— Женька, папа приехал!
Не знаю откуда, но в деревне все знали, что наш отец сидит «за политику», так что все, в том числе и учительница, смотрели на меня удивленно.
Я вскочил, чтобы бежать домой, а учительница (она тоже была из эвакуированных) спокойно так сказала:
— Кутузов, сядь на место. Урок еще не закончился. А ты, Боренька, иди. — И она подтолкнула брата и закрыла дверь.
— Но папа приехал, — сказал я. — Мне нужно домой.
— Раз вернулся, значит, никуда не денется, — все тем же спокойным, ровным голосом сказала она.
И я сел. До сих пор не могу понять, почему я тогда ее послушался, вместо того чтобы плюнуть на все и бежать домой.
Когда прозвенел звонок (коровий колоколец, в который звонил сторож и истопник дядя Захар), учительница разрешила мне уйти с занятий.
У нас был почти что отдельный дом. Строили его для каких-то казенных надобностей — то ли под сельсовет, то ли под правление колхоза, — однако до войны не достроили, да так и оставили. Вот нам и выделили половину этого недостроенного дома, а в другой половине сушили зерно. Должно быть, поэтому мы не очень мерзли, хотя печки на нашей половине не было вовсе, так что я даже не могу сказать, на чем мать готовила еду. «Буржуйка», правда, была. А спали мы вповалку на дощатых нарах.
Когда я ворвался в дом, все — в том числе и отец — сидели возле «буржуйки». Надо сказать, что отца я помнил очень смутно, а скорее совсем не помнил. Когда его взяли, мне было пять лет.
— А вот и Кешка явился, — сказал отец, поднимаясь, — Не узнаёшь? — Он засмеялся, шагнул ко мне и взял меня на руки. От него пахло табаком.
Тогда я не обратил внимания, да и с чего бы мне было обращать, что отец был очень прилично одет. На нем был френч с отложным воротником, какие до воины носили ответственные работники и даже сам товарищ Сталин, синие галифе и белые, также традиционные, бурки. Но помню, что бурки громко скрипели.
Мать прямо цвела от счастья — ни до, ни после я не видел ее такой, а вот были ли счастливы мы — не знаю, не помню. Скорее всего, отвыкшие от отца, мы растерялись, не успели осознать, что произошло.
А следом за мной пожаловал к нам председатель колхоза. Посидел, поговорил, как это принято в деревнях, выкурил «козью ножку» и обратился к отцу с просьбой помочь колхозу. Мужиков, здоровых, в деревне не было вовсе, а работы, требующей мужской силы, хватало.
Мать стала возражать, говорила, что отцу нужно отдохнуть, однако он поднялся и сказал:
— Пойдемте, я готов.
— Не сразу уж так-то, — махнул председатель шапкой, которую держал в руке — Завтра. Вы надолго погостить?
— Поживу, а там посмотрим.
— Отпустили-то совсем, вчистую, стало быть?
— Совсем.
_ Угу, — промычал председатель и почесал небритый подбородок. — Срок, получается, вышел?..
Отец полез в карман, достал какую-то бумагу и протянул председателю.
— Да неужто я так не верю? — сказал председатель. — Это я к слову, вообще. — Он встал и натянул шапку. — Ну, стало быть, подмогнете?
— О чем разговор!
— Так я наряжу вас завтра вместе с вашим старшим, — Он кивнул на старшего брата, — Жердей бы надо поболе заготовить.
В эту ночь мы спали на полу.
А рано утром, чуть свет, за отцом приехали и увезли его уже навсегда.
В ноябре сорок третьего родилась сестра.
Сейчас легко сделать вывод, что мать имела какую-то связь с отцом. Возможно, тайком от нас (от нас ли?) и переписывалась с ним. Позднее, много позднее, когда мне удалось все же кое-что выяснить о судьбе отца, я утвердился в мысли, что в принципе они могли переписываться. Правда, никаких отцовских писем после смерти матери не обнаружилось, хотя она хранила массу вовсе никому не нужных бумаг. И все-таки: каким образом, от кого он узнал наш адрес?..
ОДНАЖДЫ Катя пришла в гости со своим женихом. Она давно уже не приходила, и Евгения Сергеевна объясняла это тем, что Катя очень занята, некогда ей. Она сильно изменилась, так что Андрей не сразу даже и узнал ее. Раньше она была тихая, скромная, пожалуй, и стеснительная, а теперь в ней появилась уверенность, от стеснительности не осталось и следа, и голос стал громкий, с повелительным оттенком, она то и дело смеялась — тоже громко, — была модно одета и накрашена. По правде говоря, прежняя Катя нравилась Андрею куда больше.
— Ну что, Андрей Васильевич, как живешь поживаешь? — спросила она, потрепав его волосы, а сама между тем смотрелась в зеркало и поправляла прическу. — Ты почему не здороваешься со старшими?
— Здравствуйте, — сказал он.
— Как учишься? — И, не дожидаясь ответа, обратилась к жениху: — Сережа, ты не забыл подарок для мальчика? Ты ведь вечно что-нибудь забываешь, разиня. Представляете, Евгения Сергеевна, на днях пошли мы в театр на «Ивана Сусанина», а он билеты позабыл?.. Как вы думаете, с таким человеком можно дело иметь?..
А подарили Андрею прекрасный конструктор, о каком он давно мечтал. Однако большой радости почему-то не испытал. Евгения Сергеевна, конечно, заметила это, она и сама чувствовала себя как-то неловко. Приход Кати был для нее неожиданным и выглядел немножко как вторжение, и она засуетилась.
— Раздевайтесь, что же вы, Катюша.
— Мы вообще-то на минутку. Ты как думаешь, Сережа?
— Как прикажешь.
— Ладно, давай посидим. Я вот Андрея давно не видела, а он что-то бычится на меня. Что с тобой?
— Я не бычусь, — сказал Андрей.
Его нисколько не интересовала Катя. Его интересовал ее жених — он был военный, с тремя «кубиками» в петлицах. А когда снял шинель, у Андрея и вовсе захватило дух, потому что на гимнастерке у него блистал орден Боевого Красного Знамени. Тут невольно ахнула и Евгения Сергеевна. Она знала, что Катя собирается замуж и что ее жених командир Красной Армии, но что он еще и орденоносец, герой, этого она не подозревала.
— Поздравляю вас, Сергей, — сказала она искренне. — И тебя, Катюша, тоже поздравляю.
— Спасибо, — кивнул жених и покраснел.
А Катя, снисходительно усмехнувшись, сказала:
— Еще неизвестно, стоит ли меня поздравлять.
— Это почему же? — удивилась Евгения Сергеевна.
— Так ведь выйдешь за него замуж, а он где-нибудь забудет меня. — Катя опять рассмеялась громко.
— Разве можно так шутить? — махнула на нее рукой Евгения Сергеевна. — Пойду поставлю чайник.
Катя вышла вместе с ней. Наверно, ей хотелось посекретничать. И тогда Андрей осмелел, задал свой вопрос, который висел у него на кончике языка. Да и не один вопрос был у него в запасе.
— Три «кубика», — спросил он для начала, — это кто?
— Старший лейтенант.
— А после старшего лейтенанта кто идет?
— Капитан, — улыбнулся Сергей.
— У него четыре «кубика»?
— У капитана одна шпала.
— Это такая длинная?
— Ага.
— Здорово, — вздохнул Андрей — Я тоже буду военным. Летчиком или танкистом. А за что вы орден получили?
— Ну… Давай лучше что-нибудь соорудим, — уклонился от ответа Сергей и открыл коробку с конструктором.
— А орден… можно потрогать?
— Можно.
Катя с Сергеем пробыли недолго. А на другой день Андрей похвастался в школе, что к ним в гости приходил командир, старший лейтенант, что у него орден Боевого Красного Знамени. Рассказывая, он чувствовал себя почти героем, как будто орден был на его груди. Ребята слушали Андрея с восторгом и легкой завистью, а вот Венька Горшков, соперник и недруг, ухмыльнувшись, сказал:
— Ври больше.
— Это я вру?! — возмутился Андрей. — Если хочешь знать, это дядя Сережа, он Катин жених. Они скоро поженятся и будут часто к нам приходить. Я своими руками даже орден трогал!
— Болтай, кто тебе разрешит орден трогать, — презрительно сказал Венька и сплюнул сквозь зубы. — Все ты наврал. К вам никто не пойдет.
— Это почему к нам никто не пойдет?
— Сам знаешь.
— Ты скажи, скажи! — настаивал Андрей.
— Потому что твой отец — враг народа, вот почему!
Ребята испуганно отшатнулись, они-то не знали этого. А мать Веньки была председателем родительского комитета, поэтому он и знал.
— Повтори, гад, что ты сказал?! — Андрей сжал кулаки и надвинулся угрожающе на Веньку.
— Подумаешь, могу и повторить, сколько угодно! — усмехнулся Венька, — Никто тебя не боится, не думай.
Андрей схватил его за горло, прижал к стене и стал по-настоящему душить. Ребята с трудом оторвали его и оттащили в сторону. Если бы не оттащили, он, пожалуй, и задушил бы Веньку…
Кончилось тем, что Евгению Сергеевну вызвали в школу. Беседовали с ней директор и завуч. Собственно, беседа свелась к тому, что директор посоветовал забрать Андрея из школы и определить в другую. Он объяснил, что вопрос придется ставить на педсовете — этого требует мать обиженного мальчика, и Андрея все равно исключат.
