— Мозги набекрень?
— Он был очень славным.
— Дядя Сэмюэль?
— Джексон. Дядя Джексон. — Он вспомнил дядю Джексона. — Ученый.
Он беспокойно задумался, сколько сейчас времени.
Леди Малквист задумчиво отпила из бутылки, поймала его взгляд и обхватила себя руками.
— Что бы вы хотели сделать больше всего? — спросила она с серьезным интересом, который он узнал по детским играм в какое-твое-любимое-блюдо.
— Ну, — ответил он, эта игра ему нравилась, — думаю, я хотел бы вернуться в деревню, где жил в детстве.
— Ловить жуков.
— Топтать дикие цветы.
— Лазить по деревьям.
— Строить шалаши.
— Но ведь не всегда было лето.
— Нет.
«Летом я обычно бродил по лесам, и все листья висели на месте, и это было здорово, и осенью тоже, шурша палой листвой, но однажды, когда я лежал на спине под деревом и смотрел на лист, как раз когда я на него смотрел, он слетел с дерева, беззвучно, неожиданно, просто слетел и упал на меня. Желтый. Лист каштана. Мне нравится, когда ты улавливаешь мгновение в непрерывности вещей, потому что когда ты своими глазами видишь слетающий вот так лист, то понимаешь, что такое лето и осень».
Он почувствовал, что ее рука убирает волосы с его лба.
— Что это, Боси?
— Преподобный Годольфус Феннер. — Он хихикнул. — Порезался.
— А нога?
Он опустил глаза и недоуменно посмотрел на свою голую щиколотку и хвосты платка.
— Ничего страшного.
Она участливо посмотрела на него:
— Боси, вы совсем за собой не следите. — Она отпила из бутылки. — Много вы зарабатываете босуэльничаньем?
— Ну, пока что ничего.
— А чем вы еще занимаетесь?
— Пишу книгу, — ответил Мун.
— Боси, вы писатель, что ли?
— Да.
— И что же это за книга?
— Вроде истории.
— Чего?
— Мира.
— История мира?
— Да, — сказал Мун.
— Ну и ну, Боси. И далеко вы забрались?
— Пока что я делаю заметки, — сказал Мун. — Готовлю материал. Каждый день хожу в библиотеку. То есть ходил, но… вы понимаете.
— Вы очень интересуетесь историей?
«Так ли это?… Думаю, да».
— Видите ли, это не совсем история, это ее закономерности, я их выявляю, понимаете. Я пытаюсь собрать все, что заставило стать вещи такими, какие они есть сегодня, чтобы выяснить, есть ли закономерность. Я беру по одной расе зараз: греки, египтяне, римляне, саксы, кельты, восточные расы — все, — и прослеживаю их от начала до наших дней. Понимаете, все это проделали другие историки, насколько я понимаю, это просто исследование, но я его упорядочиваю.
— Упорядочиваете?
— В последовательности, категории… науки, войны, законы, коммерция…
— Боси, но разве это все не перемешано?
— Да, именно… когда я все соберу, то смогу представить в виде огромной схемы, во всю стену, с разными расами и так далее, и можно будет увидеть, где вещи пересекаются и где они сходятся, и одно можно будет связать с другим, и эта огромная карта станет основой моей книги — как схема всего, что идет в счет, и можно будет открыть великий замысел, выяснить, есть ли он или же все случайно… если это о чем-нибудь вам говорит.
Она осторожно взглянула на него:
— Зачем?
— Я просто хочу знать.
— Я хочу сказать, имеет ли это значение?
— Да. — («Ой ли?») — Ну, то есть случайно ли это все или неизбежно.
— А какая разница?
— Что?
— Случайно ли это все или неизбежно.
Мун пожалел, что подверг себя допросу. Он промямлил:
— Ну ведь хочется же знать, что стоит за большинством происшествий.
— Но ведь это единственное, что происходит.
Он почти согласился, но все же стоял на своем:
— Но если все случайно, то какой в этом смысл?
— А какой в этом смысл, если все неизбежно?
«Вот тут она меня поймала».
— Боси, смысл вовсе не обязательно должен быть. — Она взяла бутылку и заглянула в нее. — Вовсе не обязательно. Придумывайте свой. Входит Бог.
Например.
Она отпила из бутылки, поставила ее и взяла пустую граненую прыскалку для духов. Отвернула верхнюю часть с резиновой грушей и вылила во флягу остатки виски. Швырнула пустую бутылку под кровать, где та загремела о другие бутылки, пока одна из них не разбилась.
— Неприкосновенный запас, — пояснила она, взяла флягу, сжала грушу, впрыснула виски в горло, повернулась к Муну и улыбнулась. Но пузырь ее веселья тут же лопнул перед ним, и она опять отвернулась к зеркалу, охваченная воспоминаниями. — Последнее, что я помню, — глубокая-глубокая печаль, да, в «Рице», хороший паб, куда я иногда… я была с какими-то людьми, и они меня бросили.
Мун поднялся и встал позади нее, мучась от любви.
— Мы вас видели.
— В «Рице»?
— Снаружи… Вы вышли и упали в парке. Там был Ролло.
— Ролло? Нет.
— Он вас нашел.
— Ролло не пускают в «Риц» после того ужасного случая с пажом. Бедный паж…
— Что произошло? — спросил Мун.
— В конце концов ничего страшного. Понимаете, сэр Мортимер помахал чековой книжкой. Впрочем, пажу это не помогло. Боси, вы не разомнете мне шею?
Она откинулась к нему, и Мун восхищенно провел по ее шее кончиками пальцев, разглядывая в зеркале ее лицо. Когда она закрыла глаза, он чуть наклонился, чтобы заглянуть в вырез халата на выпуклую кремовую наготу, будившую трепет его отрочества, и, уже не таясь, перегнулся через ее плечо, глубоко вглядываясь в розоватый сумрак, пока его желание не достигло пика при виде земляничины соска.
— Знаете, Боси, он действительно меня любит, он всегда ласков, но он никогда не будет… внимательным, даже если все вокруг него будет рушиться… Все это несколько удручает, Боси, музыка подходит к концу. А я ненавижу сэра Мортимера.
От ее всхлипа у него чуть не остановилось сердце. Он захотел обнять ее, погладить по волосам, прижать ее лицо к пуговицам своей рубашки, похлопать по спине (потереться лицом о ее мягкое горло, обвить ее руками, накрыть ладонью…).
— И нигде больше нет буквально ни одного Малквиста. Девятый и последний, конец рода. Все повывелись.
По ее щеке скользнула слезинка и утопила его. Она поймала ее ногтем.
— Взгляните, Боси. Чистый спирт. Я сама себе отвратительна. — Ее отражение весело посмотрело на него. — Боси, у вас есть дети?
— Пока что нет. Нету.
— Ваша жена беременна?
— Нет.
— У нее случались выкидыши?
— Нет.
— А у вас где-нибудь есть незаконные дети?
— Нет, миледи.
— И никаких подружек, которым приходилось делать аборты?
— Нет.
— И вы не гомосексуалист?
— Нет.
— И не импотент?
— Нет.
— Наверное, вы бесплодны. Он не знал, что на это сказать. Сотворение жизни казалось ему выше человеческих устремлений, и он не верил, что его может тронуть такая божественность, но…
— Не думаю, что я чем-то отличаюсь от остальных.
— Нет. Я тоже, Боси.
Ее голова уперлась ему в грудь. Он смотрел на ее отражение. Ее глаза опять закрылись.
— Так вы никогда никого не брюхатили?
— Нет, я… нет.
— А часто пытались?
— Никогда, — дерзко ответил он.
Ее отражение открыло глаза.
— Что вы хотите сказать, Боси?
— Что я никогда никого не брюхатил.
— Боси, вы что, девственник?!
— Да, — стыдливо признался Мун.
— Но я думала, что вы… а как же ваша жена?
— Она тоже девственница. Стало быть, и я, — просто сказал он.
— Но почему, Боси…
— Она боится, — объяснил он. — Она любит только играть, понимаете, у нее на этот счет блок.
— А давно вы поженились?
— Прошлым летом. Наша фотография была в «Тэтлере».
— И давно вы ее знаете?
— Я вырос вместе с ней. Мы дружили с самого… детства. В деревне. Мы вместе играли в деревне. — («И однажды я украсил ее цветочными гирляндами и поцеловал…»)
— Маленькая сучка.
— Нет, — возразил Мун. — Я хочу сказать, у нее было ужасное детство и семья, понимаете, и… и я все делал не так, мы никогда не были в состоянии, когда это становится естественным, мы прикидывались естественными, но в действительности наблюдали, как мы изображаем естественность, и она не могла. — Вспомнив, он умолк. — Думаю, у меня был неправильный подход к ней…
— Бедный Боси. — Она улыбнулась ему. — Неизвестная величина.
Он стоял неловко, точно школьник.
— Вы не выключите ванну?
— Да, миледи.
В ванной на черном полу на фоне черного кафеля бок о бок стояли две черные ванны. Раковина, унитаз и коврики у ванн были розовые. Дверь, ведущая в гардеробную лорда Малквиста, стояла настежь. Он заглянул туда: пусто. На полосатом меховом диване под окном аккуратно разложена одежда.
Когда он вернулся в спальню, красный махровый халат лежал на табурете, а полог балдахина был задернут от изножья до подушек. Леди Малквист высунула в проем голову и выставила голое плечо. Она прикусила губу и улыбнулась:
