– В какую?
– Это каждый в свою. Думаешь, покойники все одинаковые? Нет, они все разные.
– А от чего эта форма зависит?
– Не знаю. Но думаю: как жил, такая и форма. У нас недавно индус памятник заказывал. Так он говорил: «Каждый несет с собой груз поступков».
– А почему индус у вас памятник заказывал?
– Родственника хоронил. Индусы тоже помирают, хоть и йоги. Все помирают. Как есть. Так что никому не обидно.
– Все же обидно… Стыдно перед своими. Я ничего для них не сделал.
– Ты хоть не сделал, а я делал, – покаялся дядя Вася. – Однажды жена с сыном отдыхать уехали. На юг. А я остался один, да и запил. Когда они вернулись – ничего в доме не было. Даже паркет продал. Содрал с пола – и пропил. Они вошли в комнату, а там ни мебели, ни пола. Один потолок. Вот тебе и все… А ты говоришь…
Алексей замечает, что сидит на плите с надписью. Читает:
– «Незабвенному мужу, брату, сыну, дедушке…» А кто у вас тут надписи придумывает?
– Родственники.
– А что это они все одно и то же пишут: мужу, брату, дедушке…
– Так ведь так оно и есть. Каждый кому-нибудь муж, брат. И каждый незабвенный.
– Нет. Мне не нравится. Это как памятник в складчину получается.
– Ну придумай что-нибудь сам. Или поэту закажи. Тут есть у нас один.
Появляется женщина с волевым выражением.
– А почему, – спросила она, – мой мрамор совершенно без прожилок, сплошной, как уголь?
– Кусок, значит, такой.
– А рядом с прожилками, очень красивый.
– Кусок, значит, такой, – объяснил дядя Вася.
– А почему кому-то достался хороший кусок, а мне за эти же деньги плохой?
– Не знаю. Выходной у нас сегодня. Завтра приходите, с каменотесом поговорите. С Фроловым.
– Нам дали место на Кунцевском кладбище. Очень престижный квадрат. Там просто неудобно в таком мраморе появляться.
– Кому неудобно-то? – спросил дядя Вася.
Женщина посмотрела на него с недоумением, поражаясь идиотичности вопроса.
– Завтра, – мягко сказал Алексей. – К каменотесу Фролову. С одиннадцати до часу. Он вам поменяет. Кому-то будет плохой кусок, а вам хороший.
– А вы кто? – поинтересовалась женщина.
– Я? Никто. Мамонт.
Женщина слегка пожала плечами. Ушла.
– А любовь там есть? – спросил Алексей.
– А как же!
– А чем любить? – усомнился Алексей. – Все же здесь остается.
– Душой.
– Вы так думаете?
– А как же… Думаешь, она тогда себя пожалела?
– Кто?
– Моя жена. Она меня пожалела. Она не по себе заплакала, что я за месяц спустил то, что за жизнь нажили. Она по мне заплакала. Вот я с тех пор – ни грамма. Душа – это есть человек. И тут. И там…
– Тогда я так и напишу: Алексей Коржиков. И все.
– Так и напиши. Золотыми буквами.
Дом Алексея Коржикова. Засохшие цветы – как символ запустения. Телевизор включен, играет симфонический оркестр. Звучит траурная музыка.
Алексей возле плиты варит обед. Он – заросший, запущенный, как бомж.
Звонок в дверь.
– Открыто! – крикнул Алексей.
Вошла Кира Владимировна.
– Почему вы не ходите в поликлинику? – строго спросила она. – Я вас несколько раз вызывала.
– А зачем? – спросил Алексей.
– Надо сдать повторный анализ крови.
– А зачем?
– Как «зачем»? Вы должны наблюдаться.
– Хотите борщика? – предложил Алексей.
Кира Владимировна подумала и ответила:
– Хочу.
Алексей расставил тарелки. Достал начатую бутылку водки.
– Пить будете?
Кира Владимировна подумала и сказала:
– Буду. Я замерзла.
Алексей разлил. Выпили. Принялись за еду.
– Безумно вкусно, – похвалила Кира Владимировна. – Вы чем заправляете?
– Я кладу обязательно лимон, сахар и чеснок.
– Гениально… – Кира Владимировна смотрит на пациента. – А вы почему не бреетесь?
– Зачем? В гробу все равно отрастет. У покойников быстро волосы вырастают.
– А вы что, умирать собрались?
– Естественно. Вы же сами обещали… Вы сказали, что я вымру, как мамонт.
– Но не завтра же…
– А когда? – Алексей положил ложку.
– Мамонты вымирали между седьмым и вторым веком до нашей эры. Они окончательно исчезли в эпоху позднего плейстоцена.
– Между седьмым и вторым веком – пятьсот лет, – посчитал Алексей.
– Да… – согласилась Кира Владимировна. – А что?
– Значит, я буду жить пятьсот лет?
Раздался звонок в дверь.
– Открыто! – крикнула Кира Владимировна.
Вошел Колька. Оглядел комнату: водку, застолье, Киру в домашних тапках, музыку, льющуюся из телевизора.
– Слушай, мамонт! – начал Колька. – Ты давай туда или сюда. А то я тебе помогу.
– Я и сам хочу понять: туда или сюда, – отозвался Алексей. – Она сказала, что я вымру, а теперь выясняется, что я буду жить пятьсот лет, как Вечный Жид.
– Вечный Жид тоже не вечный, – заметила Кира Владимировна. – Умер в конце концов.
– Значит, ты пятьсот лет будешь к нему ходить? – ревниво спросил Колька.
Отворилась дверь, и появился дядя Вася с памятником под мышкой.
– Ты умирать собираешься или нет? – громко спросил дядя Вася. – Я к тебе в третий раз захожу.
Дядя Вася ставит памятник на стол:
– Вот. В глине пока. Если одобришь, будем отливать.
– А это я? – спросил Алексей.
– А как же? Усы твои. Не видишь, что ли?
– Ну ладно. Пусть с нами посидит.
Алексей кладет к своему памятнику сухие цветы.
– Давайте его выбросим, – попросила Кира Владимировна.
– Пусть будет на память, – не согласился Алексей.
– Если бы человек получал при рождении место на кладбище, он бы по-другому жил, – сказал дядя Вася. – Ходил бы раз в неделю на свою могилу и думал о вечности. Меньше было бы зла.
– Глупости! – возразил Колька. – Если бы человек с рождения знал, что он умрет, ничего не стал бы создавать. Зачем? Если все равно все кончится могилой. А так человек бессмертен.
– Вот за это и выпьем, – предложил Алексей.
Все рассаживаются вокруг стола. Алексей принес гитару. Ударил по струнам.
– Тише! – потребовал Колька.
– Почему? – не поняла Кира Владимировна.
– Брежнев умер…
По телевизору показывают похороны Брежнева. Возле Кремлевской стены двое здоровых мужиков опускают гроб, довольно неуклюже. Гроб шумно грохается.
– У нас и то лучше работают, – сказал дядя Вася.
На Мавзолее выстроилось Политбюро. Первым стоит Андропов, за ним Черненко, третий – Горбачев. Горбачев смотрит перед собой выразительными глазами. Так смотрят в будущее.
* * *
Квартира Нинки: в ней ничего не изменилось, кроме телевизора. Телевизор новый, японский. Он включен, как всегда. На телевизионном экране подвыпивший Ельцин дирижирует духовым оркестром.
Нинка хлопочет у стола. Стол празднично сервирован. Цветы, салфеточки в кольцах.
Звонок в дверь. Нинка открывает. В дверях – Шеф с чемоданами.
– Ну? – нетерпеливо выдохнула Нинка. – Говори сразу.
– Подожди. Дай войти. Я в туалет хочу.
– Одно слово: да или нет?
– Ну подожди. Я сейчас описаюсь.
– От одного слова не описаешься. Да? Или нет?
– Да, да, да и еще раз да! – Шеф скрывается в туалете. Нинка ждет его за дверью.
– Сколько? – кричит Нинка.
– Ты даже не представляешь себе, что это за страна. Я сошел в аэропорту, в Шеноне. Весь под стеклом и сверкает огнями, как в волшебной сказке.
Шеф вышел из туалета, застегивает ширинку.
– Сколько? – спросила Нинка.
– Мужики там ходят смуглые, завернутые в простыни, лица красивые, никто никуда не торопится, какая-то другая цивилизация, как на Луне.
– Сколько заплатили?
– Да подожди ты с деньгами. Знаешь, я понял: религия – это большая дисциплина на самом деле… Семь нулей.
– Семь нулей? – переспросила Нинка. – А это сколько? Миллион?
– Миллион – шесть нулей. А это – семь. Десять миллионов.
– Чего?
– Ну не рублей же…
– Долларов? – оцепенела Нинка.
– Фунтов стерлингов. Это еще больше. Почти в два раза больше.
Пауза. Нинка пытается справиться с информацией.
– Ты знаешь, у мусульман другие лица. Я на глаз могу отличить христианина или мусульманина. Я вот думаю, что было вначале – лицо или вера?
– А почему они так много дали? – спросила Нинка.
– Это немного. Для них – копейки. Белые города в их пустынях – просто спасение. Другое качество жизни. Я вот думаю, какой-то замызганный худосочный Алешка Коржиков в русских снегах и туманах придумывает для арабских пустынь белые города…
– Мы должны половину денег отдать Коржикову.
– Это почему? – неприятно удивился Шеф.
– Потому что это его идея, его расчеты, его жизнь, в конце концов.
– Но Арабские Эмираты нашел я. И продал – я. Его идея до сих пор валялась бы в папке. А я сделал ей ноги.
– Поэтому ты берешь половину. А половина – его. Иначе не честно.
– Нина, я уже думал, – признался Шеф. – Мы, конечно, должны поделиться. Но у нас столько дыр… Посчитай сама… Нам нужна другая квартира. Сейчас хорошая квартира стоит полмиллиона. Загородный дом – столько же. Хорошо бы купить виллу на Средиземноморье. Вот уже два миллиона.
