописи был удивлён, когда ему предложили поступить в школу Слейда[6] без вступительных экзаменов. Как грустно, что его отец не дожил до этой счастливой минуты.
— А как дела у Джона? — поинтересовалась Мириам и взяла фруктовое пирожное.
Миссис Саммерс вздохнула, вспомнив о старшем сыне.
— Джон летом заканчивает учёбу на курсе управления бизнесом в Манчестере, но, похоже, он так и не решил, чем хочет заняться. — Помолчав, она бросила ещё один кусочек сахара себе в чай. — Одному Богу известно, что из него получится. Он говорит, что займётся бизнесом.
— Он всегда так старался в школе, — заметила Мириам.
— Да, но никогда не добивался успеха и уж конечно не получал никаких наград. Я говорила тебе, что Робину предложили устроить в октябре персональную выставку? Правда, это всего лишь местная галерея, но, как он утверждает, каждому художнику приходится с чего-то начинать.
Джон Саммерс приехал в Питерборо на первую персональную выставку своего брата. Мать ни за что не простила бы, если бы он не пришёл. Он только что узнал результаты экзамена по менеджменту. Ему присвоили степень 2.1[7] — неплохой результат, если учесть, что он был вице-президентом студенческого союза, а сам президент почти не появлялся на собраниях после своего избрания, и Джону приходилось отдуваться за двоих. Он не станет рассказывать матери о получении степени — ведь сегодня день Робина.
Мать много лет твердила, что его брат — одарённый художник, и теперь он пришёл к мысли о том, что пройдёт совсем немного времени, прежде чем весь остальной мир признает этот факт. Он часто размышлял о том, какие они разные; но, с другой стороны, разве кто-нибудь знает, сколько братьев было у Пикассо? Наверняка один из них занимался бизнесом.
Джон не сразу нашёл закоулок, где располагалась галерея, но когда он всё-таки до неё добрался, то очень обрадовался, увидев толпу друзей и поклонников. Робин стоял рядом с матерью, а та советовала репортёру из «Эхо Питерборо» использовать слова «великолепный», «выдающийся», «поистине талантливый» и даже «гениальный».
— Ой, смотрите, Джон приехал, — воскликнула она и, оставив на минутку свою свиту, подошла к старшему сыну.
— Отличное начало для карьеры Робина, — сказал Джон, целуя мать в щёку.
— Да, полностью с тобой согласна, — кивнула мать. — И я уверена, что скоро ты будешь купаться в лучах его славы. Ты сможешь всем говорить, что ты — старший брат Робина Саммерса.
Миссис Саммерс оставила его, чтобы ещё раз сфотографироваться с Робином, дав Джону возможность пройтись по залу и рассмотреть полотна брата. В основном, это были картины, которые он написал в течение последнего года учёбы в школе. Джон охотно признавал, что ничего не смыслит в искусстве. Считая, что из-за своего невежества не способен оценить талант брата, он чувствовал себя виноватым от мысли, что никогда не хотел бы иметь такие картины у себя в доме. Джон остановился перед портретом матери, рядом с которым стояла красная точка, означавшая, что он продан. Он улыбнулся, точно зная, кто покупатель.
— Тебе не кажется, что он отражает самую сущность её души? — произнёс голос за его спиной.
— Бесспорно, — ответил Джон, поворачиваясь лицом к брату. — Прекрасная работа. Я тобой горжусь.
— Вот что меня в тебе восхищает, — сказал Робин. — Ты совсем не завидуешь моему таланту.
— Конечно, нет, — улыбнулся Джон. — Я им наслаждаюсь.
— Тогда будем надеяться, что хотя бы часть моего успеха достанется и тебе — на той стезе, которую ты выберешь.
— Будем надеяться, — согласился Джон, не зная, что ещё сказать.
Робин наклонился к нему и понизил голос.
— Ты не одолжишь мне один фунт? Конечно, я потом верну.
— Конечно.
Джон улыбнулся — по крайней мере, некоторые вещи никогда не меняются. Всё началось несколько лет назад с шестипенсовика на детской площадке и закончилось десятью шиллингами на выпускном вечере. Теперь он попросил фунт. В одном Джон был твёрдо уверен: Робин никогда не вернёт ни пенса. Не то чтобы Джон жалел денег для младшего брата — в конце концов, скоро они наверняка поменяются ролями. Джон достал бумажник, в котором лежали две банкноты по одному фунту и обратный билет на поезд в Манчестер. Он вытащил одну банкноту и отдал Робину.
Джон хотел задать ему вопрос о другой картине — полотне маслом под названием «Бараббас в аду», — но брат уже отвернулся и направился к матери и восхищённым поклонникам.
После окончания Манчестерского университета Джона сразу же пригласили стажёром в фирму «Рейнолдс и К0», а Робин к тому времени переселился в Челси. Его мать говорила Мириам, что квартира небольшая, но зато в самом фешенебельном районе города. Правда, она умолчала, что ему приходится делить её с пятью другими студентами.
— А Джон? — поинтересовалась Мириам.
— Он работает в Бирмингеме, в компании, которая производит автомобильные покрышки, ну или что-то в этом роде, — ответила она.
Джон жил в меблированных комнатах на окраине Солихалла, в самом убогом районе города. Ему было там удобно, потому что дом находился рядом с заводом, куда он должен был приходить ровно в восемь утра каждый день с понедельника по субботу, пока работал стажёром.
Джон не докучал матери подробностями работы компании — ведь производство покрышек для автомобильного завода в соседнем Лонгбридже не идёт ни в какое сравнение с яркой, насыщенной жизнью художника-авангардиста, обитающего в богемном Челси.
Хотя он редко встречался с Робином, когда тот учился в школе Слейда, он всегда приезжал в Лондон на выставки, которые устраивались в конце года.
На первом курсе студентам предложили выставить две свои работы, и Джон признался — только самому себе, — что картины брата ничуть его не трогают. Однако он понимал, что почти не разбирается в искусстве. Когда критики разделяли мнение Джона, мать объясняла это тем, что Робин опережает своё время, и уверяла, что скоро его ждёт мировое признание. Она также обратила внимание, что обе картины были проданы в день открытия выставки, и предположила, что их приобрёл известный коллекционер, которому достаточно одного взгляда, чтобы понять — перед ним работа талантливого художника.
Джон перекинулся с братом лишь несколькими словами, так как Робин постоянно общался со своей компанией. Однако когда Джон в тот вечер возвращался в Бирмингем, в его кошельке недоставало двух фунтов.
В конце второго курса Робин выставил две новые картины на ежегодной выставке — «Вилка и нож в пространстве» и «Муки смерти». Джон стоял в нескольких шагах от полотен и по выражениям лиц тех, кто остановился посмотреть на работы его брата, с облегчением понял, что они испытывают такое же недоумение и бросают не менее озадаченные взгляды на две красные точки, которые в первый же день появились рядом с его картинами.
Мать он обнаружил в дальнем углу зала. Она объясняла Мириам, почему Робин не получил приз за второй курс. Хотя её восхищение работами Робина не угасло, Джону показалось, что с тех пор, как он видел её в последний раз, она сильно постарела.
— Как у тебя дела, Джон? — заметив его, поинтересовалась Мириам.
— Меня назначили стажёром управляющего, тётя Мириам, — ответил он, и в этот момент к ним подошёл Робин.
— Поужинаешь с нами? — предложил Робин. — Познакомишься с моими друзьями.
Джон был тронут, пока перед ним не положили счёт за всех семерых.
— Совсем скоро у меня будет достаточно денег, и я поведу тебя в «Ритц», — заявил Робин после шестой бутылки вина.
Возвращаясь домой в Бирмингем в вагоне третьего класса, Джон радовался, что купил обратный билет заранее, потому что после того как он одолжил брату пять фунтов, в его кошельке было пусто.
В следующий раз Джон встретился с Робином только на церемонии вручения дипломов. Мать настоятельно просила его приехать, так как должны были объявить всех призёров, и до неё дошли слухи, что среди них — Робин.
Когда Джон приехал, выставка уже началась. Он медленно прошёлся по залу, восхищаясь некоторыми полотнами. Он долго стоял перед последними работами Робина. Не было никаких указаний на то, что он завоевал один из первых призов — он не был даже «особо отмечен». Но в этот раз — и, возможно, это было самое важное — красных точек тоже не было видно. Джон подумал, что ежемесячное пособие матери больше не поспевает за инфляцией.
