28
В Александрию они уехали одни, без Инаят-ханум. Несколько дней прожили в отеле «Лувр», потом Иса нашел уютную квартирку на седьмом этаже с видом на море. Курортный сезон шел к концу: постепенно умолкал шумный гомон веселой толпы, на небе появлялось все больше пышно-белых облаков.
Кадрия, несмотря на недомогание, казалась по-настоящему счастливой; настойчиво лечилась, строго соблюдала диету, ограничивая себя буквально во всем.
— Трудно начинать жизнь сначала, — как-то сказал Иса, тяжело вздыхая. Кадрия пристально посмотрела ему в глаза, ее лицо выражало недоумение.
— Есть у меня одна мечта, — продолжал Иса. — Хочу пожить где-нибудь в глуши — в деревне, подальше от Каира; приезжать в город только в случае крайней необходимости.
— Но что у нас общего с деревней?! — встрепенулась Кадрия.
— Не тревожься… Думаю, что все так и останется мечтой.
Дни проходили довольно скучно. Иса чувствовал себя одиноко. Кадрия больше сидела дома, жалуясь на нездоровье. Иса часто подолгу бродил по улицам, предаваясь своим обычным размышлениям. Конечно, его дни прошли, говорил он себе, и к прошлому нет возврата. Того положения, которое он занимал раньше, никогда больше ему не добиться. Единственное, что осталось, — это жить за счет женщины, с которой свела судьба. Нет, нет, не любить, а жить за ее счет, именно обирать, грабить. Когда же все это кончится? Как хотелось бы думать о чем-то другом, мечтать и радоваться! Где же выход?
Однажды вечером Иса прогуливался по набережной. И вдруг в одной из бесчисленных лавчонок, прилепившихся друг к другу вдоль тротуара, он увидел… Рири.
Обеспокоенный и даже немного испуганный, он остановился у витрины. Сомнений быть не могло: перед ним была Рири, собственной персоной. Она, видимо, была хозяйкой этого маленького заведения, торговавшего мороженым, бобами и тамией — блюдом из бобов, варенных в масле. Укрывшись в тени, Иса долго следил за Рири. Чувство неловкости и стыда охватывало его, когда он вспоминал, как жестоко обошелся с ней. Да, да… Это она… Рири. Время пошло ей на пользу. Это уже не та оборванная девочка, а женщина… Женщина в полном смысле этого слова — такую нельзя не заметить: серьезная, деловая, настоящая госпожа… Три недели — день за днем — бродил он по этой набережной и, кажется, изучил все до мельчайших подробностей, а не заметил эту лавчонку… Как она называется? Ах, да… «Бери и благодари».
Всякий раз, приезжая в Александрию, Иса вспоминал Рири, воскрешал в памяти время, проведенное с ней. Его страшила малейшая возможность случайно встретиться с ней, даже один на один. Не зная о ней ничего, он полагал, что Рири навсегда покинула город, совсем исчезла с его пути. И вот она здесь, совсем рядом, сидит в своей лавчонке. Как смогла она все это приобрести? Иса стоял, укрывшись в тени, в памяти вспыхивали давно забытые подробности жизни с Рири. А ведь, казалось, что все давно забыто, ушло и не вернется…
В лавку вошла какая-то женщина, ведя за руку девочку. Она подошла к Рири и что-то ей озабоченно сказала. Вдруг малышка взобралась на колени Рири и стала играть ее бусами. Поразительная догадка пришла в голову Исе. Забилось сердце — казалось, стук его заглушал шум моря, бьющегося о гранит набережной за спиной. Иса не мог оторвать глаз от маленькой девочки, безмятежно игравшей на коленях Рири. Похолодело в душе, руки и ноги одеревенели… «Нет, нет… этого не может быть!» — говорил он себе.
Ему никак не удавалось разглядеть лицо девочки. Может быть, все это ему мерещится и он сам будет потом смеяться над собой?.. Надо бежать отсюда, бежать прочь как можно скорее! Подальше от этой лавчонки, подальше от Александрии!.. Но он не мог сделать ни шагу. Рири приподняла девочку и, поцеловав, опустила на пол. Взяв опять девочку за руку, служанка вышла из лавки. Они пошли по боковой улочке, ведущей к центру города. Иса бросился следом за ними и скоро догнал. Девочка что-то болтала, нежно щебеча, словно птичка. Иса смог расслышать лишь одно слово; «шоколадка». Около перекрестка, у лавки, где продают сласти и орехи, служанка остановилась. Иса подошел ближе, попросил у торговца пачку сигарет, а сам стал жадно рассматривать девочку. Круглые глаза? Эти черты будто знакомого лица — что-то в них есть от его матери и сестер — от всех понемногу. Его бросило в дрожь, он едва держался на ногах от усталости и волнения. Сердце учащенно билось…
Служанка перешла с девочкой дорогу и направилась к зданию на другой стороне улицы. Иса провожал их долгим взглядом, покуда они не скрылись в доме. Посмотрел на небо и тяжело вздохнул. «Милосердия… милосердия прошу…» — шептали его губы.
Сидя в кафе «Ан-Наср», напротив лавчонки Рири, Иса осторожно вел наблюдение, стараясь не попадаться ей на глаза. Он давно не испытывал такого волнения и никак не мог прийти в себя. Как он сейчас жалел, что не заговорил ни со служанкой, ни с самой малышкой. Многое бы стало ясно.
А девочка! Какая она милая, живая, подвижная. Неужели это его дочь?!
Одно было ясно: медлить нельзя. Надо уйти от Кадрии и забыть все, что было в прошлом, полном ненависти и горечи. Он не может больше жить с ней. Нет, нет, он никуда отсюда не уедет! На этот раз он не спасует, что бы ни случилось. Неизвестность его больше не страшит. Может быть, это последняя возможность начать новую, полную смысла жизнь — того смысла, который он так тщетно искал до сих пор. Сейчас ему многое стало понятным и ничто не в силах заставить его отступить. Он готов бросить вызов судьбе… А Кадрия? Найдет ли она другого мужчину, согласного быть у нее на содержании? Она заслуживает сочувствия. Но жить с ней он больше не может, это сплошной обман, от которого в душе остается только горький осадок. Зачем продолжать эту жизнь — жизнь без будущего? Никогда еще его сердце не сжималось от любви, и вот сейчас настал наконец счастливый миг… Эта девочка — его дочь! Пройдет еще немного времени, и он узнает это наверняка. Она не будет сиротой, хватит того, что ему самому пришлось пережить. Конечно, она принесет немало сложностей в его жизнь. Одно ее появление ошеломит всех. Пойдут слухи, домыслы, толки, начнут склонять его имя. Ну и пусть! Он не сдастся, устоит, выдержит все и будет жить, обретя наконец счастье. Если ему повезет и он сможет создать настоящую семью, то ради этого есть смысл остаться в Александрии и вложить свой капитал в лавчонку Рири… Начнется новая жизнь. Он отбросит ложный стыд, забудет гордость и упрямство и мужественно встретит предстоящее испытание…
Уже давно за полночь, набережная опустела, изредка пройдет запоздалый прохожий, и опять — никого. В лавке Рири все пришло в движение: пора закрывать. Покинув свой пост за столиком кофейни, Иса укрылся в переулке, ведущем от набережной к центру, притаившись у поворота. Но вот в конце переулка появилась тень. Иса прошел несколько шагов вперед и встал на освещенном месте прямо под уличным фонарем. Теперь его можно было видеть издалека. Рири приближалась. Она шла, не глядя на него. Когда она поравнялась с ним, он тихо позвал:
— Рири…
Она остановилась.
— Кто это?
Иса сделал шаг вперед… Она пристально посмотрела на него: ни один мускул не дрогнул у нее на лице.
— Это я, Иса!
Она, конечно, узнала его. Удивление в глазах, дрожащие губы, насупленные брови и выражение отвращения на лице — всего этого нельзя было не заметить. Ничего не говоря, Рири попыталась пройти мимо. Иса преградил ей дорогу.
— Ты кто такой? — с возмущением спросила она. — Чего ты от меня хочешь?
— Я Иса, или ты забыла?!
— Не знаю я тебя, уходи!
— Но вспомни… Зачем ты гонишь меня? — продолжал Иса, стараясь придать голосу больше теплоты и чувства. — Я не надеюсь, что ты простишь меня… но у нас есть о чем поговорить… пойми ты это…
— Сколько раз тебе говорить — я не знаю тебя, не знаю, слышишь, пусти меня!
— Нам нужно поговорить! — крикнул Иса, теряя надежду. — Это крайне необходимо! Тебе трудно представить, как я страдаю…
— Да уходи же… уходи… Это лучшее, что ты можешь сейчас сделать…
— Но пойми же, Рири, я без ума от малышки!
— Какой малышки? О чем ты говоришь?
— Ну та, которая сидела у тебя на коленях. В лавке… Тебя я увидел случайно, а потом — ее… со служанкой. Я шел за ними до дому. Я хочу, чтобы ты поверила мне, поняла, как мне тяжело…
— Знать ни о чем не хочу, — упорно повторяла она. — Уходи!
— Я схожу с ума… Рири, ты скажи мне только, это моя дочь? Скажи… ты должна сказать… должна…
В тишине улицы раздался резкий голос Рири:
— Прочь, прочь с моих глаз! Ты ненормальный! Прочь, прочь! — повторяла она в исступлении.
— Сердце подсказало мне…
— Врет оно, твое сердце… врет, как и ты сам!
— Я понимаю, что поступил подло. Но сейчас скажи, молю тебя: эта девочка — моя дочь?
— Я отвечу тебе только одно: уйди с глаз моих, чтобы я больше тебя не видела.
