Ллойд открывает окно, набирает полные легкие воздуха, прижимаясь коленями к перилам. Великолепие Парижа — его высота и ширь, твердость и нежность, идеальная симметрия, человеческая воля, навязанная камню, газонам, непослушным розовым кустам — все это где-то не здесь. Париж Ллойда меньше: он включает в себя его самого, это окно и скрипящие в коридоре половицы.
В девять утра он шествует на север через Люксембургский сад. Садится отдохнуть у Дворца юстиции. Уже устал? Лентяй. Ллойд заставляет себя идти дальше, через Сену, по улице Монторгей, мимо Больших бульваров.
Магазин Шарлотты находится на улице Рошешуар — к счастью, не на самой вершине холма. Она еще не пришла, так что он бредет к кафе, но, дойдя до двери, передумывает: такую роскошь он себе позволить не может. Ллойд рассматривает витрину магазина: в нем продаются шляпки — его дочь разрабатывает эскизы, а шьют по ним молоденькие девушки, одетые в льняные фартуки с высокой талией и чепцы, словно служанки из XVIII века.
Шарлотта приходит позже обычного.
— Oui? — говорит она, увидев отца — она разговаривает с ним исключительно по-французски.
— Я рассматривал витрину, — сообщает он. — Очень красиво.
Дочь открывает магазин и заходит внутрь.
— Почему ты в галстуке? Куда-то собрался?
— Сюда — к тебе вот пришел. — Ллойд вручает ей коробку со сладостями. — Принес тебе калиссоны.
— Я их не ем.
— Я думал, ты их любишь.
— Я нет. Брижит любит. — Брижит — это ее мать, вторая из бывших жен Ллойда.
— Может, отдашь их ей?
— Ей от тебя ничего не нужно.
— Шарли, ты чересчур на меня сердита.
Она направляется в другой конец магазина и с воинственным видом принимается за уборку.
Появляется посетитель, и Шарлотта начинает улыбаться. Ллойд прячется в угол. Клиент уходит, и она снова яростно принимается стирать пыль.
— Я что-то сделал не так? — интересуется он.
— О боже, до чего ты эгоцентричен.
Ллойд вглядывается в подсобку.
— Их еще нет, — резко говорит она.
— Кого?
— Девушек.
— Твоих работниц? Зачем ты мне об этом сообщаешь?
— Ты слишком рано пришел. Ошибся, — Шарлотта намекает на то, что Ллойд ухлестывал за каждой женщиной, с которой она его знакомила, начиная с Натали, ее лучшей подруги из лицея, которая как-то поехала с ними отдыхать в Антиб и в море потеряла лифчик от купальника. Шарлотта заметила, как он на нее смотрел. К счастью, она так никогда и не узнала, что дела между его отцом и Натали зашли куда дальше.
Но теперь все. С этим покончено. Если оглянуться в прошлое, все это было так бессмысленно, столько сил потрачено впустую. Все это время он был жертвой собственного либидо, которое много лет назад заставило Ллойда отвергнуть комфорт американской жизни и перебраться в грешную Европу ради приключений и завоеваний, четырежды жениться. Оно явилось причиной тысячи других неприятностей, отвлекая его от дел и ведя к деградации, чуть ли не к краху. Теперь, к счастью, с этим покончено, половое влечение в последние годы пошло на спад, и его исчезновение оказалось таким же удивительным, как появление. Впервые лет с двенадцати Ллойд смотрел на мир без этой движущей силы. И ощущал себя крайне потерянным.
— Ты правда не любишь эти конфеты? — переспрашивает он.
— Я не просила их покупать.
— Да, не просила. — Ллойд печально улыбается. — Но могу я хоть что-нибудь для тебя сделать?
— Зачем?
— Я хочу помочь.
— Мне твоя помощь не нужна.
— Ладно, — говорит Ллойд. — Хорошо. — Он кивает, вздыхает и поворачивается к двери.
Шарлотта идет за ним. Он протягивает руку, чтобы дотронуться до нее, но она отстраняется. И отдает ему коробку калиссонов.
— Мне они не нужны.
Вернувшись домой, Ллойд просматривает имеющиеся у него телефонные номера и в итоге звонит старому приятелю, репортеру Кену Ладзарино, который сейчас работает в одном журнале на Манхэттене. Они обмениваются новостями, несколько минут предаются воспоминаниям, но у этого разговора есть скрытый мотив: они оба знают, что Ллойд хочет попросить об одолжении, но не может отважиться. Наконец он выдавливает:
— А что, если я предложу вам материальчик?
— Ллойд, ты же никогда для нас не писал.
— Я знаю, просто интересуюсь на всякий случай.
— Я сейчас отвечаю за онлайновую стратегию. То, что берут в номер, от меня больше не зависит.
— Может, ты мог бы связать меня с нужным человеком?
Выслушав несколько вариаций на тему слова «нет», Ллойд кладет трубку.
Он съедает еще банку нута и решает снова попытать счастья с Мензисом — звонит ему в газету.
— А если я сегодня сделаю сводку по европейскому бизнесу?
— Этим уже занимается Харди Бенджамин.
— Я понимаю, ребята, вам неудобно, что у меня электронка не работает. Но я могу все выслать по факсу. Разницы никакой нет.
— Вообще-то есть. Слушай, я позвоню тебе, если нам понадобится что-нибудь из Парижа. Или сам набери, если будут какие новости.
Ллойд открывает французский журнал, посвященный текущим событиям, в надежде найти там идейку для статьи. Он нервно перелистывает страницы: половина имен ему не знакома. Что это за чувак на фото? А раньше он был в курсе всего, что творилось в этой стране. На всех пресс-конференциях он сидел в первом ряду, всегда тянул руку и в конце подбегал с дополнительными вопросами. На вечеринках в посольствах он непременно подкатывал к послам с ухмылкой на лице и торчащим из кармана блокнотом. А сейчас он если и появляется на пресс-конференциях, то сидит исключительно на галерке, рисует каракули в блокноте или вообще спит. На его журнальном столике скапливаются приглашения с тиснеными буквами. Сенсации, большие и не очень, проходят мимо него. Но на общие темы писать еще получается: он может это делать, даже когда напьется и, закрыв глаза, еле сидит за текстовым процессором в одном белье.
Ллойд бросает журнал на стул. Чего ради стараться? Он звонит сыну на мобильный.
— Я тебя разбудил? — спрашивает он по-французски, с сыном они тоже говорят на этом языке.
Жером прикрывает трубку рукой и кашляет.
— Я хотел пригласить тебя попозже на обед, — сообщает Ллойд. — Разве ты в такой час не должен быть в министерстве?
Оказывается, что у Жерома выходной, и они договариваются встретиться в бистро неподалеку от площади Клиши, сын как раз живет где-то там, хотя точное место его обитания остается для Ллойда такой же загадкой, как и подробности о его работе во французском министерстве иностранных дел. Юноша очень скрытный.
Ллойд приезжает в бистро пораньше, чтобы заглянуть в меню и узнать, какие там цены. Он открывает кошелек, пересчитывает деньги, а потом садится за столик.
Когда входит Жером, Ллойд встает и улыбается.
— Я уже почти забыл, какой ты у меня хороший.
Жером быстро садится, словно они играют в «музыкальные стулья».
— Странный ты.
— Да, это точно.
Жером резким взмахом разворачивает салфетку и взъерошивает рукой безвольно свисающие волосы. Такая же привычка приводить в беспорядок прическу была и у его матери, Франсуазы, театральной актрисы с желтыми от табака пальцами. Это лишь добавляло ей привлекательности, хотя много лет спустя, когда Франсуаза осталась без работы, она стала казаться просто лохматой. Жерому всего двадцать восемь, а он уже выглядит потрепанно. Одевается он старомодно: на нем вельветовый блейзер с рукавами до середины предплечья и рубашка в тонкую полоску, которая ему мала. Шов на нагрудном кармане распоролся, и сквозь него видна сигаретная бумага.
В порыве чувств Ллойд предлагает:
— Давай я куплю тебе рубашку. Тебе необходимо что-нибудь поприличнее. Сходим на Риволи, в «Хильдич энд Ки». Возьмем такси. Идем, — говорит Ллойд не подумав, у него нет денег на эту покупку. Но Жером все равно отказывается.
Ллойд протягивает руку через стол и хватает сына за большой палец.
— Господи, мы же сто лет не виделись, хотя живем в одном городе.
Жером высвобождает палец и принимается изучать меню. Он останавливается на салате с козьим сыром и грецкими орехами.
— Съешь что-нибудь посерьезнее, — спорит отец, — возьми бифштекс! — Ллойд широко улыбается, пытаясь тем временем разглядеть цены на мясо. Он поджимает пальцы ног.
— Салата вполне достаточно, — отвечает Жером.
Ллойд заказывает себе то же самое, потому что дешевле в меню ничего нет. Он предлагает сыну взять еще бутылку вина, но, к его радости, тот снова отказывается. Ллойд жадно съедает весь салат и хлеб из корзинки. Он питается одним нутом и почти не ест мяса. Жером тем временем выбирает козий сыр, оставляя зеленые листья.
Словно поддразнивая его, Ллойд говорит по-английски:
— Ешь зелень, малыш!
