– Пей еще! Виски никогда не повредит желудку. Бери сигареты, Клеархос!
Юноша вертелся в кресле. Выпил второй стакан. «Он нарочно притворяется занятым, хочет вывести меня из терпения», – подумал он, развязно вытягивая ноги. Он готов был расхохотаться в лицо англичанину, настолько смешным показался он ему со своими надутыми щеками.
– Пей еще, Клеархос, – пробормотал опять Ньюмен, изучая внимательно одну из карточек.
Капитан хорошо продумал свой план. Правда, некоторые сомнения у него еще оставались, но это можно было отнести за счет преувеличенного педантизма. Десятый пункт циркуляра сэра Антони содержал четкие указания: «При непредвиденных обстоятельствах без колебаний используйте старые надежные методы». Но вопрос был в том, что именно считать непредвиденными обстоятельствами, а он знал, что самое большое достоинство английского солдата – инициатива.
Наконец капитан перестал копаться в своих бумагах, откинулся на спинку кресла и скрестил на груди руки. На его лице появилась холодная улыбка.
– Значит, Клеархос, ты раньше работал под землей, – проговорил с притворным удивлением Ньюмен.
Уже около часа он морочил ему голову разговорами о шахте. Клеархос понятия не имел, что хотелось узнать капитану, и не придал большого значения его вопросам. Приятная истома распространилась по всему его телу. Глоток за глотком потягивал он крепкий напиток, с наслаждением покуривая ароматные сигареты. Внезапно виски придало ему смелости. Он встал, громко засмеявшись.
– Вы наводили обо мне справки, мистер! – воскликнул он. – Я догадывался, клянусь! Я говорил себе: этот англичанин будет наводить обо мне справки. Так вы выяснили уже! Да, три года назад я работал в шахте, но не выдержал я двух недель.
– Почему?
– Почему? Сейчас расскажу. – Его охватило неудержимое желание болтать. – Я и пошел-то туда сдуру. Надоело быть на побегушках в магазине. У тебя уже усы пробиваются, а получаешь пинки да подзатыльники; к черту такую работу! Но только узнала старуха – моя мать. Когда погиб отец, она поклялась, что скорее умрет, чем увидит меня рабочим в забое, А когда на старуху найдет, она кого хочешь может свести с ума. Клянусь, у подлой две глотки. Одной говорит – голос обычный, как у всех людей, а другой заговорит – голос топкий, визгливый, точно идет из самого нутра!
– Ну, ладно, ладно, – перебил его Ньюмен с холодной улыбкой.
– Нет, выслушайте меня, мистер Джон, выслушайте. Лопнете со смеху! Помню, старик отец задыхался от кашля и синел. А старуха как разойдется – не остановишь, мелет о своих ногах, соседях, сырости, вони, клопах, пауках – обо всем на свете! Отец вскакивал с кровати и кричал, чтобы она заткнулась! Да куда там! Она продолжала разоряться. Тогда ему становилось невмоготу, он уходил, посиневший от кашля, и возвращался мертвецки пьяный. На меня старуха никогда не ворчала, только на отца. Но когда я работал в шахте, она брюзжала каждый вечер! – На мгновение он замолчал и в растерянности посмотрел вокруг. – Я завелся и не могу остановиться… Налью еще капельку виски, а?
Капитан внимательно наблюдал за ним. Когда Клеархос наполнял свой стакан, руки у него дрожали. Он развалился в кресле. Ему казалось, что он совершенно спокоен, но его самого удивляла собственная словоохотливость. Он весь взмок от пота. Щеки его пылали. К правой он прижал стакан и одним глазом покосился на карточку, которую крутил в руке англичанин.
– Скажи-ка, Клеархос, не знаешь ли ты одного рабочего с шахты… Как его… Панакостис…
– Старик? Как можно его не знать! В поселке все зовут его Стариком. С пеленок его знаю. Когда погиб мой отец, он хлопотал о пособии для матери. Что за пособие? Дерьмо! Мать терпеть не может Старика, всех коммунистов терпеть не может.
Чем больше он болтал, тем ярче пылали его щеки. Рубашка у него прилипла к телу. Дрожащей рукой он поставил стакан на стол, помолчал несколько секунд, а потом вдруг закричал раздраженно:
– Почему вы не скажете мне напрямик, что вам от меня надо?
– Я хочу помочь тебе, Клеархос… Помнишь вашу проделку с моряками?
Ироническая улыбка капитана еще больше взбесила Клеархоса. Он настолько опьянел, что от робости его не осталось и следа.
– Довольно о моряках, говори прямо…
Внезапно исчезли тревога и неуверенность, столько дней изводившие его. Не помня себя от ярости, он подскочил к Ньюмену. У него было такое же выражение лица как в тот момент, когда он выхватил у сапожника нож.
– Я не боюсь тебя, слышишь? Я в тебе не нуждаюсь! – в бешенстве кричал он. – Звони по телефону чтобы меня арестовали.
– Виски ударило тебе в голову, – сказал Ньюмен, не теряя хладнокровия.
– Ну, звони же скорей! Начхать мне, буду я сидеть в тюрьме или нет. Звони!
Капитан посмотрел ему в глаза и спокойно положил руку на телефонную трубку. Он медлил поднять ее и хранил молчание.
– Чудной у тебя характер, Клеархос! – проговорил он наконец. – Только что ты смеялся, пил, весело болтал… Л теперь у тебя дрожит подбородок. И в тот вечер с моряками, держу пари, ты был в запале. С веснушчатым парнем ты, наверно, тоже говорил о своей старухе. Может, вы даже обнимались… – Ньюмен медленно цедил фразу за фразой, следя за Клеархосом, который не спускал глаз с его руки, лежавшей на трубке. – Забавно! Потом, Клеархос, ты подумал: «Мне нужен бриллиантин для волос и галстук!» Но ты потерял хладнокровие. Камень не показался тебе слишком тяжелым именно потому, что ты потерял хладнокровие. Поэтому, Клеархос, ты и убил его, – неожиданно добавил он.
Пот уже катился градом по лицу Клеархоса. Он то и дело доставал платок, вытирал им лицо и снова прятал платок в карман. Щеки у него стали пунцовыми.
– Я не убивал его! Я не дурак, чтобы убивать человека из-за жалких двухсот драхм.
Глаза Ньюмена сверкнули.
– А если бы из-за большей суммы? Скажем, десять тысяч?
Клеархос помертвел: его внезапно озарило. Он понял наконец, что нужно от него англичанину. Ярость его погасла. Потеряв дар речи, он стоял, прислонившись к книжному шкафу. Слышалось только его прерывистое дыхание.
– Я не дурак, – пробормотал он.
– Двадцать тысяч?
– Нет, нет!
– Пятьдесят тысяч?
Лицо капитана неузнаваемо изменилось. Посмеиваясь, называл он цифры, словно пытался убедить юношу, что вся эта торговля лишь игра. Он даже встал, чтобы наполнить пустой стакан и передать его Клеархосу.
– Что ты сказал? Пятьдесят тысяч мало?
– Я ничего не говорил, – прошептал Клеархос.
– Уверен, что ты об этом подумал. – Капитан дружелюбно похлопал Клеархоса по плечу. – Какой ты чудак! Несколько минут назад ты хотел задушить меня, а теперь мы опять стали друзьями.
Он снова сел за письменный стол и начал с увлечением рассказывать ему какую-то скучную историю про свою службу в Индии. Клеархос схватил костяного слоника, стоявшего на книжном шкафу. Он изо всех сил сжимал его в ладони, словно хотел раздавить.
Когда он вспоминал позже об этой минуте, ему казалось, что он почувствовал тогда непонятное облегчение. Словно в душе его не осталось больше ни страха, ни тревоги, ни сомнений – главное, сомнений. Он ощущал только, как алкоголь расслабил все его тело. Тогда он перестал скрывать от самого себя – он знал это давно, – чего от него добивался англичанин. И самое странное: хотя он дал себе клятву никогда не думать об этом, он неожиданно понял, что не только непрерывно об этом думал, но уже с самого начала принял решение.
«Какой бес в меня вселился? И чего я столько дней с ума сходил? – подумал он. – Чего я боялся? Когда я пришел сюда в первый раз, он заговорил со мной о работе, о которой будем знать только мы с ним. А я сказал ему: «Потом, мистер Джон, вы отправите меня в Бразилию». Помнится, англичанин ответил мне: «Там, куда я пошлю тебя, Клеархос, ты заживешь значительно лучше, будешь получать семь шиллингов в день и питание». Конечно, в каком-нибудь ящике у него лежит заготовленный для меня паспорт. Семью шиллингами и питанием меня не соблазнишь. Но я хочу поехать в Бразилию, я скажу ему об этом. На будущей неделе я наверняка буду уже на пароходе».
Он поставил на место костяного слоника и, присев па ручку кресла, стал прислушиваться к скучной истории, которую рассказывал ему капитан. Некоторое время он чувствовал только, как приятная истома распространяется но всем его членам. Затем его увлек поток собственных слов. Он встал, прошелся по комнате и, остановившись перед капитаном, принялся, размахивая руками, выкладывать подряд все, что приходило ему в голову.
– Старуха, видите ли, хотела, чтобы я кончил школу. Вы слушаете меня, мистер Джон? Она хотела, чтобы я устроился на службу и сшил себе на первую получку светлое драповое пальто. – Он весело засмеялся. – Мать спятила. Все время крестится! А что толку? Если бросят атомную бомбу, все взлетит на воздух. Правда ведь, мистер? Что говорить, люди дураки…
