— Обожрался орехами, — с досадой прокряхтел Алекс, обвисая боками и животом, — тяговая сила не та. Не та! Эх, если бы не эти дурацкие орехи…
Он еще долго сокрушался, пеняя на орехи, невообразимо жаркий климат и слабое здоровье, поколебавшееся в последнее время из-за вредоносного воздержания. Потом понемногу успокоился, целиком отдавшись увлекательнейшему занятию дегустации горячительных напитков с неизвестными ему, манящими названиями, которые во множестве водились в этом виноводочном рае.
Дина, наконец, призналась, что умению передвигать предметы научилась у своей бабки-цыганки, которая на любительском уровне обожала на досуге развлекать себя и своего мужа, синебородого цыганского барона, гаданием, ворожбой и прочими интересными штучками. Дина нам рассказала, что это были за "штучки".
Бабка однажды усилием воли, правда, чуть не лопнув от натуги, повалила на своего благоверного двухсотлетний дуб, под которым был разбит шатер этого всемогущего цыганского повелителя. В шатре он пребывал не один, а с молоденькой, стройной, как лань, красавицей Глашей, которую старый сатир метил на место подурневшей супруги.
От увечья или смерти любвеобильного барона спас медный шлем древнего печенега, который он, барон, зная опасный нрав ревнивой жены, предусмотрительно надел на свою буйную головушку перед началом любовных утех. Накануне этот шлем по его приказу был выкраден из краеведческого музея.
Суровая бабка видела, как бородатый селадон, выбравшись из-под превращенного в лохмотья шатра, долго качал всклокоченной головой, с уважением рассматривая помятый шлем, и, в конце концов, велел вернуть его краеведам.
Спасительный шлем был водворен обратно в музей, где и занял почетное место между гребнем из бронзы и кольчугой древнерусского воина, изготовленной местной артелью по производству панцирных сеток для кроватей. По мнению суеверного барона, шлем, выполнивший столь благородную роль, не должен был быть причастен к греху воровства.
Одумавшийся барон коленопреклоненно вымолил у жены прощение, а красавица Глаша в наказание за грехопадение была отдана замуж за русского…
Подошла моя очередь.
— К сожалению, я не могу предъявить вам ничего, кроме сглаза, — сказал я кротко.
— Интересно! — вскричал Алекс. Выпустив из себя воздух, он приобрел свой обычный вид. То есть вид кочующего по жизни праздного наблюдателя. Он продолжал набивать себя орехами, как готовящийся к процедуре заклания индейский петух. — Очень интересно! — пылко повторил он.
— То же самое однажды сказал мне один мерзавец, — умерил я восторги Алекса.
У меня развязался язык. Мне надоело носить в себе тайну…
И я поведал им историю о погибшем от моего дурного глаза несчастном бритоголовом уголовнике. Не забыл рассказать и про телефонные угрозы интеллигентного негодяя.
Дина задумалась.
А Алекс был, казалось, разочарован.
— Какой же это сглаз… Так, скорее, совпадение. А этот интеллигентный настойчивый гражданин, возможно, просто сумасшедший.
В какой-то момент мне стало на все наплевать. И я был уже изрядно на взводе.
— Ты что, не читал письма?
Он отрицательно мотнул головой.
Я протянул ему конверт с письмом:
— Полагаю, там ты найдешь ответ, при условии, если задумаешься и сопоставишь… — я посмотрел на Дину и решил: — Чего уж там, читай вслух…
По мере того как Алекс читал послание Юрка, менялось выражение его лица. Сначала оно было равнодушным, потом заинтересованным, а к концу стало озадаченно-удивленным. Видимо, он сопоставил… Дина задумчиво посмотрела на меня. Я заметил, что Алекс, читая, деликатно пропустил все, что касалось Дины.
— Ну?.. — спросил я, когда он вернул мне письмо.
— Странно как-то. Не понимаю, мы же пьянствовали вместе… И Юрок, вроде, никуда не отлучался… Когда он успел попасть в твою квартиру? И почему он ничего мне не сказал? Одно слово, допились… А Юрка жалко… — он бросил в рот горсть орехов, — да и тебя… Да, неприятное письмецо… Вообще-то я что-то предчувствовал…
Что Алекс имел в виду?..
— А если они тебя найдут? — заволновалась вдруг Дина. — Тебе нельзя возвращаться домой! Где ты будешь жить?
— Останусь в Венеции… Куплю себе красный пиратский платок и поступлю в гондольеры. Или буду жить у тебя. Кстати, я даже не знаю, где ты живешь…
— Мы можем жить у меня, на Арбате. У нас с сестрой там большой собственный дом…
Я с удивлением посмотрел на девушку.
— Святые угодники, большой собственный дом на Арбате! — воскликнул Алекс. — Там, случайно, не найдется местечка для меня?
— Может, и найдется… — сказала Дина и посмотрела на меня.
— Не найдется, — перебил я Дину, — самим, понимаешь, жить негде…
— Сестра такая же хорошенькая, как и вы, богиня? — продолжал расспросы Алекс.
— Дина! — возмутился я, — Что происходит? Сначала этот свихнувшийся на сексе итальянец, теперь Алекс… Все мечтают о твоих подружках или юных родственницах!
Дина пожала плечами:
— Разве я виновата? И потом, моя сестра замужем…
— Я не спрашиваю вас, замужем ли она, — стараясь не раздражаться, пояснил Алекс. — Я спрашиваю, хороша ли она собой?
— Володя, ее муж, был чемпионом по боксу. В тяжелом весе…
— Дина! Вы несносны! — заорал Алекс, — Я сам был чемпионом в тяжелом весе! В тысяча девятьсот девяносто втором году я в пивной на станции Покровское-Стрешнево выпил полутора литра водки…
— Очень даже хорошенькая, — лукаво улыбнулась Дина, — могу вас с ней познакомить…
— Ладно уж. Теперь не надо. Вы, Дина, отбили у меня всякую охоту знакомиться с вашей сестрой, — он повернулся ко мне: — Как ты можешь дружить с этой ведьмой?
— Сам удивляюсь…
— Я тебе дам орден, если ты сглазишь свою очаровательную подругу, эту липовую цыганскую виконтессу! Старик, хочешь орден?
— Орден хочу, но Дину сглазить не могу… А хотелось бы…
— А других?..
— Других?.. Но мне необходимо для этого войти… в особое состояние. Это трудно.
— Ничего не трудно! Я же вхожу. И летаю. Я тебе объяснял, во всяком деле — будь то полеты во сне и наяву или волшебство — надо только хорошенько захотеть и напрячься. Напрягись, касатик!
Я подумал, а почему бы не попытаться?
И получилось!
В поисках объекта для проведения эксперимента я огляделся.
За соседним столом две немолодые любительницы приключений обменивались короткими фразами, часто приникая ярко накрашенными губами к фужерам с белым вином. Как только мой взгляд упал на них, они напряглись и распрямили полные, будто налитые свинцом, плечи. Их лица в лиловых морщинах приняли выражение готовности номер один. Нет, эти не подходят, пусть живут в ожидании кривых улыбок Фортуны.
Мои глаза продолжили поиски…
Одинокий молодой человек, похоже, русский из провинции, беспрестанно трепался по мобильнику, много пил и при этом надменно поглядывал поверх голов посетителей. У него был вид хозяина Земного Шара, который решил в виде исключения сделать человечеству одолжение, проведя один вечер в обычном баре в обществе простых смертных. Этот тоже не годился — пьет, понимаешь, стаканами и как-то уж слишком коротко подстрижен…
Три девушки, сияя свежими лицами, с которых не сходили одинаковые улыбки, старательно делали вид, что смотрят только друг на друга. Ну, эти чрезмерно обыденны, подумал я, а заурядность не способна вызывать сильное чувство…
А мне нужно было возбудиться!
А дальше, за другими столиками, еще какие-то рожи, плывущие разноцветными пятнами в легком сигаретном тумане… Как можно сглазить того, кого не видишь?
И тут мои глаза, наконец, нашли то, что нужно.
…Жертвой моего эксперимента стал полный пожилой американец с удивительно неприятным лицом, который в угоду некоей юной светловолосой спутнице (любовнице? жене?) сидел, свесив свои жирные окорока, на высокой табуреточке и наливался коктейлями. Он делал это, не скрывая отвращения.
Американец свиными глазками разглядывал бармена и презрительно морщил сиреневые губы. Девушка была очаровательна. По всему было видно, что американцу давно осточертело сидеть на неудобном высоком табурете, пить опасные для его пошаливающего в последнее время здоровья коктейли, и он с величайшей радостью отправился бы с блондинкой в номера.
