«Вертушки» продолжали кружить на месте.
— Товарищ полковник, может, начнем? — подал голос лежавший рядом капитан.
— Заткнись! — рявкнул полковник. — Тебе орден нужен? Можешь мой взять.
«Вертушки» понеслись к складам. Круг за кругом они долбили склады. Огромное облако дыма и огня поднялось над ними. Взрывались снаряды. Душманы в ужасе метались. Минут через тридцать, когда все утихло, полковник дал команду, и десантники рванулись вперед. Склады полностью были уничтожены. Когда мимо Русина десантники повели захваченных душманов, полковник обратил внимание на одного афганца. Он был довольно крупного телосложения, богато одет. По его манере держаться было видно, что он не из простых смертных. Рядом с ним два афганца услужливо поддерживали его под руки.
Когда прибыли в подразделение, Русин по телефону доложил командиру бригады полковнику Тюрину о выполнении операции.
— Ты операцию провалил, а не выполнил, — хмуро сказал комбриг.
Чихвостил комбриг его долго, но по интонации Русин почувствовал, что в душе комбриг его поддерживает.
— Товарищ полковник, — подал голос Русин, — мы одного главаря взяли. Важная фигура.
— Можешь его у себя оставить и каждый день им любоваться, — бросая трубку, буркнул комбриг.
Русин положил трубку на полевой аппарат и с облегчением вздохнул. Он ждал худшего, но гроза так легко миновала его, что сам удивился. Из тумбочки достал фляжку со спиртом, налил в солдатскую кружку, немного добавил воды. Открыл банку тушенки. Поднял кружку и одним залпом выпил. Внутри вспыхнул огонь. Он сел за стол и подпер голову рукой. Потом полез в планшет, достал письмо от жены и стал читать. Письмо было давнее, десятки раз он перечитывал его, меж строк искал хоть сотую долю намека на любовь, но… Положив письмо обратно в планшет, задумался, а потом тихо запел: «…Э…х… дороги… пыль да туман…» То ли была это песня, то ли сгон души…
Через несколько дней его вызвали в штаб армии. Когда полковник Русин вошел в кабинет командующего армией и представился, из-за стола поднялся генерал-полковник среднего роста. Он подошел к Русину и, глядя снизу вверх, не скрывая своего восхищения богатырским его ростом, пожал ему руку.
— Садитесь, полковник, — указывая на стул, произнес командующий. — Я вас вызвал по поводу назначения на должность командира дивизии Киевского военного округа. Офицер вы опытный, имеете боевые ордена, прошли хорошую боевую школу. Я не сомневаюсь, что вы справитесь с этой должностью. Поздравляю.
Он протянул полковнику руку. Русин встал и, не подавая руки, вытянулся перед ним. Генерал с протянутой рукой замер и удивленно смотрел на полковника.
— Товарищ генерал-полковник, я согласия на эту должность не давал, и никто со мной по этому поводу не разговаривал. Я сюда пришел со своим полком и уйду только с ним. От предложенной должности отказываюсь.
Командующий некоторое время молча смотрел на него. Потом сел и, о чем-то думая, забарабанил по столу.
— Владимир Алексеевич, — неожиданно для полковника, назвал он его по имени, — дело в том, что распоряжение о назначении вас на эту должность пришло из Москвы, и мы дали «добро». Уже есть приказ министра обороны. И я бессилен что-нибудь сделать. Приказ есть приказ. Моя должность не позволяет отменить приказ министра обороны.
— Товарищ генерал-полковник, только честно, вы знали, что маршал Советского Союза Чеботарев мой дядя?
— Я недавно узнал, когда из министерства обороны на тебя затребовали документы. Я был против, чтобы тебя забрали от меня. У меня другие планы насчет тебя. Я попытался возразить, но мне посоветовали этого не делать, вот тогда я и узнал, что за племянник маршала служит у меня.
— Товарищ генерал-полковник, разрешите мне по ВЧ переговорить с маршалом.
— Владимир Алексеевич, а может, не надо?
— Надо, товарищ генерал-полковник.
Командующий поднял трубку и приказал, чтобы его соединили с маршалом Чеботаревым. И тут же он протянул трубку полковнику.
— Слушаю, — раздался хрипловатый голос.
Русин, услышав голос дяди, улыбнулся.
— Здравия желаю, товарищ маршал Советского Союза! — бодро произнес он.
— Володя! Неужели ты?
— Да, дядя, — переходя на семейный тон, отозвался он. — Это я.
— Володя, тебе сказали, что ты назначен командиром дивизии?
— Да, сказали. Вот по этому поводу и звоню тебе. Я командующему сказал, что от этой должности отказываюсь.
— Как отказываешься? Ты что, в своем уме?
— В своем. В этом, дядя, можешь не сомневаться. Я сюда пришел со своим полком и уйду только с ним. Я не хочу в глазах своих офицеров быть предателем и пользоваться услугами дяди-маршала…
— Погоди, Володя, — недовольно прервал Константин Викторович, — прежде чем предложить тебя на эту должность, мы посоветовались с твоим командованием. И они дали о тебе высокую оценку.
— Дядя, давайте не будем лукавить. Имея такого родственника, можно из лейтенанта сразу полковником стать. Я прошу тебя отменить приказ. Я в Союз вернусь только со своим полком. Ты должен понять меня.
— Володя, ты ставишь меня в неловкое положение. Твоя мать прилетела из Америки. Она мне проходу не дает. Ты это понимаешь?
— Я не хочу этого понимать. Передай ей, что я жив и здоров. Дядя Костя, я уже три месяца не получаю писем от Наташи. Не знаю, что и думать. Позвони ей, узнай, почему она не пишет.
— Хорошо, я сейчас же ей позвоню. Да, забыл тебе сказать, твой Андрюша в Суворовское училище поступил.
— Правда? — радостно воскликнул Русин.
В трубке раздался смех.
— Володя, может, подумаешь еще насчет назначения?
— Нет. Я свое слово сказал. До свидания, дядя.
Он положил трубку и, улыбаясь, посмотрел на командующего. Генерал, покачивая головой, подошел к нему.
— Много в жизни видел офицеров, но… — он не договорил, лишь по-отечески посмотрел на него и крепко сжал его локоть.
Выйдя от командующего, Володя направился к своему однокашнику по академии, который работал в оперативном штабе. Подполковник Цакулов был рад ему. Поговорив с ним, Русин собрался уходить, когда Цакулов спросил:
— Ты помнишь Кархмазова? По-моему, вы с ним дружили.
— Умара?
— Да, его. Так вот, вчера его душманы взяли.
— Что? — побледнел Володя.
— Их послали на выполнение одной задачи, а там засада. Говорят, что взяли живым.
— Где он сейчас?
— Пока не знаю. Разведка им занялась.
— Умар в каком звании?
— Подполковник.
Русин быстро попрощался и направился в разведштаб, но и там ничего вразумительного об Умаре ему не сказали. Он уехал к себе в часть. Волнение не проходило. Стоило только представить, как над Умаром издеваются душманы, как ему становилось плохо, он скрежетал зубами…
Русин рассказал своему начальнику штаба про друга. Подполковник Золотухин какое-то время молча смотрел на взволнованное лицо командира, потом спокойно произнес:
— Владимир Алексеевич, его можно обменять.
— Не понял? — пристально глядя на своего начальника штаба, спросил тот.
— Очень просто. Мы его можем обменять на одного главаря, которого вы взяли. Кстати, афганские хади[1] сильно им интересуются. Они каждый день приходят к нему. Я у них спросил, когда его от нас заберут, они сказали, что он очень важная фигура и лучше будет, если он еще побудет у нас, так, мол, надежнее.
Глаза у Русина загорелись.
— Пошли! — вскакивая, произнес он.
— Погоди, командир, надо вызвать переводчика. Мы же без него ни бум-бум.
Золотухин послал за переводчиком одного из солдат. Спустя час в кабинет постучали и вошел худощавый, изможденный афганец в светло-кремовой пуштунской одежде. Начальник штаба объяснил ему, с какой целью его вызвали. Переводчик, положив руку на грудь, молча кивнул головой.
Пленный находился в одном бараке, где специально была сделана камера для задержанных. Они подошли к камере и услышали за дверью крики и глухой стон. Русин резко открыл дверь. Два афганских хади ногами избивали лежащего.
— А ну прекратите! — гаркнул полковник. Они остановились и удивленно посмотрели на полковника.
— Скажи им, — не глядя на переводчика, глухо произнес Русин, — чтобы они ушли. Пленным займусь я.
Переводчик перевел им слова полковника. Те в ответ, махая руками, стали быстро что-то говорить.
— Что они бормочут? — нетерпеливо спросил Русин.
— Они говорят, что он важная фигура, и им должны заниматься только они.
— Вон отсюда! — в бешенстве заорал Русин и, не ожидая, когда те выйдут сами, схватил их за шиворот и выкинул из камеры.
Начальник штаба с удивлением смотрел на него. Он впервые видел Русина таким разъяренным. Афганец, лежа на полу, молча наблюдал за полковником,
