Со всего разбега кинусь к озеру в объятья
И прижмусь к его родному, мокрому лицу.
И того, к кому летела и кого любила,
Я увижу в сизых буклях облачных седин:
Рыжий клоун августейший, Августин мой милый,
Конопатый император солнечных долин.
— Вот так! — после паузы сказала Танька и, не прощаясь, свернула в ворота биостанции.
Маза и источник времени
Уже примерно час мы с Танькой идем по лесу на Источник Времени. Лес сосновый, чистый, светлый, наполненный изменчивым лунным дымом, словно опутанный паутиной. Мы шагаем по пояс в папоротнике по корням и шишкам. В небе несутся рваные, полупрозрачные, клочковатые облака. За ними то разгорается, то меркнет большая–большая луна. Она такая большая, что кажется, будто она приблизилась к Земле, и деревья, подчиняясь ее сияющему тяготению, потянулись к ней.
— Фляжку не посеял? — спрашивает Танька.
Я трогаю пузатую армейскую фляжку в брезентовом чехле, засунутую в карман штормовки, и говорю:
— Нет. А что, Тань, время жидкое, что ли?..
Танька не отвечает.
— Стой! — вдруг восклицает она, резко останавливается и тормозит меня: — Что там впереди видишь?..
Робея, я всматриваюсь в сумрак, но вижу только круглую и чистую, будто подстриженную, поляну, а посреди нее — шарообразный куст. Больше ничего нет, но мне становится тревожно. Я делаю шаг вперед, и Танька вцепляется в меня.
— Куда поперся, идиот!.. — шипит она. — Эта поляна — дикая, замотает — костей не собрать!.. Кто на нее выйдет — про все забывает, так и чешет без остановки, пока не сгинет в лесах, если на людей не наткнется!..
— А обойти ее?.. — шепотом спрашиваю я, и в горле сухо.
— Обойти… — ворчит Танька. — Она блуждающая, понимаешь?.. Может, она за нами охотиться начнет?.. Как вывернется под ноги — и все, финиш…
Мы до сих пор стоим у сосны.
— Ладно… — Танька машет рукой. — Авось…
Нам повезло, авось не подвел. Лишь один раз далеко в стороне мы увидели прогал в сосновых кронах. И снова мы шагаем по серебряным папоротникам.
Вот впереди сверкает река, и мы выходим на невысокий, но крутой обрывчик, заросший маленькими елочками. Река лежит перед нами антрацитово–черная, неподвижная, лакированная. Лунный диск плавает на ее поверхности. Смутное небо сводом перекрывает вышину. Мне дико и неуютно.
Танька выводит меня к тому месту, где раньше стоял Багарякский мост. Мост сгорел много лет назад, но из воды еще скалятся черные, изуродованные сваи.
— Нам на тот берег, — говорит Танька.
— Полетим? — с готовностью спрашиваю я.
— По мосту пойдем, — отрезает она.
— А ведь моста–то и не хватает…
— Дурак! — злится она. — Смотри!
И в воде я вижу отражение моста — подгнившие бревна, разъехавшиеся доски настила…
— Смотри на отражение и иди, — поясняет Танька.
Мы робко, шатко, глядя под ноги, всходим на мост и продвигаемся над рекой.
Выйдя на берег, по обветшалой дороге сквозь чахлый ельник поднимаемся в гору. Скелеты деревьев то и дело пересекают наш путь. Чаща вокруг тесная, непролазная, спутанная, страшная. Местами она пробита белыми, с поволокой, валунами, которых встречается все больше и больше, и они мерцают и искрятся изломами.
— Дорога поднимается, близко Камень Старик, — говорит запыхавшаяся Танька. — От греха давай–ка в леc…
Она бросается в дебри неожиданно быстро, и я метаюсь вслед за ней, ощутив удар ужаса по нервам.
Мы сидим в яме, укрытой черными елками, и глядим на светящуюся, бледную дорогу. Дорога остается пустынной и чуть туманной.
— Ладно, вылезаем, — говорит Танька минут через пятнадцать. — Что–то их нет… Может, вымерли все, популяция–то маленькая… Дело в том, Маза, что по дороге вдоль Камня Старика бродит стая волков… Их ни много ни мало, а ровно девять… С ними не справиться, от них не убежать… Надо не бояться и спрятаться в лесу…
Дорога ведет нас дальше, виляет и наконец выводит на перевал, над которым вздымается блистающая отвесная скальная стена. Она клином сходится в вышине. Мы видим неровные изломы закраин и багровую растительность на гребне.
— Это и есть Камень Старик, — говорит мне Танька и у его подножия сворачивает с дороги в валунные россыпи. — Раньше он назывался «Три креста» и считался чудотворным. Эти кресты были начертаны в память о трех похороненных здесь колдунах. Но потом Багаряк опустел, и о камне все забыли. Когда в Лучегорске построили мебельную фабрику, то прокладывали дорогу на лесоповал и часть камня взорвали. С тех пор он и осерчал на людей. Лесовозы с мертвыми шоферами приезжали, волки появились… А сам он после взрыва, почему его так и называют, стал походить на старика… Вот оглянись.
Я оборачиваюсь и на фоне темно–синего беспокойного неба вижу четкий, мощный, черный силуэт огромного старика в колпаке, с бородой и клюкою. Старик стоит над лесом и глядит туда, где далеко–далеко осталась биостанция.
Дальше мы прыгаем по каменной осыпи, цепляясь за торчащие кое–где тонкие сосенки и березки. Потом Танька стаскивает меня в узкое ущелье, где мы идем минут пять, и дорогу нам преграждает рухнувший утес.
— Закрой шары и иди за мной, — говорит Танька и берет меня за руку. — Без разрешения открывать не смей, понял?
Я зажмуриваюсь, и она свирепо тащит меня вперед. Я почти бегу, то и дело спотыкаюсь и чуть не падаю. Наконец моя рука выдергивается из ее лапши. Я делаю несколько шагов, останавливаюсь и окликаю Таньку:
— Тань, ты где?.. Можно открывать глаза?..
Она не отвечает, и я открываю глаза. Меня прошибает ужас — я стою по горло в абсолютном камне. Я дергаюсь, вою, но власть монолита беспредельна и нерушима.
— Закрой глаза, идиот! — кричит откуда–то Танька. — Говорила же!.. Закрой и иди!..
Я до хруста зажмуриваюсь и рвусь вперед. Я иду, иду, и Танька хватает меня за штормовку.
— Отбой, — говорит она. — Ты его прошел. Смотри.
И я смотрю. Мы находимся на вершине горного склона, вокруг во мраке расстилается лес, а у подножия горы зияет круглое озеро.
— Вот она, Великая Дыра за Багаряком, где находится Источник Времени, — тихо и торжественно произносит Танька.
Мы начинаем осторожно спускаться.
— Для зелья наберешь фляжку. Там как раз примерно миллион лет будет, — распоряжается Танька. — Только не вздумай пить, концентрация чудовищная, станешь бессмертным…
— Плохо, что ли?..
— Кретин! — сатанеет Танька. — Тут один в прошлом году решил стать бессмертным и искупался. Пошел на дно, как колун. Сейчас его здешние Прошлогодним Утопленником зовут. Будет утопленником до конца света… Так вот, Маза, воду даже не трогай. Брось фляжку на веревке. А если намочишь чего — обязательно суши, понял?
— Понял, понял… — бурчу я.
От озера веет ледяным холодом. В тучах над ним держится круглое окно, там горят звезды. Берега озера каменные, а дальше начинается черный лес.
Уже приблизившись к воде, я чувствую свет на затылке и задираю голову. Из облачной полыньи плавно опускается какой–то сложный космический аппарат с алыми переливающимися огнями, растопыренными крыльями солнечных батарей и толстой голубой цистерной. С тихим жужжанием, не отражаясь в озере, аппарат зависает над берегом, лучами прожекторов обшаривает окрестности, выдвигает три тоненьких ножки и садится на них. В борту расходятся створки шлюза, откидывается пандус, и четыре многоруких существа, в скафандрах, вытаскивают шланг. Они бросают его в озеро, идут круги, и аппарат начинает гудеть.
— Ну–ка, доставай трубу!.. — слышу я истошный вопль и вижу карабкающегося между валунов Тимофея Улыбку. — Время хитить хотите, сволочи?!.
Пришельцы что–то поясняют ему, путано махая руками.
— Да мне плевать на ваши Плеяды!.. Вас только пожалей!.. — орет Тимофей. — На одном только Тутанхамоне на сколь ведер я нагрелся?!. Самим времени не хватает!.. Вытаскивай трубу, кому говорят!..
В руках его появляется топор со сверкающим лезвием. Пришельцы стремительно улепетывают. Шлюз закрывается, и подскочивший Тимофей яростно долбит его обухом. Топор на глазах увеличивается в размерах.
Одним махом Тимофей отсекает шланг, и тот змеей соскальзывает в воду. Потом Тимофей снова заносит топор, который величиною уже с него самого, и как сучок отрубает цистерну. Отвалившись, она катится вниз, подскакивая на валунах, падает в озеро, немного плавает и без пузырей проваливается в бездну. Тимофей своим неимоверным оружием отхватывает звездолету одну ножку. Звездолет кренится и начинает медленно подниматься в небо. Тимофей ругается и машет ему вслед топором, лезвие которого размером с дельтаплан.
— Давай на скоростях… — шепчет мне Танька. — И сматываемся…
Пригибаясь, я лезу вниз и на ходу отвинчиваю с горлышка фляжки ребристый колпачок.
Злобные недоумки
Был рабочий день, и все сидели в лаборатории. Пузан на большом, заляпанном кислотами столе специальной линейкой делал морфологические замеры выкопанных растений. Ричард, тяжело дыша, на мясорубке прокручивал пучки трав и собирал труху в пакетики. Николай Марков на электрических весах взвешивал образцы в керамических ступочках. Толстая Грязная Свинья ставил ступочки в муфельную печь и прожаривал. Работы у него было немного, и он глядел в окно. Маза, бездельничая, мотался из угла в угол.
