— К тому же, — сказал хозяин, — эти гостиницы хлопочут теперь о том, чтобы превратить Асино в увеселительное место. Собираются открыть рестораны и пригласить гейш. Совершенно непонятно, зачем тихие горячие источники в горах превращать в шумный вертеп, наподобие городского квартала развлечений. На Зеленой даче, говорят, строят бассейн, а гостиница «Соколиное крыло» сооружает на берегу реки отдельный павильон с застекленной вышкой для обозрения окрестностей. Так что Красная гостиница оказалась прижатой к реке. Как в битве — отступать некуда. Или как в игре го[7] - прижаты к стенке.
После ванны я сразился с хозяином гостиницы в го. Расставляя камни, я объяснил ему, что такое дамская пудреница для компактной пудры. Оказалось, что видеть окаменелого краба с таким большим панцирем ему не приходилось. Однако если взяться за поиски целенаправленно, то можно и найти, добавил он назидательно. Человек никогда не должен терять надежды. И хозяин вышел, сказав, что обойдет местных стариков — может, они что знают. Через час он вернулся с поникшей головой — такую окаменелость никто до сих пор не встречал.
— Ничего не поделаешь, — сказал я, — придется самому порыться.
Хозяин поглядел в окно, за которым сгущались сумерки, и заметил со вздохом:
— Самому порыться, говорите… Когда бы каждый мог так легко найти окаменелость, то и забот никаких не было бы. Вот если бы Камэ Таро–сан был жив… Он непременно помог бы. Вы опоздали на два года.
Камэ Таро–сан был знаменитым в тех местах змееловом и искателем окаменелостей. После паводка, когда спадала вода на реке, он обязательно находил крупные окаменелости. А ядовитые змеи, говорят, замирали от одного его взгляда. Тогда он быстро хватал их кончиками пальцев за голову и мгновенно отрывал ее. Еще секунда — и белое тело змеи, лишенное кожи, описывало в воздухе дугу, как выхваченная из ножен сабля. К сожалению, Камэ Таро–сан умер от астмы в позапрошлом году.
— Однако у такого знатока, должно быть, многое осталось, — сказал я. Может, и краб найдется.
— М-да… — Хозяин гостиницы склонил голову набок. — Дело в том, что после смерти Таро–сан вещами его сразу же распорядились. Хотя надо бы для верности еще и у Эрии спросить. Вдруг что–нибудь и обнаружится. Подождите до завтра.
Девочка со странным именем Эрия была, по словам хозяина гостиницы, воспитанницей Камэ Таро. Ее бросила молодая женщина в желтой юбке, приезжавшая на воды вскоре после войны. Девочка была мулаткой — «дитя любви», рожденное от негра, и вторая жена Камэ Таро, как раз оставшаяся без ребенка, взяла ее на воспитание. «Та женщина в желтой юбке звала дочь — Эрия», сказал хозяин гостиницы. По–видимому, девочку звали Мэри, а женщина произносила ее имя так жеманно и невнятно, что ему слышалось «Эрия». Я сказал о своем предположении хозяину, но он ответил, что теперь уже уточнить ничего невозможно, потому что девочка глухонемая от рождения.
Мне не пришлось ждать до следующего дня. Когда поздно вечером я спустился к источнику с полотенцем через плечо, в горячем тумане предо мной вдруг предстала обнаженная темнокожая фигурка. Это была Эрия.
Словно поджидая меня, она стояла в смелой, как у манекенщицы, позе прямо перед раздевальней. В тот миг, когда, открыв стеклянную дверь в ванную, я увидел ее, мне показалось, что это мое собственное отражение в белом тумане. Но не могло же мое отражение быть голым в то время, как я сам был в юката! И лишь заметив странную округлость груди, я опомнился, понял, что передо мной юная девушка, и собрался было лезть обратно по лестнице, как откуда–то из тумана раздался голос хозяина гостиницы:
— Господин антиквар! Куда же вы? Входите, пожалуйста. Это ведь Эрия, дочь Камэ Таро.
Я быстро разделся и, стараясь не смотреть на обнаженную девочку, прошмыгнул мимо нее с опущенными глазами, полагая, что так будет приличнее по отношению к хозяину гостиницы.
— Эрия вам кланяется, — раздался голос хозяина из ванны. Я поспешно обернулся и, забыв, что Эрия глухонемая, сказал ей: «Добрый вечер!» Тут я впервые увидел ее лицо. Мне улыбалось коричневое белозубое личико, обрамленное распущенными волосами. В свете тусклой лампочки, словно облитые нефтью, блестели смуглые плечи.
Погрузившись в ванну, я спросил у хозяина гостиницы, что ответила Эрия. Оказалось, что в их доме не осталось ни одной окаменелости. Эрия дала понять, что окаменелости лучше всего искать самому, а если хочется без всякого труда получить то, что откопали другие, то придется набраться терпения. «Остроумный ответ для глухонемой девочки, довольно ироничный по отношению к антиквару», — подумал я с горькой усмешкой и решил, что придется, видно, самому заняться раскопками. Я вылез из ванны и сказал:
— Спокойной ночи! Хорошо, если бы завтра была ясная погода.
Эрия вдруг схватила меня за руку и показала взглядом на свою ладошку.
На ладонь падал маленький круглый пучок света. Я взглянул сквозь белый туман наверх и увидел, что это лунный свет пробился сквозь дырку на крыше. Эрия как бы говорила мне: погода завтра будет ясная.
Я кивнул. Эрия тоже кивнула мне и низко поклонилась.
Окаменелого краба я так и не нашел. Пять дней я бродил по ущелью Асино, старательно разыскивая окаменелости, но не только не обнаружил большого краба, но не нашел даже маленькой окаменелой ракушки. Вдобавок тяжелый ящик с инструментами так натер мне плечо, что я два дня сидел потом в ванне.
Я решил, что надо пока прекратить поиски и приехать как–нибудь потом, как следует подготовившись. Сказал хозяину гостиницы, что завтра уезжаю, и попросил счет. Хозяин смущенно кланялся, будто был виноват в моей неудаче. Потом осторожно выдавил:
— Видите ли, дело в том…
Оказалось, Эрия хочет показать мне что–то. Нужно пройти по горной дороге над ущельем минут двадцать, и там находится то, что она хочет показать. Не мог бы я отложить отъезд до послезавтра, а завтра сходить на гору поглядеть?
— Поглядеть, поглядеть, что глядеть–то? — раздраженно спросил я. Из–за сильной усталости и неудачи мне не хотелось и шевелиться.
— Вот когда увидите, тогда и порадуетесь, — сказал хозяин. — Эрия еще ни разу не водила туда антикваров. Она вам доверяет, — подзадоривал меня хозяин. Ну раз уж мне доверяет глухонемая девочка — ничего не поделаешь. Придется сходить, хотя бы для расширения кругозора, решил я. И отложил отъезд на послезавтра. Хозяин гостиницы тут же воспрянул духом и теперь уж стал меня пугать:
— Но только поглядеть! Трогать ничего нельзя ни в коем случае… Не то боги накажут.
На другой день Эрия повела меня по горной тропе на деревенское кладбище. На кладбище, прилепившемся на скале, которая круто обрывалась в глубокое ущелье, завывал ветер. Миновав несколько могил, Эрия подошла к краю обрыва и молча указала на небольшой холмик. Странно говорить о молчании глухонемой, но в тот миг лицо ее и вправду хранило глубокое молчание, она даже затаила дыхание.
Могила была скромной. На земляном холмике стоял обыкновенный камень величиной с маленькую хибати[8] для обогрева рук. Рядом дрожала на ветру узкая ступа[9], обращенная к нам белой спиной. Приминая заросли низкорослого бамбука, мы обошли могилу кругом, и тут у меня вырвался возглас удивления. Я подбежал к могильному камню и упал перед ним на колени.
На гладко отполированной поверхности камня прилепилась морская черепаха величиной около сяку, с темно–коричневым панцирем. Я не поверил своим глазам, но это и вправду была окаменелая морская черепаха. Забыв поклониться усопшему, я протянул руку и коснулся черепахи, но пальцы соскользнули с гладкого панциря, и я почувствовал холод, будто кончиками пальцев дотронулся до льда.
Мне ничего не оставалось, как только любоваться этим великолепным шедевром древности. Видимо, эта черепаха была самой большой драгоценностью Камэ Таро при его жизни. И, конечно, более совершенного надгробия нельзя было даже и представить на могиле такого знатока окаменелостей.
Я пришел в себя от легкого прикосновения руки Эрии. «Пора возвращаться», — показала она жестом. И тут меня вдруг обуяло желание схватить этот камень и взмыть со скалы, как птица. «Вот бы украсть его!» подумал я. Но камень уже стал надгробием другого человека! И я остановил себя: «Нет, не могу я превратиться в кладбищенского вора».
Будь я настоящим антикваром, я бы, возможно, всю жизнь мучился, решая эту дилемму. Но я прекрасно понимал, каким был дилетантом.
И я подумал: если я не могу сейчас вот оттолкнуть Эрию и схватить этот камень, я должен решительно забыть о нем. Более того, мне придется навсегда оставить поиски окаменелостей, потому что я все равно не встречу уже такого шедевра, даже посвятив поискам всю свою жизнь. А если этот непревзойденный экземпляр будет тихо дремать здесь на кладбище, я не смогу сосредоточиться на поисках других окаменелостей. У меня не возникнет желания искать их где–то в другом месте.
