12.41
Разстрига опаздывал и торопился. Он совершал свой туалет с рачительностью и вкусом, оставшимися с того дня, как он впервые переменил на этот костюм шляпу.
Нанизывая свои жесты и действия вместе с мыслями точно бусы, он не мог однако не останавливаться над каждым предметом, брать его в руки, трогать, пробовать, щупать, вертеть, пробовать и пробовать.
Что за глупая история и что за общество беспокойных людей, не думающих ни о чем, кроме сутяжничества и сплетен. Он сам заразился этой гадостью, от которой его могли бы излечить врачи, если бы он к ним обратился да и то он не знал этого наверное. Не знал и не предполагал как выйти из этого положения, казавшегося ему достаточно неподходящим.
Он достал из ящика стола бумажник, но этот бумажник ему показался неподходящим и поэтому он достал его и положил его снова в ящик. Тогда он достал другой, но этот был мал для его кармана, его пришлось достать и опять спрятать в стол. Но обойтись без бумажника нельзя было и потому он прошел, чтобы достать бумажник бывший в кармане костюма, который он только что снял. Но этот, как и костюм был связан с неприятными воспоминаниями. Поэтому он не взял и его. Но что было ему делать с деньгами. Он положил их в карман жилета. Невозможно. Нужно было искать еще бумажник. Разстрига пошел в комнаты жены и стал рыться в ее вещах. Это было недопустимо, но совершенно необходимо. Среди множества кошельков, которые он нашел в одном из ящиков ее шкафов, он долго не знал на котором остановиться. Одни были слишком светлыми, другие слишком маленькими. Наконец он нашел один, который был спокоен и походил на мужской. Но открыв его он нашел инициалы, которых не понял: Закрыв ящик, он вынужден был вернуться к себе достать из стола бумажник который сперва он признал неподходящим и положил его в карман.
Это было ему неприятно, но неизбежно. Подойдя к шкатулке стоящей на столе в его гардеробе, он открыл ее и стал выбирать перчатки. Положение это совершенно невыносимо — иметь такой вкус, какой был у него сегодня. Решено взять пару наудачу. Нет, с такими перчатками он не пойдет в лес, тем более, что они не нравятся. Он заколебался. Не нравятся его жене, решил он под конец, как бы наученный горьким опытом. Он стал выбирать другие. Выбрал. Но когда подумал о шляпе, то решил, что сегодня никакую шляпу к ним не подберешь. Потом он пошел надевать шляпы, решив потом вернуться к перчаткам.
Только не серый цвет, решил он, во всяком случае, не серый. Ему хотелось не то чего то коричневого, не то неизвестно какого. Отчаянная мысль было отбросила его к серому цилиндру. Но это было невозможно. Посмотрев на себя в зеркале он решил, что наденет именно серый котелок. Но рубашка была невозможна. Поэтому он разделся и оделся снова. Теперь было ничего. Но какой выбрать галстук. В этом море пестрых кусков материи он чувствовал себя совершенно беспомощным. В несколько минут комната обратилась в хаос материи. Боже, до чего он сейчас походил на свою жену, когда она стоит в своем ателье посреди набросанных на ковер материй. Что за бесхарактерность? Он выбрал черный галстук гладкий. Но это капитуляция это умалчивание отсюда было недалеко до монастыря. Ну что же такое ведь он разстрига.
Но какой из черных. Гладкий или рипсовый. В крупную полоску или мелкую. Опять трудности были непреодолимыми. Наконец выбрал, решив, что совершил необычайный подвиг. Но когда он вспомнил о перчатках, его терпению не было сил. Он разделся вновь и лег. Полежав несколько секунд, он встал и снова стал одеваться в то же самое.
Но рубаха была измята. Другой точно такого же рисунка не было. Нет положительно он сошел с ума. Чтобы выбрать подходящие. В новой рубахе он чувствовал себя как в железной. Но надо же было одеваться и ехать.
Вот печальный результат того, что он проносил всю жизнь духовное платье и теперь должен учиться всему этому. Если бы он был щеголем. Он неоднократно присутствовал на сценах его одевания. С какой безупречностью верностью одевался его друг. Каким верным был его глаз, точный вкус, с какой грацией и без колебания он все это делал. А он.
Но сдаваться он не хотел. Вот стоял он элегантный перед зеркалом в серой шляпе и с тростью в руке. Перчатки, в конце концов, примиримся на этих. Появившегося лакея он прогнал. Бумажник — пусть будет этот. Но когда он взглянул на себя в зеркало, готовый выехать, он решил, что так ехать он не может. Разстрига сел в кресло опустошенный и запутавшийся. Он думал, размышлял, соображал, мыслил, отыскивал. Наконец его озарила мысль. Он стал поспешно раздеваться. Галстук, воротник, другие куски материи летели во все стороны. Он отыскал костюм, в котором он был одет когда приехал сюда и то же белье. Но в каком он был галстуке. Опять тщетно возился он в куче цветных лоскутков совершенно так же как возится его жена. Но она знает что выбрать. Еще сегодня утром он знал. Теперь он искал старый галстук и старого галстука не было.
Разстрига позвонил и позвал прислугу. Его лакей не помнил в каком галстуке он был. Вы мало обращаете на меня внимания — огрызнулся обиженно прислуга. Горничная тоже не знала. Сзывали всех. Никто ничего не мог сказать. Возвращаясь обратно, он увидел его свешивающимся со стула. Ах, вот он с крапинками в искорках, веселый. Это он несомненно. Наконец он был совершенно таким, каким был когда ехал утром в лабораторию. К завтраку этот наряд не подходил, но по крайней мере, он был так оправдан. Все великолепно. Настроение его исправилось. Теперь он может ехать в лес. Время было потеряно недаром. Он выходил из борьбы и из дому обновленный, примиренный и готовый всех простить.
Но когда он посмотрел вокруг на груды галстуков, рубашек, белья, платья, перчаток, тростей и шляп, ему зрелище это стало непонятным. Зачем он все это сделал, ну разве имеют значение все эти мелкие придирки нетерпеливость растерянность. Нет, конечно, он не может ехать так домой. Он разделся и опять стал одеваться. Взял первую попавшуюся рубашку, выбрал галстук просто и уверенно. Достал новый жакет. Шляпа серая — отлично. Этот бумажник, мал, но тем лучше. Это делало настроение разстриги интимнее. Вот перчатки. Трости он не будет брать с собой и сам поедет за рулем. Вот это еще лучше, чем приятный, но неподходящий утренний костюм. Он был обворожен собою. Друзья и жена будут им довольны. Спешить, спешить. (Уже 12.41).
Чуть вприпрыжку пересек комнату разстрига, когда дверь открылась и перед опешившим разстригой показалась умница. Она была утомлена и измучена.
Дорогой друг, чуть не задохнулся разстрига, что с Вами, что случилось, почему, отчего, для чего?
Я просто проезжала и почувствовала себя плохо. Заехала к Вам, чтобы отдохнуть. Я не поеду в лес завтракать, тем более, что и так уже поздно. Поезжайте и извинитесь за меня.
Разстрига суетился.
Пожалуйста, устраивайтесь как хотите. Делайте все что угодно. Все к вашим услугам. Но скажите всетаки в чем дело?
Я сказала вам, милый друг.
Это все так конечно. Но пути обстоятельств неисповедимы и я чувствую себя совершенно перевернутым всеми историями, которые разыгрались. Почему к Вам приезжала сегодня лебядь?
— Милый друг, это не имеет никакого значения.
— Но она была взбудоражена, взволнована
— Это ее личные невзгоды, право в этом нет ничего, кроме того, что я говорю
— Да, да, но ее муж и ваш муж мне устроили такую сцену когда я привез ваш состав, умница, что я ничего не понял
— Именно
— Они сказали, что считают себя мужьями обманутыми, были настроены против вас, говорили вещи, такие, что я почувствовал, что схожу с ума. Против меня ваш муж повел ожесточенное наступление, укорял меня, грозил. И все что я мог им сказать, это то что повидимому и я пострадавший и обманутый, так как лебядь приехала в машине моей жены.
— Но что из этого следует, что они предполагают, какое им дело и в чем дело. Что это за история. И что особенного в том, что ваша жена одолжила свою машину
— Вот и сейчас я тоже думаю, что ничего особенного. Но я считаю также, что сейчас я одет допустимо, тогда как истратил пропасть времени, только что раздевался одевался опять раздевался и только, чтобы одеться так, как я мог одеться сразу. Нет все больны и все сошли с ума. Впрочем теперь я уже здоров. Однако я совсем не могу ручаться за то, что произойдет через несколько минут.
— Меня все это бесконечно тревожит и мучит, что делается, почему я хотела бы скорее увидать мужа и кожуха, чтобы всю эту историю разъяснить. Но я нездорова и здесь останусь. Вы же поезжайте в лес и попросите мужа после завтрака приехать ко мне в лабораторию — я еду сейчас туда как только оправлюсь.
— Я вас покидаю. До свиданья. Уже скоро час, я безумно опаздываю. И надеюсь, что вы себя будете чувствовать лучше. Прощайте милый друг. Да, кстати, мы так и не успели демонстрировать ваш состав. Мы решили сделать это после завтрака. Но в таком случае мы отложим это и я пришлю мужа прямо вам. Он откланялся и ушел вертя задом с походкой довольной и самоуверенной.
